Сцена из спектакля Театра наций "Кто боится Вирджинии Вульф?"
Театр Наций
Сумасшедшая, страстная, смелая пьеса Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вульф» стала последней премьерой этого года в Театре наций. Поставил эту популярнейшую пьесу 33-летний режиссер Данил Чащин, у которого в его послужном списке уже не один десяток работ, из них половина — в московских театрах, но пока ни одной всерьез удачной.
Впервые поставленная на Бродвее в 1962 году, пьеса Олби мгновенно стала скандально популярной. Зрители выходили раздавленными тем количеством скелетов, что вывалились на них за три часа действия — американская сцена к такому еще не привыкла. В пьесе — две супружеские пары, постарше и помоложе. Постарше — это университетский профессор истории Джордж (Евгений Миронов) и его жена Марта (Агриппина Стеклова). Глубокой ночью к ним заезжает в гости пара помоложе, с которой хозяева познакомились накануне на вечеринке, — Ник (Александр Новин) и Хани (Мария Смольникова). Джордж и Марта затевают опасную психологическую игру, вскрывая масштабный разброс собственных чувств — от взаимной ненависти до взаимной любви, — и втягивая в эту игру новых друзей. Более чем 20-летний брак героев дал трещину, огнедышащая Марта требует от вяловатого Джорджа новой остроты ощущений и привлекает молодую пару как катализатор очередной семейной бури.
Известно, что Олби должен был получить за пьесу Пулитцеровскую премию, но в последний момент произошел скандал — внезапно премию в тот год вовсе отменили, исключительно ради того, чтобы не давать ее этой сомнительной пьесе. Жюри премии объяснило, что герои частенько пускают в ход обсценную лексику, а бесконечные аллюзии к сексу совсем уж непристойны. Пуританские нравы в Америке начала 60-х рулили гуманитарной сферой жизни из последних сил.
На сцене Театра наций обсценной лексики, как завещал великий Олби, навалом. Публика, как водится, смеется после каждого непарламентского выражения, и порой кажется, что большинство зрителей ходят в театры послушать мат, потому что в жизни им его не хватает. Можно было бы сказать, что это проблемы публики, если бы режиссер так охотно не педалировал эти слова — словно сам только-только избавился от недреманого ока завуча. То, что для Америки начала 60-х было своего рода отвагой, для Москвы 2022-го — вполне привычная вещь, и смысл упиваться сквернословием давно исчез. Ну разве что от собственного инфантилизма и желания во что бы то ни стало порадовать публику недавней «запрещенкой».
