Когда я открывал этот блог, то обещал реагировать на важные события, и вот пожалуйста: очередной интеллектуальный продукт «Инсора». Важность – не бог весть какая, да и на событие тянет с трудом, но все-таки есть повод поговорить, – тем более, что некоторые из затронутых в документе тем меня интересуют. К их числу не относятся ни ритуальные заклинания о «глубинной, системной и решительной модернизации», которые к делу вообще не относятся, ни туманные геополитические фантазии, без которых в современной российской публичной речи не обойтись, ни некоторые детали, просто выходящие за рамки моей профессиональной компетентности. В документе, однако, намечены контуры институционального устройства, которое авторы считают оптимальным для России, и по этому поводу стоит высказаться. Моя проблема с этим текстом состоит не в том, что авторы сознательно уходят от обсуждения практических механизмов реализации своих идей, ограничиваясь ясным указанием на то, что случится это в довольно отдаленном будущем. Понятно, что реализация любой стратегии институционального строительства – вопрос политического контекста, и если авторы не хотят вдаваться в его анализ, то это заслуживает понимания. Но у меня есть вопросы по существу. Говоря об основах институционального устройства, то есть о системе разделения властей, авторы элегантно обходят стороной вопрос о том, каким образом их идеал – формирование правительства думским большинством – согласуется с реалиями Конституции 1993 г., однако дают понять, что менять ее не собираются. Они просто допускают, что думское большинство всегда будет у президентской партии. Допущение столь же смелое, сколь и наивное. В условиях авторитаризма, после «выборов» образца 2007–2008 гг., это, конечно, неизбежно. Но если хотите демократии, то надо мириться с перспективой того, что думское большинство довольно регулярно будет оказываться у антипрезидентской оппозиции. И пусть не главный, но существенный порок Конституции 1993 г. состоит в том, что реальных механизмов для разрешения подобных ситуаций она не предлагает. В реальной жизни это случилось только один раз: сразу после дефолта 1998 г., когда Ельцин был вынужден согласиться на кандидатуру поддержанного Думой Примакова. Но мне бы не хотелось, чтобы штатные, в общем-то, политические ситуации впредь сопровождались тем накалом страстей и политической неразберихой, которыми было ознаменовано недолгое примаковское премьерство. В мире широко распространена полупрезидентская модель, которая дает вполне удовлетворительное решение проблемы. Но об этом авторы не говорят: Конституцию-93 трогать не велено. Платой за умолчание оказывается модель с конструктивным пороком, который – будь эта модель реализована – в условиях политического конфликта привел бы к эскалации кризисного развития, как это и случалось в 1990-х. В минувшую эпоху возвращают нас и рассуждения авторов об оптимальной партийной системе, повторяющие идею ельцинских советников пятнадцатилетней давности о бивалентной (т.е. с двумя лидирующими партиями) многопартийной (т.е. со скромным присутствием других партий) системе. Это – безвредные, но бессмысленные фантазии, потому что формат партийной системы в рамках широкого типа многопартийности не поддается институциональной инженерии. Справедливости ради скажу, однако, что желанная авторам партийная система встречалась в некоторых западноевропейских странах с парламентскими режимами, – скажем, в Голландии. Институциональное устройство с сильным выборным президентом располагает к иным типам многопартийности (скажем, как в Бразилии или во Франции), но авторам доклада это либо неизвестно, либо неинтересно. Они ведь просто мечтают: чтобы все было, как при дедушке, но только лучше. Впрочем, авторы затрагивают институциональный механизм, который мог бы реально способствовать оптимизации партийного поля: избирательную систему на думских выборах. Ее они предлагают снова поменять, склоняясь в своих симпатиях к «смешанной связанной» модели, которую разъясняют следующим образом: это когда половина депутатов избирается по партийным спискам, а другая – по одномандатным округам. Полагаю, что большинство читателей усмотрит в этом описании ту избирательную систему, которая применялась в России до выборов 2003 г. включительно. Уж не знаю, известно ли это самим авторам доклада, но в действительности «смешанной связанной» называют систему, которая была изобретена в Германии после войны и сохраняется там до сих пор. Не вдаваясь в детали, скажу, что по основному механизму распределения мандатов эта система – чисто пропорциональная, а выборы в одномандатных округах служат дополнительным механизмом привязки депутатов к территориям. Забавно, что когда осенью 1993 г. Виктор Шейнис, явившись к Ельцину, отстаивал смешанную систему, то ссылался именно на опыт Германии. Потом Шейнис признался, что просто не знал о различиях между «связанной» и «несвязанной» моделями. Сегодня в России есть серьезные эксперты (например, Аркадий Любарев), которые выступают именно за «связанную» модель вполне сознательно. Я с ними не согласен: эта модель, на мой взгляд, применима только в условиях уже сложившейся партийной системы, а современная российская партийная система деградировала до такой степени, что ее надо будет создавать заново. Для этого потребуется другой институциональный механизм. Но серьезные аргументы в пользу той или иной позиции вряд ли уместны в контексте обсуждения инсоровского творчества. Им надо, опять-таки, чтобы было как раньше (отсюда «смешанная»), но только лучше (отсюда «связанная»). И, наконец, о выборности губернаторов. Введение в 2004 г. системы их фактического назначения не только стало одной из важнейших антидемократических мер того периода, но и – это важно – осознается в качестве таковой значительной частью наших сограждан. Восстановление прямой выборности – популярная идея, и меня не удивляет, что авторы доклада присоединяются к ней, отвлекаясь даже от недавних указаний босса. Впрочем, речь ведь идет об удаленном будущем. Если бы авторы подошли к своему делу чуть-чуть более ответственно, то они, вероятно, задумались бы о том, почему в 90-х гг. прямая выборность губернаторов привела к авторитарной деградации большинства региональных режимов. Возможно, тогда они предложили бы механизм, который, с одной стороны, ставил бы региональную власть под более эффективный контроль граждан, а с другой – позволил бы нейтрализовать недостатки мажоритарного принципа, лежащего в основе прямых выборов главы исполнительной власти. Но зачем? Давайте сделаем будущее прошлым, а проблемы не вернутся, потому что будущее – светлое по определению. Я думаю, что главный недостаток доклада «Инсора» – это интеллектуальная несостоятельность, неспособность предложить хотя бы что-то такое, что выходило бы из наезженной в 90-х гг. колеи. Не стану спекулировать на тему о том, что люди как будто специально хотят дать побольше аргументов многочисленным аналитикам, которые ставят знак равенства между демократизацией и возвратом в «лихие девяностые». Не заподозрю авторов и в интеллектуальной импотенции. У них, конечно, не получилось, но ведь не получается зачастую просто по той причине, что партнер – не слишком привлекательный. В этом, я думаю, проблема. Виагра тут не поможет.
