Крах фондов «Юниаструм Банка» – одно из тех событий, которые «удлиняют» память инвесторов, а собственников заставляют менять точку зрения на их бизнес. Стоимость паев нескольких фондов из пяти десятков ОФБУ, управляемых банком, всего за пару дней обесценились на 90% и более осенью 2008 года. Прошло полтора года, но история не закончена: пайщики судятся, банк – строит планы возвращения на рынок управления активами. О том, сколько денег пришлось залить в фонды для их поддержки, и какие выводы из этого были сделаны, Slon.ru рассказал председатель совета директоров «Юниаструм Банка» Георгий Писков.К риску готовы | Правые и виноватые | Cosa Nostra | Только не розницаК РИСКУ ГОТОВЫ

Пайщики нескольких фондов «Юниаструм Банка», которые не успели вывести деньги до кризиса, потеряли более 90% вложенных средств. Как история с ОФБУ отразилась на бизнесе банка?

– История, конечно, неприятная. На бизнесе банка она отразилась, так как мы понимаем, что понесли весьма существенный репутационный урон. Да, по сути, мы потеряли бизнес по управлению активами, с другой стороны, мы приобрели большой опыт и знаем, что следует и чего не следует делать в будущем. В результате этой истории я получил большой интеллектуальный капитал и теперь очень много знаю о том, чего делать не следует. Не совершает ошибок только тот, кто ничего не делает. –

Какие уроки вы для себя извлекли?

– Основной урок, который я извлек из всей этой истории, заключается в разделении разных сторон бизнеса: юридической и той, что связана с разными аспектами восприятия у клиентов. Когда мы строили наш диалог с клиентом-пайщиком, то задавали вопрос: вы понимаете, что, возможно, больший доход ведет к возможно большим потерям? Ответ был – «да». «Вы готовы пойти на этот риск?» – спрашивали мы. «Да», – снова говорил клиент. С юридической точки зрения, на этом разговор был закончен, после этого мы оформляли документы: договор и заявление, где клиент подписывался под этими своим словами. Но потом я понял, что этому нельзя было верить, и наша стратегическая ошибка заключалась в том, что мы недостаточно изучили это рынок. Мы полагали, что клиент готов рисковать, а на самом деле он не был готов к этому риску. –

Как вы оцениваете ситуацию с этической точки зрения?

– Считаю, что мы повели себя в этой истории максимально открыто и честно. Как любой уважающий себя управляющий активами, немедленно сообщили о понесенных потерях, как только поняли, что они материализовались. Может, надо было как-то замолчать это, что-нибудь придумать, не знаю. При уровне информированности клиентов о существующих рисках, может быть, нельзя было поступать так, как поступили мы. Видимо, наш рынок предпочитает быть менее информированным, и мы все еще не готовы к тому, чтобы принимать ответственные решения. –

Может, дело в том, что декларации фондов оставляли управляющим большую свободу в выборе объектов инвестирования?

– Можно говорить о том, хорошо или плохо управляющие проявили себя в искусстве управления фондами, но это все-таки другой вопрос, который каждый для себя решает индивидуально, выбирая себе управляющего. Наша идея была в том, чтобы дать розничному инвестору возможность создать сбалансированный диверсифицированный портфель из паев разных фондов, как рискованных, так и консервативных. Правда состоит в том, что большинство инвесторов не прислушались к такому совету. Они сами выбирали тот фонд из линейки, который им больше всего по каким-то соображениям понравился. Инвестиции делались, как правило, на основе исследования его исторической производительности. И туда-то они и вкладывали большую часть своего портфеля! Наше дело было – посоветовать, а прислушаться или нет – это уже воля клиентов. –

В свое время нечто похожее говорил владелец банка «Русский Стандарт» Рустам Тарико. Когда он столкнулся с давлением регуляторов из-за жалоб заемщиков, стал сетовать на то, банку не удалось верно определить оптимальный уровень долговой нагрузки на человека, клиенты сами выбирали наиболее дорогой вариант получения кредита. Почему обучение финансовой грамоте так сильно бьет по карману наших потребителей?

– Может быть, Тарико и прав. Это не только российское явление, оно характерно для рынков других стран, но в значительной степени, конечно, развито здесь, в России. Все-таки ощущение, что есть кто-то, кто за тебя подумает и примет решение, очень свойственно нашим людям. Они не хотят воспринимать позитивные и негативные стороны того продукта, которым они собираются пользоваться, сбалансированно. Они хотят смотреть только на яркую сторону вопроса, а о темной не хотят даже и думать. С другой стороны, может быть, именно поэтому Россия – такая динамичная страна: здесь возможно сначала получить 170% дохода готовых, а потом 95% убытка и потом снова 170% годовых. Мы ввязываемся в какие-то проекты, в которые никто не верит, а потом все удивляются: как это все получилось? Да просто россияне ничего не боятся, в этом весь фокус. ПРАВЫЕ И ВИНОВАТЫЕ

Ваша личная готовность к риску отличается от среднего уровня российского частного инвестора?

– Думаю, что да, потому что я – информированный человек, люблю принимать информированные решения и на риск иду осмысленно. Я заранее себе представляю, во что то или иное решение может мне обойтись. К сожалению, не всегда все проходит так, как было задумано, иногда представляю себе одно, а все оказывается по-другому. –

В каком состоянии находятся дела с претензиями пайщиков сейчас?

– Основная масса претензий рассмотрена, те из них, которые имели под собой какую-то почву, удовлетворены. 87 пайщиков подали на нас в суд, из этих дел уже рассмотрены в судах 39, и все они выиграны нами. Если перевести наши отношения с пайщиками в юридическую сферу, я полагаю, мы все-таки правы. Часть пайщиков пошли на неюридические меры отстаивания своей точки зрения, стали демонстрации устраивать – это их право. К главному офису приходили человек 15 с флагами. Но я думаю, что это – не самый правильный путь: если люди считают, что они правы, то должны обращаться в суд. –

По некоторым данным, компенсации отдельным клиентам составляли 80

90% вложенных средств. Каков размер компенсации у тех пайщиков, претензии которых имели под собой какую-то почву?

– Сумма урегулированных во внесудебном порядке претензий составляет порядка $10 млн, а всего было потрачено на поддержание фондов около $20 млн. –

Сколько средств в настоящее время пайщики требуют возвратить в судебном порядке, и много ли таких исков?

– Сумма исков в суде – около миллиона долларов, все, кто хотел подать в суд, подали. На самом пике объем активов ОФБУ доходил до $151 млн, потом сумма снижалась вместе с рынком. Когда в России случился кризис, рынок репо схлопнулся и практически перестал существовать. Это нанесло смертельный удар нашим ОФБУ, стоимость активов снизилась на порядок. –

Почему большая часть средств накануне кризиса оказалась вложена в облигации, на основе которых была выстроена пирамида репо?

– Это было предусмотрено самой инвестдекларацией и стратегиями фондов. А, собственно, откуда еще можно извлекать сверхдоходы?! Однако дело не в одних сверхдоходах, а еще в том, откуда ликвидность извлекать. А эти фонды давали своим клиентам ежедневную ликвидность, и клиенты могли снять свои деньги в любой день. Понятно, что когда конъюнктура рынка изменилась, и люди бросились изымать деньги из этих фондов, нужно было каким-то образом создавать ликвидность. А единственным инструментом ликвидности является сделка репо, особенно тогда, когда основной актив становится менее ликвидным или резко обесценивается. В этот кризисный момент управляющие поступили правильно, снова и снова закладывая облигации для того, чтобы получить ликвидность и рассчитаться с пайщиками. И я тоже так бы поступил, то есть, я разделяю их взгляд на ситуацию в тот момент. Я просто не знаю, как еще можно было поступить. –

Однако теперь вы знаете многое из того, что делать не следовало. Что же это?

– Банком была допущена стратегическая ошибка, она, в том числе, и моя. При создании этих фондов мы исходили из ложной потребности клиентов в ежедневной ликвидности. Здесь мы повелись на конъюнктуру рынка, и это было ошибкой, конечно. Если бы я сейчас вернулся на несколько лет назад, когда это все задумывалось, то я бы сказал, что максимальная периодичность предоставления ликвидности пайщикам должна быть ежеквартальной. COSA NOSTRA

Банк выиграл суд против одного из пайщиков, владельца сайта «АнтиЮни» Руслана Ибрагимова. Публикация опровержения и компенсация в 363 000 руб. – не слишком суровое наказание за сообщения, оставленные посетителями сайта?

– Действительно, интересная история. Ибрагимов формально подошел к исполнению решения суда: разместил его наверху страницы. Из банка на сайт нельзя зайти: он заблокировал наши IP-адреса. Но дело в том, что из дома я могу на этот сайт зайти и с интересом читаю, поэтому знаю, что там происходит. В сообщении говорится, что утверждения о мошенничестве, воровстве, ограблении, обмане и злоупотреблением доверием в отношении вкладчиков ОФБУ являются заведомо ложными. А дальше – ничего не изменилось в работе этого сайта. Не могу сказать точно, кто конкретно публикует те или иные высказывания под никами, но есть ощущения, что часть из них принадлежит модератору. То есть, сайт не только является площадкой для обсуждения. Я считаю, что это несправедливо, почему мы должны все это терпеть? Он – не просто частное лицо: создав сайт, он, по сути, создает средство массовой информации. И как любое СМИ, которое публикует лживую информацию, приносящую урон репутации, должен отвечать по закону. –

Кстати, насчет обвинений в воровстве. Проверка ФСФР, проведенная Счетной палатой, показала, что решение о возобновлении действия лицензии по управлению ценными бумагами «Юниаструм Банку» было принято преждевременно. Палата анализировала отчетность банка и в действиях ФСФР усмотрела признаки коррупции, а проще говоря, получения взяток. Они были?

– Счетная Палата «Юниаструм Банк» не проверяла, в банке проводил проверку наш регулятор – ФСФР, мнение которого я уважаю. Считаю, что он поступил мудро, правильно и справедливо, взявши на себя труд досконально разобраться во всем. Служба провела огромнейшую работу по исследованию всех цифр и фактов, связанных с бизнесом по управлению активами. Проверка, которую проводила в банке ФСФР, носила супермасштабный характер, мы обменялись тоннами документов. Наша лицензия была приостановлена год назад, а в конце 2009 года действие предписания закончилось, и де-факто лицензия у нас сейчас есть. –

Чем сейчас занимается бывший заместитель предправления Денис Еганов, руководивший бизнесом по управлению активами? У вас есть к нему какие-то претензии?

– Я с ним не общался уже очень давно – больше года. Юридического развода не потребовалось, мы просто прекратили с ним общаться, и все. Принадлежавшая ему брокерская компания «Ютрэйд», векселя которой были в некоторых фондах, никогда не была аффилированна с банком, просто несколько лет назад были общие акционеры. При создании этого брокера у меня и Гагика Закаряна была мажоритарная доля, небольшая – у Еганова. Потом на определенных условиях мы прекратили свое участие в этом проекте, что произошло задолго до кризиса. Я понял, что для нас нет перспектив в брокерской деятельности. На общечеловеческом уровне претензии у меня к нему есть. ТОЛЬКО НЕ РОЗНИЦА

Как теперь банк будет развивать бизнес по управлению активами, когда появятся новые ОФБУ?

– Задача банка, как определено в решениях совета директоров, состоит в том, чтобы вернуть этот бизнес в нормальное русло. Мы в значительной степени оценили тот горький опыт, о котором я говорил прежде, много выводов сделано. Отлаживаем новые учетные технологии – в первую очередь, документооборот, приводим все в соответствие с новыми требованиями, которые за последнее время появились. Та новая линейка фондов, которая разрабатывается, кардинально отличается от того, что было прежде. Сейчас подходим к завершению ее разработки, трудно назвать точные сроки, но думаю, что до конца года она уже будет функционировать. –

В чем заключается новая стратегия по управлению фондами?

– Есть абсолютно четкое понимание, что мы ни с кем не хотим конкурировать, не хотим каких-то высот занимать в этом бизнесе. Хотим предложить хороший, устойчивый, очень консервативный минимальный набор фондов для квалифицированного, понятного, информированного и значительного инвестора. Это означает, что в так называемом розничном рынке мы не заинтересованы. Минимальный вход будет точно не меньше миллиона рублей, может, даже больше.