Фото: Зарина Кодзаева / Inliberty

Фото: Зарина Кодзаева / Inliberty

Вера в прогресс лежит в основе развития не только науки, но и любого общества. Есть ли границы у этой веры и у самого прогресса? В рамках проекта InLiberty «Великие споры» об этом поговорили политолог Екатерина Шульман и искусствовед Григорий Ревзин. Republic публикует сокращенную стенограмму спора.

Ведущий. Каждый день случаются какие-то технологические открытия. Илон Маск недавно отправил в космос целый автомобиль с куклой внутри; роботы выигрывают у человека в шахматы, в го и даже ведут дебаты не хуже человека. В то же время мы видим в мире рост популярности консервативных движений и ценностей. И как-то всё это сочетается между собой: вера в технологический прогресс и скептицизм по отношению к настоящему. Прежде чем перейти к обсуждению сложившейся ситуации, хочется поговорить о прогрессе в целом, о том, что это такое, есть ли у него критерии, и если есть, то в чём они проявляются.

Шульман. Мне бы сразу хотелось сказать, что сводить идею прогресса к техническому прогрессу – значит не понимать самого главного. Меня гораздо меньше изумляют (может быть, в силу моей технической неграмотности) технические достижения; меня гораздо больше изумляет прогресс социальный. Ну разве не поразительно, например, что человеческие жертвоприношения вышли из обихода? Такая прекрасная практика, освящённая веками, когда-то все народы этим занимались, и в значительном количестве священных текстов это дело описано, но вот как-то постепенно – сначала перешли на жертвоприношения животных, потом и от этого отказались. Калечащие практики тоже сходят на нет; те, которые остались, осуждаются. Убийства, скажем, слабых детей или инвалидов тоже уже не являются общераспространёнными. Убийства чести зарезервированы либо за уголовной аристократией, либо за отдельными уголками планеты. Да чего там, смертная казнь применяется всё меньше, за всё меньшее количество правонарушений и в ограниченном количестве стран. Фронтальные войны посредством больших массовых армий тоже не так часто уже происходят, как в прошлом. Поэтому суть прогресса – в социальных изменениях, суть прогресса – в постепенном снижении уровня насилия, снижении толерантности к нему. Исчезновение ощущения его нормальности, как у Набокова, «как-же-иначности». Вот эта «как-же-иначность» когда уходит из сознания, то постепенно социальные практики пристраиваются к ней, и то, что люди делали, – и казалось, что без этого никуда, – они почему-то делать перестают.