Александр Петриков специально для «Кашина»

Это должен был быть текст с посылом «Свободу Любови Соболь», но вновь обнаруженные обстоятельства приходят на помощь конспирологу-кремленологу – Соболь отбыла двое суток и освобождена, дальнейшая перспектива ее посадки туманна, адвокат обещает даже, что напрашивающегося суда по мере пресечения не будет, и образ женщины, которая вот-вот уедет на годы из-за единственного звонка в дверь, начал таять – более правдоподобной кажется двухсуточная предновогодняя заминка на совещаниях и созвонах, когда какой-нибудь, скажем, кремлевский либерал багровеет лицом – сажать! – а затюканный силовик робко ссылается на западное и наше общественное мнение, что если посадить, то скандала не оберешься, и лучше отпустить – и некто во главе стола, сам думающий скорее о собственных новогодних планах, компромиссно говорит, что давайте лучше после праздников, никто никуда не убежит, а сам думает, что если вдруг освобожденная Соболь этой же ночью сядет за руль и через Минск и дыры в литовской границе воссоединится назавтра в Берлине со своим шефом, превратившись в которую уже по счету нашу российскую Тихановскую (им опыт Тихановской кажется очень успешным, наверное, вообще самым успешным с точки зрения сохранения несменяемой стабильности) – то это будет лучшее развитие событий, гораздо лучшее, чем если завтра навальновская блондинка превратится в политзаключенную номер один со всеми вытекающими. В общем, такое почти половинчатое решение, и оно принято, и только на другом конце стола кремлевский либерал (Собянин, Кириенко, Вайно?) ворчит – нет уж, лучше бы закатали годика на два, пошила бы рукавицы, ничего лучше еще не придумано.

Понятно, что это такая очень вольная реконструкция, и наверняка в реальности все было по-другому, но вряд ли и сама Любовь Соболь станет спорить с тем, что решение по ее поводу было именно политическое, и принималось не в районном ГУВД и вообще не в полицейском ведомстве, и еще – решение это было такое, что по итогу его Любовь Эдуардовна, даже если она уже простилась со свободой на годы, смогла вечером 27 декабря принять душ дома и лечь спать в собственную кровать, а не на казенную шконку. Это объективный факт, ну а как его интерпретировать – как столкновение разных мнений внутри политической власти, или как случайное торжество закона, или даже просто как сбой репрессивного механизма – это уж сами решайте. В наших условиях все сомнения должны толковаться в пользу, в данном случае, Любови Соболь. В конце концов, она человек, преследуемый государством, жертва и все такое – о жертвах не спорят, жертвам только сочувствуют, и это вполне разумно, но в известной степени лицемерием кажется такой подход, когда бесспорной жертвой считается политическая фигура, сажаемая и, что гораздо важнее, выпускаемая, в результате политического решения. Человек дома, человек не уезжает в лагерь, с человеком все в порядке, и вы даже не знаете, нуждается ли он в вашем сочувствии.