Фото: Дмитрий Рогулин/ТАСС

Еда

Андрей Сизов,
директор аналитического центра «СовЭкон», специализирующегося на аграрном рынке

Сельскохозяйственный бизнес у нас в значительной мере закредитован, общая сумма кредитов составляет более двух триллионов рублей – это уже существующие, старые кредиты, которые в основном выданы бизнесу в госбанках. Рассмотрение новых кредитов, вероятно, будет приостановлено, а процентные ставки по ним будут повышены. В начале года можно было брать кредит под 10–11%, в последнее время прозрачный, крупный бизнес без долгов мог получить кредит по ставке 15–16%. Теперь, если ключевая ставка 17,5%, то проценты по кредитам будут никак не меньше 19–20%.

В первой половине года было заявлено множество новых проектов, рассчитанных на льготное финансирование и низкие кредитные ставки. Если ставка теперь будет 20%, то вопрос к государству, сможет ли оно предоставлять соответствующие льготы. Пока что процентные ставки растут, а субсидирование остается на прежнем уровне – 2/3 от ставки рефинансирования, то есть от 8%.

После такого шока банки, очевидно, будут ужиматься с кредитами, а сельское хозяйство – это сезонный бизнес с высокими рисками и долгим циклом, поэтому без кредитов его делать невозможно.

Относительный плюс состоит в том, что Россия – крупный экспортер зерна и масличных культур, так что рост доллара приводит к тому, что зерно будет дорожать (в рублях) и выручка сельхозпроизводителей увеличиваться. Конечно, для этого сначала цены должны как-то устаканиться, потому что во время таких скачков валюты тем же зерном никто не торгует.

Но насколько те же производители выиграют в конечном итоге, сказать сложно, потому что сильно вырастут в цене материально-технические ресурсы, которые привязаны к мировым ценам в валюте. Цены на семена, например, кукурузы, свеклу, картофель, а также технику и удобрения уже активно растут. Так что под новый урожай ценник по многим позициям вырастет не меньше 50–60%.

Все это накладывается на не очень последовательные заявления властей об ограничении экспорта зерна. То будут, то не будут. Надо сказать, что когда в 2010 году закрыли экспорт из-за неурожая, в итоге резко упали цены, и это привело к сокращению посевных площадей, которое в свою очередь привело к неурожаю 2012 года. Надеюсь, государство и правительство помнят этот опыт и не станут ограничивать экспорт. Тем более что на мировом рынке цены растут. И, к счастью, сегодня у нас есть около 103 млн тонн зерна, то есть на 42 млн тонн больше, чем тогда.

К чему все это приведет? Где-то сократится посевная площадь, где-то колхозники будут переходить на более дешевые культуры, например с дорогой кукурузы (вложения на гектар 20–30 тысяч рублей и выше в 2014 году) на пшеницу (10–20 тысяч). В животноводстве мы увидим паузу в запуске новых крупных проектов. Банки будут ужесточать условия кредитования и повышать ставки. Отдельный вопрос, что будет с субсидированием процентных ставок и какова вероятность того, что программа льготного кредитования АПК может быть в принципе свернута, как об этом сказал сегодня Николай Федоров.

Уже известен итог 2014 года – продовольственная инфляция на уровне 14,5%. Много, конечно, но пока не сравнить с 1990-ми. В этом году было три фактора: в начале года мы закрывали импорт из-за африканской чумы свиней, в середине года случились антисанкции, а в конце – девальвация рубля (и хотя пока это не сказалось на ценах, но все у нас впереди).

Насколько сильной будет продовольственная инфляция в 2015 году, в первую очередь зависит от того, что будет с рублем. Если он зафиксируется на сегодняшнем курсе, то продуктовая инфляция составит 12–15% – это среднеоптимистичный прогноз. Так, для сравнения: в прошлом, 2013 году, она составила 7%. Немного это сгладится тем, что, очевидно, сократится спрос. Потребитель уже переходит на более дешевые продукты, более дешевые виды мяса, кто-то уже вынужден полностью от него отказываться. Потребление мяса в среднем в России в этом году впервые за длительное время сократится. В результате санкций доля западной продукции уменьшилась, но не столько из-за роста российского производства, а сколько из-за сжатия рынка.

Что может тут сделать власть? Слава богу, до прямого регулирования цены мы пока не дошли. Отмена антисанкций, безусловно, могла бы уменьшить продуктовую инфляцию, потому что усилила бы конкуренцию. Когда ввели продуктовые антисанкции, стоимость импортной бразильской свинины выросла сразу на 20%. Конечно, все эти 20% обратно отыграть не получится, но все равно можно ожидать заметного снижения. 

Предположу, что, судя по риторике, власть рассматривает возможность и скорой отмены российских продовольственных антисанкций. Конечному потребителю это, конечно, поможет. А вот для бизнеса, если он раньше на фоне массовых призывов к импортозамещению уже во что-то инвестировал, это будет неприятный сюрприз.

Одежда и обувь

Дарья Ядерная,
управляющий директор Esper Group – консалтинговой компании в индустрии моды

Спрос сократится на 40–45% в течение 2015 года при сохранении текущей динамики евро. Меры поддержки – жизненно необходим доступ к кредитованию бизнеса, без него невозможно будет продолжение развития множества компаний. Поддержка государства будет очень нужна – как прямая, так и косвенная, так как рынок сам себя из этой глубоко политизированной ситуации и при искусственно закрытой экономике не вытащит. Некоторые поставщики сегодня ради сохранения России как рынка идут на беспрецедентные меры, вплоть до поставления товара в бессрочный кредит, по принципу «лишь бы остаться на рынке, лишь бы не пустые полки». В этом смысле вопрос, как долго это будет продолжаться, ведь предел прочности поставщиков тоже не бесконечен. Существующие складские запасы уже скоро станут прошлым сезоном, подлежащим скидке. Поэтому ритейлеры сначала переоценят этот товар (не по новому курсу, конечно, но добавят 15–20% к цене) и лишь потом выйдут на распродажу, чтобы от товара избавиться. Весна-лето будущего года были оплачены по курсу более раннему (доллар – от 40 до 45 в среднем), поэтому еще полгода цены будут выше, чем в предыдущих сезонах, однако не столь болезненно для покупателя, вот с осени 2015-го мы уже полностью войдем в кризис при ценах на 50–60% выше. Новая ставка ЦБ должна была бы повлиять, если бы экономика уже не вошла в эту спираль, которую не остановить. Ритейлерам в текущих условиях кредитоваться совершенно невозможно – было невозможно кредитоваться и при прошлой ставке рефинансирования, тем более невозможно сегодня. Реальная ставка, которую мог бы вынести фешн-ритейлер, – 5,5–6%, а даже при 15% в начале года это было сложно и рискованно, сегодня это будет не менее 25% (с учетом того, что ликвидности-то на рынке почти нет), а это неподъемно.
Наталья Демидова,
генеральный директор Национального обувного союза Безусловно, повышение ключевой ставки – экстренная мера ЦБ, связанная со скачком валютного курса. Никто сейчас не сможет сказать, как долго сохранится повышенная ставка, поэтому прогнозы делать бессмысленно. Что намного больше волнует отрасль, так это курс доллара. Обувь в основном шьется в Китае. Рынок на 85% состоит из импортной продукции. Чиновники говорят, мол, появляется шанс у отечественного производителя. Могу сказать, что это полная ерунда. Даже у отечественных производителей обуви доля импортных комплектующих – 50–70%. От этой ситуации не выигрывает никто. Достаточно, кстати, вспомнить дефолт 1998 года. В нашей отрасли он никому не дал толчка к развитию. У меня собрана статистика: в 1996 году уровень производства кожаной обуви находился на уровне 17 млн пар в год. Потом он вырос до 24 млн, сейчас упал до 22 млн. По сути, никакого прорыва последние 18 лет не было. Потому что помимо дорогого доллара нужна инфраструктура для фабрик, отечественные комплектующие – ничего этого нет. Сложно сказать, насколько сейчас повысятся цены. Многие жертвуют маржой, лишь бы остаться на рынке. В кризисный 2009 год цена на импортную обувь выросла на 15–20%, но я не уверена, пойдут ли на это сейчас. Сергей Ломакин,
совладелец сети «Центробувь» На рынке заемного финансирования сейчас полное непонимание. Текущая ставка по кредитам у нас на уровне 12%. Сегодня уже связывались с банками, спрашивали, что дальше, но пока у них самих нет представления. По текущим контрактам у нас риски захеджированы, но вот будет ли такая возможность дальше, на фоне растущего рубля – вопрос. Новая коллекция, весна-лето, пойдет в магазины с февраля. По ней есть отсрочка платежа на три-шесть месяцев. Соответственно, к февралю надо решить, насколько поднимать цены. Будем ориентироваться на рынок. Сейчас на фоне спекулятивных атак на рубль трудно что-то прогнозировать.

Недвижимость

Яна Мандрыкина,
управляющий партнер «БЕСТ-недвижимость на Маяковской» Мне известно о трех сделках, сорвавшихся за сегодняшний день, а за последнюю неделю их уже сорвалось десять. Последние полгода почти всегда суммы в договорах купли-продажи привязывают к курсу доллара или евро. И теперь, когда курс растет с такой скоростью, сделки срываются. Человек, который уже подписал договор и положил сумму в долларах в банковскую ячейку, видит курс и требует разорвать договор, потому что понимает, что переплатил. Формально это сделать непросто, многие уже готовы судиться. А покупатели, которые брали рублевые ипотечные кредиты, но не успели подписать договор купли-продажи, часто бросают уплаченный залог и отказываются от сделки, потому что боятся увольнений и изменения процентной ставки. Сложнее всего, конечно, тем, у кого есть ипотечный кредит в валюте, теперь у многих сумма кредита стала больше, чем стоит сама недвижимость. Повезло только тем, кто успел перекредитоваться в рублях. На прошлой неделе я помогала подруге погасить ипотечный кредит в долларах и взять новый в рублях. Уже тогда ей пришлось за это доплатить своих 500 тысяч рублей. Это было при курсе доллара 53 рубля, сейчас бы она заплатила за ту же операцию уже под миллион. И, например, другой клиент, который долго думал и сделать это не успел, теперь не понимает, что ему делать. Похожий опыт у нас был в 2008 году, но тогда не было такого галопирующего темпа падения рубля. Сейчас у меня некоторый ступор, я не очень представляю, что будет дальше и как это отразится на бизнесе. В любом случае, чтобы понять что-то, нужно дождаться, когда рынок стабилизируется. Дело в том, что никто из нас не работал при курсе 100 рублей за евро, так что идей у меня нет. Переехать в более дешевый офис и сократить треть самых неэффективных сотрудников я уже решила – это те меры, о которых я думаю уже в сегодняшней ситуации. Если дальше будет хуже, будем думать дальше.