Глобальный кризис продолжается. Экономическая ситуация в Европе неидеальна, в России – стагнация. Интеграционные процессы на постсоветском пространстве вызывают критику в Европе. Украина, стремящаяся в ЕС, оказывается связанной обязательствами в рамках Восточного блока Европейского союза, что приводит к углублению стагнации в отношениях России и Евросоюза. О том, кто виноват и можно ли исправить ситуацию, говорили на евразийском форуме «Инновации и международная интеграция», состоявшемся на минувшей неделе в Вероне. Slon приводит размышления двух участников – главного редактора журнала «Эксперт» Валерия Фадеева и экономического советника президента России Сергея Глазьева.

Валерий Фадеев, главный редактор журнала «Эксперт»

Мы наблюдаем разрыв между происходящим в сфере развития мирового хозяйства и актуальной сегодня идеологической концепцией. Мне кажется, разрыв этот должен быть преодолен. И в самой концепции есть некая ложность. Если говорить шире, вообще о последних десятилетиях, то мне представляется, что скорее мы наблюдаем продолжение кризиса, глобального мирового кризиса, и новый вектор развития не найден. И найден он не будет, пока не будут пересмотрены, извините, моральные основания хозяйственной деятельности, ее нравственные основания. Я читал труды профессора Бадзоли (выступление Джованни Бадзоли на форуме будет вскоре опубликовано. – Slon), и в этом отношении, может быть, я даже больший радикал, чем он. Тем не менее рассуждаю примерно в тех же категориях.

Наивно думать, что новый этап мощного долгосрочного развития можно обеспечить, подкрутив какие-то небольшие элементы в системе управления хозяйством, наивно. Это не так. Существующие фундаментальные противоречия должны быть устранены.

Еще замечание, которое я бы хотел сделать относительно инноваций: мы ими восторгаемся, и у меня часто возникает чисто обывательский вопрос. Вот, например, некоторые носят с собой айпэд. Это, безусловно, проявление гения человеческой мысли. Здесь в одной штуке есть телефон, телеграф, диктофон, плеер, телевизор, компьютер, фотоаппарат, видеокамера, путеводитель, игровой компьютер. Наверное, что-то я забыл. Еще, как сказал нам бывший сотрудник ЦРУ Сноуден, это прекрасное средство для прослушки. Он же не выключается никогда, и все происходящее можно прослушивать. И это – в одной маленькой коробочке. Собственно, вопрос: зачем мы таскаем с собой все это барахло? Зачем нормальному человеку нужно иметь в каждый момент при себе телефон – ладно, телефон нужен, – телеграф, телевизор и так далее? Не является ли это такой безумной подменой того, что на самом деле следует делать?

И самое последнее: я недавно читал дневники, письма великого художника Дюрера, и вот Дюрер пишет своему заказчику, пытаясь побольше денег у него забрать, практически вымогает у него деньги. Пишет: я купил лучшие краски, лучший лак. Картина, над которой я работаю, и через пятьсот лет будет выглядеть прекрасно. Действительно, прошло пятьсот лет, и картины Дюрера выглядят прекрасно. У меня вопрос: что мы делаем сейчас такого, что и через пятьсот лет будет хотя бы кому-нибудь нужно? Это к теме глобализации. Я закончил свое выступление евроскептика.

Сергей Глазьев, советник президента России

В основном мы по-прежнему находимся в зоне кризисной турбулентности. Связано это с объективными факторами: происходит смена длинных волн в экономическом росте ведущих стран мира. Этот процесс сопровождается серьезной структурно-технологической перестройкой экономики. На поверхности экономических явлений он всегда выглядит как депрессия, прекращение роста производства во многих устоявшихся отраслях, высвобождение капитала из производственной сферы и его концентрация в сфере финансовой на довольно длительный срок – пока инвесторы не найдут возможностей для вложения денег в ключевые технологии нового уклада.

Этот турбулентный период характеризуется финансовыми пирамидами, финансовыми пузырями. Завершается он после того, как инвесторы методом проб и ошибок находят наконец пути материализации оставшихся после финансовых коллапсов денег в развитие производства нового технологического уклада. Хотя контуры этого уклада уже видны – мы наблюдаем рост нанотехнологий, биоинженерных технологий примерно на 35% в год, – удельный вес этого сектора пока еще мал, и огромные денежные вливания, сделанные денежными властями Америки и Европы, пока не обеспечили устойчивого подъема.

В означенные периоды резко возрастает роль государственной поддержки инновационной активности, таких инструментов, как стратегическое планирование, прогнозирование, оказание помощи бизнесу в освоении новейших технологий, механизмы социального и частно-государственного партнерства. Обеспечение гармонии интересов, как убедительно говорил Джованни Бадзоли, востребовано в такие периоды. Нужны крупномасштабные инвестиции в модернизацию инфраструктуры, которые можно делать только при поддержке государственных институтов развития, расширение и углубление экономического пространства. Всем этим мы пытаемся заниматься в рамках евразийского интеграционного процесса вместе с Белоруссией и Казахстаном. За последние пять лет процесс продвинулся достаточно далеко, уже говорилось, вчера и сегодня, что создан полномасштабный Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана. Формируется общий рынок труда, капитала, товаров и услуг.

Интеграция как восстановление исторической общности пространства

Этот процесс идет достаточно быстро, и мы рассчитываем, что уже через полтора года выйдем на следующую ступень интеграции. Во многом используя опыт Европейского союза, сформируем Евразийский экономический союз. Расчеты наших специалистов показывают, что из примерно семисот миллиардов долларов дополнительного объема производства товаров и услуг, который мы предполагаем получить за счет объединения наших рынков, две трети приходится на формирование общих стратегий развития. Собственно общий рынок снятия трансграничных барьеров дает лишь треть интеграционного эффекта. Две три должны дать общие программы долгосрочного развития, к согласованию которых сегодня мы уже приступили, и российская экономическая комиссия ведет с национальными правительствами довольно большую работу.

Романо Проди, выступая вчера, выразил сомнения в технологической эффективности объединяемого нами экономического пространства. Я должен сказать, что наряду с задачами экономической и технологической эффективности мы устраняем трансграничные барьеры: это необходимо для нормального развития наших экономик. Десятилетиями, даже столетиями пространство развивалось как единое, оно пронизано многими тысячами кооперационных связей, и создание Таможенного союза и единого экономического пространства – это естественное снятие барьеров, мешающих нормальному воспроизводству по тем или иным технологическим кооперационным линиям, формировавшимся многие и многие годы.

Мы, как я сказал, довольно быстро делаем шаги в области евразийской экономической интеграции, но надо понимать, что это проект в какой-то степени отложенный был. Практически – на полтора десятилетия. Еще до распада Советского Союза все были убеждены: национальный суверенитет не должен привести к появлению трансграничных барьеров на пути движения товаров, услуг, капитала и людей. Мы планировали создать экономический союз в начале девяностых годов. К сожалению, эти интеграционные процессы не были тогда вовремя обеспечены политически, и можно сказать, что из примерно двукратного падения производства на постсоветском пространстве в девяностые годы половина, то есть четверть падения производства в целом пришлась, по нашим оценкам, на разрыв технологической кооперации из-за появления барьеров – границ новых независимых государств.

Устранение этих барьеров – императив нашей конкурентоспособности и дальнейшего развития. В этом процессе с самого начала активное участие принимала Украина. И первый договор о свободной торговле на постсоветском пространстве был заключен Россией и Украиной еще в 1992 году. Затем Украина подписала соглашение о едином экономическом пространстве с Россией, Белоруссией и Казахстаном, ратифицировала его более десятилетия назад. Два года назад мы перешли от двухсторонних отношений свободной торговли к многостороннему договору о зоне свободной торговли в СНГ. И это естественный процесс восстановления той технологической и экономической кооперации, которая у нас сложилась. Она отнюдь не ограничивается низкотехнологичными сырьевыми секторами. Если анализировать кооперацию России и Украины, то ее основа – в авиационной промышленности, ракетно-космическом секторе, атомной промышленности. То есть это высокотехнологическая кооперация, и с ней связывается будущая перспектива экономического роста. Конечно, Европейский союз во многом идет впереди в области научно-технического прогресса, и мы заинтересованы в расширении кооперации с ним. Кооперация успешно развивается в автомобилестроении, в ряде других отраслей. Это дает свои эффекты. И когда президент России Владимир Путин говорит о зоне экономического развития от Лиссабона до Владивостока, это не просто слова, это наши планы, наши намерения развивать максимально плотно и полно научно-технологическую кооперацию с Европейским союзом, нашим крупнейшим партнером.

Украина, они тебя не любят и обманут!

Однако вместо встречных движений по формированию новой инфраструктуры сотрудничества мы в последние годы сталкиваемся с политизацией двухсторонних отношений. Наши модераторы вчера призывали к откровенному разговору, и я должен откровенно сказать, что замена крупномасштабного партнерства с Россией программой Восточного партнерства, которое свелось к установлению неравноправных отношений с нашими союзниками в СНГ, для нас непонятно с точки зрения экономического и политического смысла. Так, сторонники евроинтеграции на Украине прямо заявляют, скажем, бывший министр Луценко, о том, что подписание Украиной соглашения об ассоциации с Евросоюзом – это не что иное, как стоп-кран, который не даст стране двигаться дальше в рамках евразийской экономической интеграции.

Антонио Тайани сегодня говорил, что наше общее членство в ВТО позволяет рассчитывать на то, что у нас не будет больше разделительных линий в торговле и экономике. Но, к сожалению, программа Восточного партнерства создает именно такие разделительные линии. Правительство Украины сделало свой политический выбор, я хочу подчеркнуть, что выбор именно политический, и вопрос, какова будет его экономическая и социальная цена. Это можно сегодня довольно точно оценить, и надо сказать, что цена эта будет столь высока, что есть смысл всем об этом задуматься.

В чем этот выбор заключается? Украине, как и Молдавии, предлагается в одностороннем порядке полностью открыть свой рынок в рамках режима свободной торговли, перейти на европейское техническое регулирование, принять европейские технические регламенты. И практически все функции регулирования торгово-экономических отношений, которые в рамках Евразийского экономического союза осуществляет евразийская экономическая комиссия, Украина, по этому соглашению, должна будет делегировать Европейской комиссии. Не имея при этом ни членства в комиссии, ни возможности влиять на эти директивы, просто берет на себя обязательство их соблюдать. Расчеты показывают, что следствием такого несимметричного соглашения, с учетом нынешней конкурентоспособности украинских товаров, а также огромных инвестиций, необходимых для адаптации украинских предприятий к техническим нормам Европейского союза, следует ожидать ухудшения условий торговли для Украины более чем на два миллиарда долларов. Возникнет необходимость балансировки нарастающего дефицита торгового баланса новыми займами. Для того чтобы в этих условиях сбалансировать торговлю, Украине будет нужно в следующем году занять примерно 15 миллиардов долларов. С учетом того, что сегодня главным кредитором Украины является Россия, а главным инвестором украинского бизнеса остается бизнес российский, появление нового барьера, возникающего между нашими странами в результате подписания соглашения об ассоциации с Евросоюзом, приведет к сокращению объема кредитов и инвестиций со стороны России. Для предотвращения дефолта Украине в этой ситуации потребуется не менее 15 миллиардов, как я уже сказал, а для стабилизации экономики – не менее 35 миллиардов евро. Для того чтобы Украина в означенные соглашением сроки смогла адаптироваться к техническим регламентами Евросоюза, по оценкам украинского премьер-министра, понадобится до 150 миллиардов евро.

Возникает вопрос: есть ли сегодня источники и механизмы финансирования этого политического выбора? Способна ли Европа не только заместить российские инвестиции, но и вложить в десять раз больше в украинскую экономику, чтобы страна смогла сформировать новую структуру торгово-экономических отношений? К сожалению, никто этими вопросами не задается. Более того – нас вводят в заблуждение, откровенно скажу, господин Фюле, ответственный за этот процесс со стороны Евросоюза, называет фантастические цифры, говоря о том, что заключение соглашения даст Украине подъем экономики и рост ВВП на 7% в год.

Уважаемые коллеги, я профессионально занимаюсь экономическими расчетами и могу сказать, что за этими словами нет никакой реальности. Это политическая трескотня, призванная обосновать экономическое решение с тяжелейшими последствиями, социальными и производственными.

За часть таких нелепых, прямо скажем, решений Украина расплачивается уже сегодня. Недавно премьер-министр страны, господин Азаров, говорил, что ожидания Украины от членства в европейском экономическом сообществе совершенно не оправдали себя. Из-за того, что Украина взяла на себя обязательство принять нормы регулирования Европейского союза по транзиту энергоносителей, присоединившись к Европейскому экономическому союзу, российская газовая монополия потеряла интерес к газотранспортному консорциуму с Украиной. В результате страна утратила возможность не только снизить цену на газ в два раза, что ей предлагалось, но и сталкивается сегодня с резким сокращением объемов транзита российского газа. Цена вопроса – несколько миллиардов долларов в год, и это дополнительные потери для экономики.

Сейчас Украину вынуждают начать замещение ряда наших общих технологий в атомной энергетике. Мы уже оказались на грани второго Чернобыля, когда вместо российских твэлов стали внедрять твэлы зарубежного производства. Это закончилось аварией на Южно-Украинской АЭС, и последствия пришлось устранять российским атомщикам. Вот еще один пример того, как неправильные чисто политические решения влекут за собой уже не только экономические, но и большие экологические угрозы.

Конечно, нам нужен общий механизм партнерства и сотрудничества. Возможности для этого – большие, в Европе сегодня есть избыток денег, есть перенакопленные финансовые ресурсы, есть прекрасные, особенно в Италии, банковские, финансовые технологии, и все это может быть реализовано в рамках наших совместных крупномасштабных программ развития. У нас накопилось немало проблем в развитии инфраструктуры, подготовлены предложения по созданию масштабных трансграничных коридоров развития, мы обсуждаем их с итальянскими банками, с клубами долгосрочных инвесторов. Я думаю, как раз вокруг таких проектов сотрудничества нам нужно объединять усилия, и, если бы мы не позволили заниматься перетягиванием каната в рамках Восточного партнерства, концентрируясь на таких проектах, сегодня был бы уже коридор развития Астана – Воронеж – Киев – Вена, остающийся пока на бумаге. Была бы возможность разграниченного движения товаров и грузов по Транссибирской дороге, мог бы полномасштабно заработать Северный морской путь, и вот эти совместные крупные инвестиционные проекты дали бы нам основу и для новых рамочных соглашений. Нам нужно выстраивать отношения не только между государствами, но и между нашими союзами, Евросоюзом и формирующимся Евразийским экономическим союзом, и найти место для равноправного участия во всех интеграционных процессах всем другим странам, которые объединены с нами общей исторической судьбой.