В рамках проекта Политехнического музея «Научный понедельник» в РИА «Новости» прошел показ фильма «Искусственное чрево: бестелесное рождение» («The Artificial uterus: Birth without bodies») французского режиссера Мари Манди с последующим обсуждением, в котором приняли участие эксперты в области биологии, социологии и медицины. Slon приводит выступления экспертов в сокращении.

Наталья Кан, заведующая акушерским отделением Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии имени Кулакова, доктор медицинских наук

Наука продвигается такими темпами, что казавшееся 20–30 лет назад абсолютно невозможным сейчас становится реальностью во врачебной практике. Поэтому полностью исключить создание искусственного чрева нельзя. Но случится это не завтра и даже не в ближайшем будущем.

Мать и ребенок – это не просто две системы, которые можно соединить и поддержать их жизнь путем введения каких-то питательных веществ. Они находятся во взаимозависимости: и мать зависит от плода, и плод от матери. Речь идет не просто об обеспечении кислородом, гормонами, питательными веществами, а об очень сложных иммунологических, нервных связях. Плод не только растет внутри матери, он подает ей импульсы, сигнализирует о том, что ему необходимо. Поэтому, я думаю, разгадать это – дело даже не ближайших двадцати лет.

Вопрос не столько в том, чтобы дорастить плод до определенного срока, а в том, чтобы этот ребенок мог в дальнейшем жить нормальной жизнью и быть социально адаптированным. Мы выхаживаем детей, преждевременно появившихся на свет, с 22 недель, но качество их жизни отнюдь не всегда высоко. Несмотря на то, что применяются самые современные технологии, главная проблема – незрелость нервной системы. Поскольку эти дети глубоко недоношенные, они могут быть инвалидами с дефектами зрения, слуха и ряда других систем.

Виктор Зубков, заведующий отделением неонатологии и педиатрии Научного центра акушерства, гинекологии и перинатологии имени Кулакова, доктор медицинских наук

Жидкостную вентиляцию легких мы не применяем. В военной разработке эти методики действительно существуют, но в гражданской практике не используются. На сегодняшний день мы выхаживаем детей с 24–25 недель с массой 500 граммов. Выживаемость от 24-й недели достигает 86%. Конечно, качество жизни у них различно, существуют неврологические проблемы, может наблюдаться минимальный дефицит развития. Допустим, небольшие мозговые дисфункции – дети менее усидчивые, более подвижные. Но я считаю, что это совершенно здоровые дети. Если брать данные по детям с изначальным весом 500–700 граммов, то здесь достаточно хорошие результаты.

По поводу создания искусственной матки отвечу просто – технически это возможно, вопрос времени. Но здесь вступают в силу другие аспекты – моральные, этические, экономические.

Нужно ли это? Я не готов однозначно ответить. С позиции науки – да, потому что действительно есть масса трудностей в выхаживании детей. Но вот насколько это необходимо на данном этапе? Мы используем современные технологии, такие как экстракорпоральное оплодотворение, и оно уже сняло ряд проблем здравоохранения. Поэтому насколько искусственная утроба нужна сегодня, я затрудняюсь ответить.

Ольга Исупова, старший научный сотрудник Института демографии Высшей школы экономики

Дело в том, что у нас растет число бездетных. И это связано не только с бесплодием, а комплексом причин.

Современная городская жизнь не очень способствует тому, чтобы отвлекаться на рождение ребенка и его выращивание, и многие женщины сегодня в принципе отказываются от этого.

Пока таких 17%, и это очень много: раньше в России показатель был равен 7%. В других странах, например в Германии, до 30% женщин остаются бездетными.

Поэтому можно сказать, что какая-то общественная потребность в создании искусственного чрева существует, как ни страшно это прозвучит. Да, действительно, тут много пугающего, неожиданного, необычного. Есть женщины, которым очень нужно быть мамами и рожать биологически самим, но, видимо, современная жизнь позволяет делить все на части, и процесс материнства тоже. Если взять искусственное оплодотворение – есть суррогатное материнство и есть донорство яйцеклеток. И существуют женщины, которые хотят детей, и иногда они оказываются в ситуации, когда могут выбирать – обратиться к суррогатной матери или взять донорскую яйцеклетку. Очень редко, но бывает и так. И они задумываются о том, что же им на самом деле нужно в материнстве.

Кому-то необходим именно телесный опыт, то есть беременность, роды. Донорские яйцеклетки женщины берут в пять раз чаще, чем используют суррогатное материнство. И здесь не только вопрос цены: многим это представляется более естественным – вынашивание, опыт общения с ребенком. Другим важно именно генетическое родство. Конечно, чаще всего это связано с диагнозом, но когда доктор говорит – «вам – только донорская яйцеклетка» или «вам – только суррогатная мать», многие решают – тогда вообще не надо. Есть женщины, которым хочется иметь генетически своих детей, но при этом они не горят желанием быть беременными.

Галина Муравник, генетик, преподаватель биоэтики Свято-Филаретовского православно-христианского института

В 1972 году в нашей стране был получен патент на изобретение. Его совершил ленинградский ученый из Института акушерства и гинекологии имени Отта Олег Георгиевич Белокуров.

В патенте изобретение значилось как «прибор для детоношения». Назвал он его «Божена», там были его инициалы – Б. О. (Белокуров Олег), а дальше – «жена», или женщина. Он откровенно признавал, что таким образом бросил вызов богу.

Белокуров создал условия, максимально приближенные к естественным: эмбрион находился в искусственных водах, у него была собственная плацента, но вся система жизнеобеспечения располагалась вне матки. Поэтому ребенок дышал кислородом, который подавался через пуповину, через пуповину шел обмен веществ, удалялись продукты распада и так далее.

Причем у разработки Белокурова была и определенная политическая подоплека: он опирался на идею Маркса о том, что в коммунистическом обществе женщины будут свободны от функции деторождения, появятся детородные заводы, комбинаты. Более того, он вычитал у Карла Каутского мысль о том, что функция размножения у женщины отнимает гораздо больше времени и сил, чем у мужчины. И что это неравенство надо ликвидировать. Правда, все это кончилось лично для Белокурова плохо: в восьмидесятые его лишили финансирования и уволили, а в 55 лет ученого разбил паралич. В поздних дневниках он писал, что воспринял это как наказание за бунт против бога.

Главный вопрос в том, для чего нужная искусственная матка и нужна ли она вообще, а не в том, когда ее создание станет возможным. Не секрет, что в случае с любым научным открытием все зависит от того, в чьи руки оно попадет. В фильме одна из участниц говорит, что в начале работы не задумывалась над этической стороной; вот это и тревожит. Все-таки человек должен быть как шахматист – планировать хотя бы на несколько ходов вперед. И любое открытие необходимо оценивать с точки зрения нравственной.

На мой взгляд, если говорить об искусственной матке, то, конечно, как некий метод помощи глубоко недоношенным детям, – это одно. Или беременная женщина попала в несовместимую с сохранением беременности ситуацию, и надо как-то спасти плод. Но если все придет к тому, что некоторые женщины в силу крайнего эгоизма будут откладывать деторождение или перекладывать его на искусственную матку, чтобы делать карьеру, не терять деньги, не выпадать из бизнеса, будут устраняться от детородной функции, мне кажется, тут мы закладываем мину замедленного действия. Потому что все-таки главное назначение женщины – и этого за нее не может сделать ни один мужчина, даже самый замечательный – это дать жизнь другому существу. А если она от этого уходит, если она этого не понимает – искусственная матка будет этот эгоизм еще больше развивать и поддерживать. И вот это опасная и недопустимая вещь.

Сергей Северин, начальник отделения молекулярной биологии Национального исследовательского центра «Курчатовский институт», член-корреспондент РАМН

Сейчас это очень активно развивающаяся область науки – создание искусственных органов, регенерация, замена пораженных участков различных органов.

Но здесь гораздо более сложный момент. Понимаете, мать и плод живут в постоянном диалоге. Это взаимный обмен, взаимный – это очень важно. Ребенку, который находится в утробе, даже стресс матери, скорее всего, пойдет на пользу. Он будет приспосабливаться к не очень благоприятным условиям внешней среды за счет этого обмена с матерью. Создать вот такой многогранный вариант взаимодействия матери и плода – это нереально.

И еще один момент меня во всем этом пугает. Понимаете, это может привести к потере индивидуальности.

Одно дело – коррекция генетических заболеваний, ее проще проводить, когда материал лежит перед тобой, а не в утробе матери. Но это двигает нас к евгенике по сути. Нельзя создавать идеального человека.

Игорь Артюхов, биофизик, футуролог

Все говорят, что в ближайшие 10–15 лет этого не будет, но лет через 50 – возможно. Я с такой оценкой согласен и удивлюсь, если искусственная матка появится через 10–15 лет, по крайней мере, применительно к человеку. На животных – вполне вероятно. Но я также удивлюсь, если технология не будет разработана через условные 50 лет, потому что в ней существует потребность.

Тут очень много говорится о том, что необходимы какие-то факторы стресса, – я думаю, это технические проблемы, они разрешимы. Возможно создать – не в обозримом будущем, а в некоторой далекой перспективе – для ребенка среду, которая будет снабжать его всем необходимым: и музыкой, и стрессоиндуцированными гормонами, и чем угодно. Возможно, даже лучше, чем это происходит в природе.

Другой вопрос даже не этический, а психологический.

Как будет воспринят этот ребенок обществом? Как он сам будет воспринимать себя? Как общество вообще примет факт существования такой технологии?


Мы знаем, что с появлениями новых медицинских технологий всегда возникает проблема неприятия. Когда появилась вакцинация, ее противники всерьез говорили, что от прививки у человека начнут расти рога, копыта, хвост. До сих пор есть религиозные секты, запрещающие переливание крови, родители идут на то, чтобы ребенок умер, только бы ему не делали эту «богопротивную процедуру». Вспомним протесты против трансплантации органов и экстракорпорального оплодотворения. А потом оказывалось, что это работает. И, например, детей из пробирки уже миллионы, и жизнеспособность они показывают не хуже, а, возможно, и лучше, за счет того, что отбраковываются заведомо дефектные эмбрионы.

Обсуждаемое явление я бы сравнил с кесаревым сечением. Потому что когда кесарево сечение впервые стали применять не в экстренных случаях, когда мать погибает и ребенка нужно спасать, а по желанию, чтобы избавить от родовых мук, говорили то же самое.

Как же так, что это за эгоистичные матери, не хотят терпеть боль, у них же не будет связи с ребенком, потому что они не пройдут через положенные муки! И тоже практика показала, что связь с ребенком у них прекрасная. А вы считаете, что мужчина, который не вынашивал ребенка и не рожал его в муках, любит его меньше? Это не так. Здесь, кстати, скорее можно говорить о влиянии грудного вскармливания, а не родов или вынашивания. Известный факт: когда в свое время было модно нанимать кормилиц, кормилицы начинали любить ребенка наравне со своим. А вот у матери такого контакта не возникало. В роддомах, когда мать хочет от ребенка отказаться, ей говорят: ну, вы покормите, а потом откажетесь. И часто женщина, покормив, отказаться уже не может.

Ольга Исупова

Что касается всех этических соображений, они, безусловно, имеют значение. Но рождаемость во всем мире падает. Она не падает, по-моему, только в семи странах пока, но вообще есть такое понятие, как демографический переход: рождаемость везде потихонечку начинает падать. В среднем суммарный коэффициент рождаемости на одну женщину сейчас во всем мире – 2,5. То есть примерно половина стран имеет рождаемость ниже уровня простого воспроизводства населения, а процесс идет дальше. И это не только Европа, это, например, Южная Корея, Сингапур, Гонконг. Китай, кстати, очень интересный пример. Сейчас они там проводят эксперименты в отдельных регионах – они говорят людям: «Вы можете рожать второго ребенка». А люди уже не хотят. Потому что когда человек живет с малым количеством детей, он начинает понимать: это в чем-то гораздо более приятная и легкая жизнь.

Можно сколько угодно говорить об этике. Можно запрещать аборты, все равно рождаемость будет падать. В Польше аборты запрещены, а рождаемость ниже, чем у нас. Люди найдут способ, если они не хотят детей. Все меньше и меньше причин, и эмоциональных, и рациональных, вообще иметь детей! Очень хорошо люди живут без них. У меня есть большое количество бездетных друзей и подруг – они совсем не страдают, у них все благополучно. Я бы сказала, что матери сейчас куда сильнее фрустрированы, чем бездетные. Потому что на них все больше оказывается общественное давление в выращивании ребенка, особенно на поздней стадии, на школьной и так далее. Но демографические тенденции таковы, что даже мигранты рано или поздно перестанут рожать так много детей. Демографический переход происходит везде.