Slon продолжает спрашивать интересных людей о самых важных для них non-fiction книгах. В этот раз своим списком делится руководитель отдела социально-политических исследований «Левада-Центра», заместитель главного редактора журнала «Вестник общественного мнения», социолог Борис Дубин.
Мой «список из десяти» – ни в коей мере не репрезентативный реестр лучшего на все времена (для этого нужно было бы знать все или хотя бы все самое важное, а я сегодня никак не всеядный и всеобъемлющий читатель модели советских шестидесятых-семидесятых годов, каким тогда, среди многих других, был). Перед вами попросту перечень тех относительно последних по времени выхода и приобретения изданий non-fiction, которые лежат сейчас на стуле возле дивана и в его ближайших окрестностях, – ступить от книг, даже если свести их к minimum minimorum, все равно уже некуда.
Итак, это синхронный срез – по составу он более или менее случаен, но в совокупности, кажется, образует вполне определенную структуру. По-моему, главный смысловой мотив невольно получившегося узора – современность и, конечно же, ее изнанка – история. Способом получения такого списка, среди прочего, предопределяется тот понятный факт, что несколько вошедших в него книг представляют собой такой же «срез» (любимая Борхесом фигура mise en abyme): они составлены из отдельных текстов более или менее одного времени, неожиданно получающих новый – и гораздо более общий, глубокий и острый – смысл в рамках условного целого, композиции книги.
Таковы для меня в данном случае, в первую очередь:
С. Гедройц. Гиппоцентавр, или Опыты чтения и письма СПб.: Читатель, 2011 С. Гедройц – это, собственно, Самуил Аронович Лурье. В книгу вошли 135 рецензий на новые книги, опубликованные петербургским филологом в журнале «Звезда» в 2007–2009 годах; по итогам 2011 года книга отмечена почетным дипломом премии И.П. Белкина в номинации «Станционный смотритель», а ее автор назван лучшим критиком. |
Ревекка Фрумкина. Сквозь асфальт М.: Новое литературное обозрение, 2012 Продуманно скомпонованный и изобретательно рубрицированный сборник журнальных рецензий и обзоров за несколько недавних лет становится не только биографией самого автора, крупного ученого-лингвиста, но и историей российского интеллектуального слоя в ХХ веке. |
Адам Михник. Антисоветский русофил Москва–Вроцлав: Летний сад; Коллегиум Восточной Европы, 2011 В такую же автобиографию, как у Ревекки Фрумкиной, а вместе с тем историю Польши и, больше того, всей Центральной и Восточной Европы в их трудных взаимоотношениях с Россией последних десятилетий превращается сборник статей видного лидера польской оппозиции коммунистических времен, первого журналиста страны. |
Ханна Кралль. Опередить Господа Бога М.: Текст, 2011 Польша ХХ века, а точнее времен восстания варшавского гетто в 1943 году, предстает в небольшой, но сверхъемкой книге. В ее основу легли беседы королевы польского репортажа с легендарным руководителем еврейского сопротивления Мареком Эдельманом; чуть раньше вышла еще одна построенная на разговорах с Эдельманом документальная книга Паулы Савицкой «И была любовь в гетто» (Москва–Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2010). |
Жесткая документальность зрения и как будто бы оледеневшего до абсолютной бесстрастности повествования отличает две следующие позиции моего списка.
Лидия Гинзбург. Проходящие характеры. Проза военных лет. Записки блокадного человека М.: Новое издательство, 2011 Выдающийся историк русской литературы XIX–XX веков, ученица Тынянова, Шкловского и Эйхенбаума Лидия Гинзбург от одной посмертно изданной книги к другой открывается как уникальный аналитик советской цивилизации на ее глубочайших переломах и в крайних положениях – ее поднятая теперь из архивов проза встает в ряд с «Колымскими рассказами» Шаламова и самыми пронзительными свидетельствами европейского Холокоста. |
Александр Черкасов. Судьба неизвестна М.: Мемориал; Звенья, 2012 Свод документов нашего совсем недавнего прошлого также посвящен экстремальным ситуациям. Герои книги – жители Чеченской республики, задержанные представителями федеральных силовых структур в ходе вооруженного конфликта и бесследно исчезнувшие или убитые. Документы охватывают несколько месяцев 1999–2000 года, большинство жертв – семидесятых годов рождения, фотографии некоторых можно увидеть; сборник посвящен памяти погибшей правозащитницы Натальи Эстемировой, и мало что страшнее я в своей жизни читал. |
Пол Кривачек. Идишская цивилизация: становление и упадок забытой нации Москва–Иерусалим: Мосты культуры; Гешарим, 2012 Монография Пола Кривачека связана с темой жизни и гибели центрально- и восточноевропейского еврейства. Английский журналист венского происхождения в своих очерках, сборник которых в 2006 году был назван газетой «Санди телеграф» книгой года, восстанавливает восьмивековую историю евреев Восточной Европы, чьи судьбы вышли далеко за пределы европейской географии. |
В иных рамках, событиях и знаках предстает история в трех последних книгах моего списка.
Мишель Пастуро. Символическая история европейского Средневековья СПб.: Alexandria, 2012 Крупнейший во Франции и известный книгами в России знаток и исследователь геральдики (см. геральдическую фигуру mis en abyme в начале моего обзора) составил из работ разных лет своего рода энциклопедию символических мотивов раннеевропейской культуры. Отдельная глава посвящена меланхолической тоске по Средневековью в сознании романтика и визионера новейшего времени Жерара де Нерваля. |
Карин Юханнисон. История меланхолии М.: Новое литературное обозрение, 2011 Целиком этому чувству неизлечимой тоски по былому и невозвратимому, которое, кажется, по пятам сопровождает Европу эпохи современности («модерности»), отдана книга шведской исследовательницы Карин Юханнисон. Надеюсь, читатели не пропустят страниц, посвященных отцу-основателю социологии Максу Веберу и барочному полиграфу, нидерландцу Каспару Барлеусу, он же – ван Баарле. |
Ольга Седакова. Апология разума М.: Русский путь, 2011 К очеркам, составившим одноименную книгу 2009 года, здесь прибавилось развернутое эссе о гетевских мотивах в лирике и прозе Пастернака, главный из которых – творческая сила, понятая как дар и завет деятельного участия в истории. |