Доктор экономических наук, ректор РЭШ Сергей Гуриев прочел в Лектории Политехнического музея лекцию «Зачем нужна макроэкономика?». Slon публикует тезисы второй части этой лекции. Тезисы первой части здесь.
Когда происходит кризис, возникает следующий вопрос: как поддержать экономику так, чтобы он был менее болезненным? Как сделать так, чтобы экономика не провалилась существенно ниже тренда, и как снизить безработицу? В России об этом обычно политики не говорят, но в большинстве стран мира ключевой параметр успешности политика – это не тарифы на ЖКХ, а безработица. И в Европе, и в Америке, и в Китае вопрос о безработице – это главный критерий успешной экономической политики. В этом смысле, если в экономике есть кризис и люди теряют рабочие места, во-первых, они недовольны, во-вторых, недовольны их родственники, в-третьих, те люди, которые не потеряли рабочие места, но знают, что безработица высокая и за эти же деньги их заставят работать больше, потому что они сильнее боятся поссориться с работодателями. Что может сделать правительство с точки зрения стабилизационной политики, как оно может распознать пузырь заранее? Это очень трудно. Обычно пузыри возникают на таких рынках, где очень трудно измерить, какой должна быть стоимость активов. Сколько должен стоить Facebook? Год назад казалось, что $5 млрд – это хорошая цена за Facebook, несколько месяцев назад казалось, что $100 млрд – нормальная цена, сегодня кажется, что $50. В этом смысле очень трудно оценить то, чего раньше не было. Пузырь, скорее всего, лопнет немедленно. Посмотрим на предыдущие кризисы: если слишком быстро растет объем выдаваемого кредита, если слишком быстро растет инфляция, цены на недвижимость и на акции, значит, что-то не то. Насколько быстро? У нас нет, к сожалению, такого магического числа. Мировой ВВП в среднем рос за последние 30 лет примерно на 3,3% в год. Представьте себе, что вы находитесь в 2000-х, и уже 4 года подряд темпы роста – 4% в год. Вы думаете: теперь все по-другому, теперь у нас есть интернет, Amazon, Google, и вам кажется, что теперь мир будет расти по-другому. Потом оказывается, что это был пузырь, темпы роста сократились, и пузырь в 2000-е оказался таким же, как в 80-е, ничего сверхъестественного не произошло. Но когда вы находитесь внутри пузыря, всегда можно убедить себя, что так и должно быть. Есть два подхода к решению этой проблемы. Стандартный – это увеличить госрасходы. Так поступали американцы в 30-е годы, об этом писал Кейнс. Эффект от этой меры может быть гораздо меньше, чем кажется, долгосрочные последствия могут быть отрицательными. Если вы тратите государственные деньги просто на то, чтобы занять людей, это может оказаться бессмысленным. В учебниках часто пишут: чтобы восстановить экономику в краткосрочной перспективе, достаточно просто нанять людей, и пусть они откапывают и закапывают ямы. Главное – заплатить им денег, чтобы они не чувствовали себя безработными. В долгосрочной перспективе это не так безобидно, потому что за дефицит бюджета придется расплачиваться будущим поколениям, с них придется брать более высокие налоги, это приведет к сокращению деловой активности завтра, и ничего хорошего в этом нет. Современный ответ совсем другой. Если в экономике не хватает спроса, не хватает денег, то нужно печатать деньги, снизить процентные ставки, стимулировать потребление при помощи денежной политики. В некотором роде это консенсусная точка зрения и неокейнсианцев, и монетаристов, и людей неоклассической тональности. Проблема только в том, что это не всегда работает. Денежная политика – очень гибкий и мощный инструмент, но у нее есть пределы. Если она не работает, то приходится включать фискальную политику – увеличивать дефицит госбюджета, поддерживать спрос при помощи роста дефицита. Тут бывает два подхода: один – мы ничего не делаем, бюджетная политика включается сама собой за счет того, что во время кризиса налоги сокращаются, госрасходы, в том числе социальные расходы (помощь безработным, бедным), увеличиваются, дефицит бюджета растет сам собой. Но есть и так называемая дискреционная политика, которая хуже, потому что нужно думать, рассчитывать, считать, это занимает время. Вы сегодня принимаете решения, а политика начинает работать только через полгода. В России в 2009 году первый антикризисный план был опубликован на сайте премьер-министра только в июне. Для политика это более выгодно, он выходит и говорит: мы не сидим сложа руки, мы чувствуем вашу боль, дорогие безработные, создаем антикризисные планы день и ночь. Фискальный мультипликатор – красивая история из учебника для первого курса. Эта модель говорит вот о чем: если государство думает, не поддержать ли ему экономику, тратит доллар, то поставщики госуслуг, строители, например, получают доллар, 10 центов откладывают на будущее, а 90 тратят, покупают еду. Поставщики еды получают эти деньги, 10 центов откладывают, оставшиеся 80 идут дальше. Возникает такое чудо: государство потратило доллар, спрос же поднялся на 90 центов, на 80 центов и т.д. Если мы сложим все эти числа, то получим, что государство потратило доллар, а ВВП вырос на 10 долларов. Это называется мультипликатор. На практике такого не происходит. Достаточно посмотреть на размер мультипликаторных пакетов. Если бы мультипликатор был равен десяти, то не нужен был бы антикризисный пакет в 4% ВВП, 8% ВВП, потому что он бы привел к каким-то фантастическим изменениям в экономике. Тот факт, что антикризисные пакеты такие большие, означает, что чиновники хорошо понимают, что мультипликатор не равен 10 или 5, скорее всего, он где-то возле единицы. Есть люди, которые считают, что он меньше единицы, есть люди, которые считают, что чуть больше единицы. Связано это с тем, что когда государство тратит деньги, люди и компании понимают, что эти деньги государству придется с кого-то содрать. Например, с меня. Мне нужно отложить деньги для того, чтобы завтра у меня была пенсия, мне было чем расплатиться по ипотечному кредиту, отправить детей учиться. Поэтому каждый триллион, потраченный американским правительством сегодня, заставляет американского налогоплательщика задуматься, не с него ли этот триллион сдерут завтра. А так как, скорее всего, государство потратит деньги неэффективно, придется заплатить не триллион, а больше. В этом смысле история про фискальный мультипликатор – просто красивая история, которая иллюстрирует красивый механизм, но в реальности нет такого мультипликатора. Часто говорят, что печатать деньги нельзя, иначе будет инфляция. В долгосрочной перспективе это так, но в краткосрочной перспективе, когда нужно выйти из кризиса, вам угрожает не инфляция, а дефляция. В кризис люди стремятся снижать цены, а не увеличивать. Поэтому печатать деньги в кризис – это правильное решение. Во время кризиса нужно печатать деньги и снижать ставки, особенно для такого кризиса, как сейчас, и какой был в 30-х годах. Такие истории работают не всегда, конечно, бывают кризисы другого рода. Например, в 70-е годы в Америке была так называемая Великая стагфляция: и безработица, и инфляция. Тогда американское правительство не поняло, что речь шла не о том, что американская экономика под трендом, а о том, что весь тренд сместился вниз. Тут нет никакого кризиса, просто цены на нефть выросли, и американская экономика стала менее благополучной. Не нужно думать, что при более высоких ценах на нефть можно позволить себе тот же уровень потребления, что и раньше. В этой ситуации не надо печатать деньги. И когда макроэкономист дает советы правительству, он должен начать с вопроса: вы в таком кризисе или в каком-то другом? Ниже тренда или тренд сдвинулся? Методы вычисления и того, и другого существуют, это не такая уж великая проблема. Лукас, который получил Нобелевскую премию, опубликовал статью, где задал вопрос: а что, если экономические агенты на самом деле ожидают, что ЦБ будет печатать деньги? Разница между неожиданной инфляцией и ожидаемой инфляцией в том, что экономические агенты могут поправлять свое поведение, исходя из того, что ЦБ собирается сделать. Если население знает, что ЦБ хочет напечатать больше денег, чем пообещал, люди избавляются от них быстрее, покупательная способность падает, и мы видели это в 90-х. Разные страны справляются с этим по-разному. Слабые европейские страны переходили на евро, отказываясь от принципа печатания денег. Многие латиноамериканские страны просто привязывали свою валюту к доллару, некоторые страны вводили золотой стандарт, а некоторые страны последние 20–30 лет начали переходить к так называемому инфляционному таргетированию, они обеспечили независимость ЦБ. ЦБ сказал: верьте нам, мы будем выполнять цели, которые мы установили до инфляции. Выяснилось, что во многих странах ЦБ выполняет свое обещание, и инфляцию можно снизить. Чтобы показать, как внедрение финансовых моделей в макроэкономические модели помогает реальному принятию решений, приведу пример сегодняшней еврозоны. Регулирование банковской системы – это стандартный пример про микро- и макропруденциальное регулирование. Что такое пруденциальное регулирование? Банки устроены так, что если все вкладчики прибегут за своими вкладами, банки лопнут. Поэтому у банков требуют держать х % капитала – норматив достаточности капитала. Микропруденциальное регулирование – это стандартный микроэкономический аргумент, для того чтобы его сделать, не нужна макроэкономическая модель общего равновесия. Для чего она нужна? Рассмотрим такую проблему: будучи банкиром, я сделал ошибку. У меня возникли потери, чтобы восстановить достаточность капитала, я должен продать что-то ненужное. Как только я начинаю продавать активы, стоимость активов падает, у других банков возникают проблемы с достаточностью капитала, возникает спираль распродаж. Для того чтобы с ней бороться, придумано несколько простых инструментов за последние годы: макропруденциальное регулирование. Это работает так: в хорошие времена инструмент является облигациями, а в плохие – автоматически конвертируется в акцию. Оказывается, что когда наступают плохие времена, начинается кризис, пожарные распродажи, вам не нужно ничего продавать, потому что ваши долги внезапно становятся вашим капиталом. Этот инструмент напрямую следует из макроэкономической модели, рычага финансового рынка.