Прошел почти год с начала массовых митингов протеста. Почему всплеск гражданской активности пришелся именно на этот год? Чего на сегодняшний день добились гражданские активисты? Изменилась ли российская политическая система? В международном обществе «Мемориал» прошел круглый стол «Протестное движение в России конца 2011–2012 годов». Slon публикует фрагменты выступления на круглом столе эксперта Московского центра Карнеги, главного редактора журнала Pro et Contra Маши Липман. 

Последние двадцать лет мы с вами, как ни крути, живем в пространстве личной свободы. «Государство не достает» – непривычная формула для предшествующих десятилетий. «Не достает» оно в обмен на то, что граждане не вмешиваются в политику. Этические и гражданские права в разной степени урезаны, а личные свободы достаточно широки плюс – известный рост благосостояния, чего тоже нельзя отрицать. Эти два условия привели к третьему – росту гражданских инициатив. Социологи прослеживаются две тенденции: одна – запрос на перемены, другая – страх перемен и цепляние за статус-кво. Это вполне известное умонастроение российского гражданина, который, конечно, не слепой и не дурак и знает, как вокруг все неправильно и плохо, – ну а что же с этим поделать? Надо приспосабливаться. Когда людей попросили нарисовать идеального российского лидера, они изобразили типичного безликого безымянного бюрократа: сдержанный, спокойный, не говорит резких слов, не дергается; важно, чтобы, не дай бог, не был неформально одет. Это показывает, что статус-кво все-таки предпочтительней для той самой массы, которая высказывает запрос на перемены. Это противоречие не новость для социологии. Хорошо бы перемены – только не я буду этим заниматься. Давайте у нас будет и справедливость, и честный суд, и полиция не будет пытать людей. Пусть кто-нибудь придет и все сделает. Только не я. Впрочем, я не верю, что кто-то придет и сделает. «Дура – дурой, а пятерку имеет» – так можно сказать про нашу власть. Преимущество в ресурсах у власти безграничное, а быстро реагировать на возникающие проблемы – это она умеет хорошо. Ведь не стратегией сильна власть, а тактикой, умением оперативно отвечать на возникающие проблемы – и это ей пока удается. Сейчас у власти стало хуже с гибкостью – это факт. Вместо упора на манипуляции делается все больше упор на репрессии: загнать общество назад, туда, где оно было до того, как вышло на улицы. Не получается. Вместо этого получается втягивание в порочный круг насилия, и я думаю, это будет продолжаться. Гражданскую активность не загнать назад. Если политическая деятельность закрыта, то гражданская активность политизируется не скоро. Но будет внутри себя развиваться в самых разнообразных формах. Когда начался массовый протест, у общества уже был навык гражданских инициатив, а политические по понятным причинам не вызывали у людей энтузиазма. Сфальсифицированные выборы показались им достойным стимулом для участия. Однако гражданский протест сильно отличается от инициативы политической: мы видим перед собой задачу, мы собираемся, чтобы ее достичь, – и разбегаемся до следующего раза. Вспомните Крымск: и левые, и правые, и всякие разные были одухотворены одной задачей, и было не важно, какие у них политические взгляды. Когда речь заходит о политике, все разногласия: отношение к РПЦ, к Pussy Riot – выходят на поверхность. Для гибридных политических режимов выборы – всегда опасное место. Перед выборами у общества и власти был некий пакт невмешательства: мы, граждане, живем спиной к вам, к вашей политике, а вы нас не трогаете. Власть этому очень рада и отодвигает людей как можно дальше от своего принятия решений. Наступают выборы, и надо, чтобы граждане проголосовали за эту власть – а они ее не любят, они привыкли жить с ней в разводе, в разных помещениях. Вот в период выборов и возникают трения. До выборов между обществом и государством был некий пакт невмешательства: мы в ваши дела не вмешиваемся, вы – в наши. Первыми этот пакт нарушили наиболее модернизированные граждане, выйдя на протест: до этого они жили спиной к политике, а тут заявили, что больше так жить не будут. Вслед за этим (и это развивается в последние месяцы) свой пакт неучастия нарушило государство. Оно стало вмешиваться в частную жизнь граждан: вмешательство церкви в школу, попытка пресечь что-то новое в искусстве, законы против пропаганды гомосексуализма, все это – вмешательство в частную жизнь граждан, чего не было раньше. Пока у власти достаточно ресурсов, чтобы не снижать социальные расходы (цены на нефть еще позволяют это), никакой левый, который обратится к гражданам, не встретит поддержки. Представить, что граждане поверят, будто он будет обеспечивать их лучше, чем государство, совершенно невозможно. Сменить сейчас Путина на Удальцова – я утрирую, конечно, вопрос так не стоит – в расчете на бесплатное здравоохранение и образование, которое обещают левые, совершенно не реалистично. В отношении нашего гражданского протеста принят термин «оппозиция», однако мы себя самих вводим им в заблуждение. Оппозиция бывает тогда, когда есть конкурентная политика, а этим людям все-таки по-прежнему нет туда никакого хода. Контрмодернизация – общая тенденция сегодняшнего дня. Путин был вынужден отказаться от модернизационного проекта, и мы, заметьте, этого слова больше не слышим: больше нет ни этого слова, ни этой сути. А во взаимодействии с наиболее модернизированной частью общества власть вынужденно отступает на позиции контрмодернизационные.