В Сахаровском центре доктор исторических наук, профессор кафедры истории МГПУ Елена Галкина прочитала лекцию «Иран как суверенная демократия». Slon публикует вторую часть сокращенной версии этой лекции. Первая часть здесь.
В 50-х годах при последнем шахе начинается очень интересный процесс, который по некоторым признакам походит на то, что сейчас происходит в России. С одной стороны, идет трансформация авторитарного режима в режим деспотический, с огромной ролью спецслужб, с жесткой цензурой и самоцензурой. С другой стороны, это все происходит при попытке построения квазидемократии. В 1957 году власти создают себе демократическую ширму в виде двухпартийной системы. Одна партия – националисты, во главе с премьер-министром Ирана, другая – партия народа, как у нас, скажем, «Справедливая Россия», где во главе – очень хороший друг шаха, крупный землевладелец, аристократ. Для того чтобы эта витрина демократии не превратилась в настоящую демократию, в Конституцию вносятся изменения, которые наделяют шаха правом отлагательного вето, правом роспуска парламента и назначения премьер-министра.
Что касается идеологии такого светского, этнического национализма, с опорой якобы на собственные силы и модернизацию страны, оказалось, что это тоже ширма. Борьба иранских предпринимателей, национальной буржуазии, правительства за национализацию нефтяной промышленности окончилась провалом и свержением премьер-министра. Вся нефтяная промышленность Ирана продолжала оставаться в собственности европейских, американских компаний. И если консорциум обязался отдавать 50% прибыли Ирану, то фактически эта доля не доходила и до 30%. Руководство консорциума не пускало Иран в совет директоров и принимало решения без участия даже иранской элиты.
После прихода ко власти в США Кеннеди в Иране начинается период так называемой Белой революции, светской модернизации Ирана. Но что скрывалось за этим благополучием? Успехи модернизации в цифрах были безусловными. Кстати, советские исследователи успехи эти признавали, и никто не мог предположить, что будет со страной через 10 лет. Вырос ВВП, доходы населения с 200 долларов в 1967 году выросли до 1000 долларов в 1977-м. В стране развивалась промышленность, были укреплены связи с западными компаниями. Идеологическую оболочку Белой революции, достаточно симпатичную по своей риторике, формировал сам шах. Он обещал социальную справедливость, существенное сокращение бюрократического аппарата и так далее. Ислам не отрицался, а воспринимался как часть традиционной культуры. Но иранская нация была исключительной по сравнению с другими мусульманскими народами. В официальную риторику вводилось понятие «национального духа», «национальной исключительности», «вечной ценности иранской культуры». Эта идеология воздействовала на элиту общества, при этом сама элита была все оторваннее от страны в целом.
Стало очевидно, что непризнание меньшинств приведет к падению режима
Жизнь в городах улучшилась, было ощущение благополучия, однако в 1978 году, во время кризиса, все это благополучие быстро рухнуло. Объявлялось отсутствие отличий Ирана от Западной Европы, исключая монархические традиции. Но сама монархия противоречит демократии.
Фактически в эпоху династии Пехлеви в Иране сформировались две культуры. Культура незначительной части элиты, верхушки, ориентированной на официальную идеологию. И культура большинства населения, на которую данная идеология не оказывала глубокого воздействия. Люди не чувствовали от нее никаких существенных улучшений существования.
Хомейни и другие основные идеологи исламской революции очень умело использовали недовольство населения, основные экономические проблемы и идейный голод, который царил среди жителей Ирана. Им удалось построить свою пропаганду не только на антишахских и антизападных лозунгах, но и на идеях реальной демократии, на идеях власти народа под руководством мудрого, просвещенного человека, который тоже избирался народом через довольно сложную систему. То есть руководство провозглашенной после революции Исламской Республики Иран пошло иным путем, чем шах.
Требования автономии со стороны курдов, туркмен и других народов с самого начала очень жестоко преследовалось – вплоть до убийств и казней. Национализм светского варианта считался вредным явлением, потому что все мусульмане, несмотря на свое этническое происхождение, являются единой исламской общностью. Права меньшинств признавались только по конфессиональному признаку. То есть это христиане, иудеи и зороастрийцы, которые имели по одному месту в парламенте. Однако довольно быстро стало очевидно, что непризнание меньшинств приведет к падению режима. Поэтому заговорили о национальном единстве народов страны и фактически о той же самой шахской единой нации, но на другой основе, конфессиональной.
При этом исламская республика ломает шахскую традицию запрета на региональные языки. Сейчас издаются газеты, выходят радио и телепрограммы, фильмы на других национальных языках. Конечно, эта политика имеет многовекторный характер, существует множество проблем. Но, надо отдать должное, проблемы меньшинств не замалчиваются, обсуждаются в парламенте, в СМИ. Возможность обсуждения снизила уровень противоречий. И нельзя сказать, что попытки объединения государства на основе языка, например, ушли в прошлое. После Исламской революции фарси имеет официальный статус, закрепленный в Конституции, но официальный статус имеет и арабский язык как язык Корана и исламских наук, он является обязательным предметом в школе. В 80-е годы фарси начал рассматриваться как одна из основ исламской нации на территории Ирана. Были также попытки введения фарси как второго официального языка исламских организаций. То есть пропаганду фарси в качестве официального языка государство ведет. В целом: чем дальше от Исламской революции, тем больше в стране появляется светских элементов.
В 2000–2001 годах (более новых данных я не встречала) в Египте, Иордании и Иране проводилось исследование. Гражданам, среди прочих, задавали такой вопрос: «Кем вы себя прежде всего ощущаете?» Одним из вариантов ответа был «иранцем / иорданцем / египтянином». Соответственно, количество людей, идентифицирующих себя через один из этих вариантов, говорит об успехах строительства гражданской нации.
Исследование продемонстрировало поразительные результаты. Иранцами в 2001 году определили себя 24% респондентов. В Иордании иорданцами себя считали только 14%, в Египте египтянами – и того меньше – 10%. При этом исследование показало, что большинство жителей Исламской Республики Иран гордится тем, что они иранцы, у них очень развито чувство национальной идентичности. И, что характерно, чем ниже уровень образования, тем больше это чувство гордости проявляется. Совершенно очевидно, что исламская теократия продвинулась по пути формирования единой нации гораздо дальше, чем идеологии светского национализма, которые господствовали в то время в Египте и Иордании.
Власть президента сильно ограничена полномочиями рахбара
Не последнюю роль в этом сыграла политическая система, в которой попытка осуществления права нации на суверенитет была реализована достаточно успешно. Посмотрите, со времен Исламской революции 1979 года выборы государственных органов власти проходят регулярно, сбоев там мы не видим, президент не имеет права занимать свой пост более двух сроков.
Иран – государство теократическое. Но поскольку имам в настоящее время отсутствует, его функции как раз возложены на того самого рахбара, который должен обладать очень высокими моральными качествами.
Соответственно, президент не является главой исламской республики: главой страны является рахбар, в данном случае Али Хосейни Хаменеи. Он признанный религиозный правовед, компетенция которого не вызывает сомнений. Избирается рахбар на особом совете экспертов, который собирается каждые полгода, контролирует его деятельность в соответствии с Конституцией. Власть президента сильно ограничена полномочиями рахбара, который, например, назначает главу Корпуса стражей Исламской революции. То есть президент является главой исполнительной власти при существовании верховной власти рахбара.
На законодательном уровне на руководство Ирана возложены обязанности по развитию моральных ценностей, по борьбе с развратом, по укреплению духа исследования во всех областях науки, техники и культуры. Современные исламистские движения, которые имеют успех, не отрицают ценности научного знания. Технические, естественные науки должны поддерживать государство: на них основана его сила, на них основана его возможность противостояния западному влиянию, утверждению независимости исламских государств. Но с гуманитарными исследованиями дела обстоят гораздо хуже. Все гуманитарные знания уже заложены в Коране, и именно богословы должны являться последним критерием истинности гуманитарного знания. Казалось бы, это должно было стать основой стагнации общества и способствовать развитию серьезных внутренних конфликтов, которые и приведут ко взрыву. Такая опасность в Иране действительно существует, но она, если говорить объективно, гораздо меньше, чем кажется со стороны.
В реальности официальная идеология Ирана не традиционалистская. В шиизме нет препятствий для новых трактовок Корана. И поэтому идеология Ирана может трансформироваться вместе с обществом, может приобрести такую форму, которая будет отвечать вызовам общественного развития. По сравнению с шахским Ираном исламская республика достигла огромных достижений в просвещении женщин. Большинство студентов в высших учебных заведениях Ирана сейчас – это женщины. При этом они вынуждены соблюдать не очень приятные внешние формы отличия от мужчин, которые девушку образованную унижают гораздо больше, чем девушку, образование не получившую. Это является фактором большого общественного раздражения. Найдет ли руководство Ирана адекватный ответ на эти вызовы для того, чтобы удержать свою власть? С точки зрения идеологии, как ни странно, препятствий этому нет.
Чем более образованным становится общество, тем менее оно религиозно
Но вернемся к демократическим механизмам, которые существуют сегодня в Иране. У рахбара множество полномочий, но он не является властителем. Он не может сам выдвинуться на эту почетную должность, а избирается особым Советом экспертов на восьмилетний срок, и каждые полгода этот Совет проверяет его деятельность на соответствие моральным нормам и ценностям, прописанным в законодательстве. Совет экспертов может сместить рахбара, а вот он их – нет.
Вообще, сместить рахбара можно по трем причинам. Если он не в состоянии исполнять свои обязанности, если Совет приходит к выводу, что лидер нации утратил качества, необходимые для лидерства, и если оказывается, что рахбар скрыл какие-то неприятные моменты своей биографии. В таких случаях собирается комиссия, и эксперты принимают решение. Конечно, рахбар может воздействовать на Совет экспертов: член Совета может быть лишен статуса по решению другого органа, Cовета стражей Конституции. Он состоит из двенадцати богословов, шесть из которых назначаются рахбаром, а еще шесть избираются парламентом. При этом рахбар не может отозвать члена Совета, если он им не назначен.
Ни рахбар, ни Совет экспертов, ни Совет стражей Конституции не относятся к какой-либо из ветвей власти. Судебная, исполнительная, законодательная власть по Конституции тоже существует. Законодательная – это меджлис, который избирается на четыре года. Кандидатам в депутаты меджлиса предъявляется масса требований, дело каждого проходит через Совет стражей Конституции. Если ему что-то не понравится, человек не сможет стать депутатом. Не может стать членом меджлиса человек, работавший министром, заместителем министра, губернатором, послом, депутатом меджлиса прошлых созывов. Тем самым процесс коррумпирования законодательных органов затрудняется.
Существует также Высший совет национальной безопасности Ирана. Он собирается под руководством президента и обеспечивает стратегию обороноспособности, безопасности страны. Но постановления этого органа вступают в силу только после принятия решения рахбара.
Президент Ирана избирается на всеобщем голосовании и должен обладать определенными качествами: достойная биография, принадлежность к официальной религии, организационные способности. При этом возможности президента весьма ограничены. Если президент не хочет подписывать какой-то закон, то через пять дней председатель меджлиса все равно его публикует. То есть подпись президента – это чисто формальный процесс.
Неприкосновенностью второе лицо государства в Иране не обладает. Если президент подозревается в каких-то правонарушениях, то эти дела рассматриваются в обычном порядке, но с непременным уведомлением меджлиса. Если президент наносит вред частной, народной собственности страны, по неосторожности или умышленно, то должен возместить убытки. Меджлис может принять решение о несоответствии президента занимаемой должности, Верховный суд может вынести заключение о нарушении главой исполнительной власти своих полномочий, и после этого рахбар подписывает указ о смещении президента со своего поста.
В стране существуют политические движения, не похожие на политические партии на Западе. В Иране сегодня более двухсот политических организаций, но там нет фиксированного членства, четкой организации, как у нас. И демократические принципы худо-бедно работают, проводятся митинги, чиновники лишаются своих постов. Протесты организуются в основном в крупных городах, это протест образованной молодежи мегаполисов. В деревнях же продолжают поддерживать существующий строй. Но степень радикальности оппозиции не стоит преувеличивать: никто не говорит о полном отказе от основных конституционных принципов.
Естественно, чем более образованным становится общество, тем менее оно религиозно, тем менее оно подвержено влиянию власти. Несмотря на официальное существование теократии, даже на бытовом уровне, Иран становится все более светским государством. И рано или поздно случится политическая трансформация. Но, с моей точки зрения, очень маловероятно, что эта светская власть придет в ходе кровавой, жестокой революции. Скорее всего, это произойдет в результате естественного демократического развития и постепенной, последовательной смены власти.
