Slon продолжает публикацию доклада Андрея Мирошниченко, эксперта в области медиа, «Экология интернета», прочитанного на конференции «Медиапространство и медиаповедение: образовательная и экологическая парадигмы» в МГГУ имени Шолохова. Во третьей части лектор рассказывает, что любой пример лжи в интернете оказывается на самом деле примером разоблачения этой лжи. Первую часть читайте здесь, вторую часть – здесь.
Отдельной проблемой сетевой экологии являются ложь и манипулирование. Рациональным размышлением эта проблема легко снимается. Ведь если сравнить мир до интернета, где информация транслировалась из немногих закрытых источников, и сетевой мир, где информация сочится отовсюду, то старая система, безусловно, приспособлена для лжи и манипуляций куда лучше. Как можно было опровергнуть ложь газеты «Правда», если других источников нет? Теперь они появились.
При аккуратном рассмотрении выясняется, что любой пример лжи в интернете является на самом деле примером разоблачения этой лжи. Ведь тот, кто пугает ложью, откуда-то узнал, что это ложь. |
Просто он считает себя единственным, кто способен ложь распознать, а другим в такой способности отказывает.
Если ложь значима, то она распространятся вирусным редактором до тех пор, пока не найдет свидетелей и экспертов, способных ее разоблачить. Если ложь незначима, то она не разоблачается, но и не распространяется.
Да, есть некий зазор между действием лжи и действием опровержения – опровержение может не дойти до всех тех, до кого дошла ложь. Но все же до тех, кому релевантно, дойдет – вирусный редактор доставит. И опять же – с чем сравнивать? В прежней системе, трансляционной, опровержения и вовсе не возникали.
Тем не менее даже если миф о лживости интернета разбивается анализом, самому мифу это никак не мешает. Он живет и влияет на восприятие сети широкими массами, и это надо учитывать. Люди все больше раздражены информацией в интернете. В качестве ответной реакции они беспрестанно говорят, что некие санкционированные источники (типа СМИ) облечены более высоким статусом и доверием, поэтому им только и стоит верить. На практике все совсем не так: в реальности современный человек потребляет информацию именно из сети и именно ею руководствуется. Но предпочитает декларировать ее недостойное качество, тоскуя по неким авторитетным, санкционированным источникам, которыми в действительности уже не пользуется.
Эта защитная реакция – феномен психологический. Он связан с природой человека, а не с природой сетевой информации. Но он становится хорошим контекстом для политических манипуляций, так как институтам старого мира необходимо дискредитировать сеть, ибо она покусилась на их трансляционную монополию. Речь даже не о наших политических баталиях, а о глобальном противостоянии институтов и сети: подобная ситуация наблюдается повсюду.
Политики используют это раздражение для внедрения драконовских законов и средневековых норм, захватывая уже не только сетевую, но и более широкую общественно-политическую проблематику. |
Как ни парадоксально, под этим углом зрения уже и сама сеть нуждается в экологической защите. Но нет у нее адвокатов. Технари заняты стартапами, гуманитарии недолюбливают сеть, она для них все больше символизирует охлос. Между тем политическое использование сетевого раздражения снова ведет к накоплению взрывоопасного потенциала отставания, да и просто к дремучести.
Причем представления о моральной неблагонадежности распространяются не на конкретный контент, а на интернет в целом. |
В краткосрочной перспективе это очень выгодный для политиков старого институционального мира разворот общественных настроений. Долгосрочно он чреват коллективной шизофренией (все равно ведь все больше людей пользуется сетью) и новым сортом стресса: человек активно дезавуирует новое пространство своей социализации. И одновременно все больше погружается в то, что не считает достойным. Это не очень хорошо для психики.
Возвращаясь к дилемме «понимание – сопротивление». Каков вообще возможный диапазон отношений и действий? Возможно ли действие, основанное на понимании?
Да, есть действие, прямо нацеленное на понимание. Это обучение, образование. Заселение человеком мира физического сопровождалось, или, точнее, обеспечивалось, накоплением навыков и знаний. Точно так же и на заре компьютерной эры компьютерная грамотность была важным предметом обучения. Но дело ограничилось техническими навыками пользователя. Между тем умение пользоваться сетью становится не просто инструментальным навыком, а аспектом социализации или даже политической жизни. Одна из книг Дугласа Рашкоффа называется «Программируй или будь программируемым». Компьютерная грамотность превращается в медиаграмотность, в умение пользоваться уже не инструментом, а средой.
Дефицит такого образования остро ощущается, и общественная атмосфера у нас, прямо скажем, не способствует его ликвидации. Запрет «неправильного» возобладал над обучением «правильному», что стало результатом политизации темы. Причем политизации с довольно короткими горизонтами, так как в долгосрочной перспективе запрет означает накопление взрывоопасного зазора между убеждениями и практикой. Общество, которое все более агрессивно не верит в благонадежность сети, но технически в сеть все равно переселяется, обречено на стресс. Для объяснения стресса неизбежно использует образ врага. Последующие поиски врага приводят к борьбе с собственными тенями, отбрасываемыми на стены пещеры в ритуальных плясках: чем экстатичнее пляски, тем более явным становится угрожающий характер движения теней. Такая борьба с врагом разрушает общество сильнее, чем сам враг, если бы он и был.
Окончание следует
