В сентябре в парке искусств «Музеон» состоялась лекция известного журналиста и литератора Валерия Панюшкина, в ходе которой он рассказал о работе в СМИ, о печатной продукции как предмете потребления и об отношениях между профессией журналиста, фактом и правдой. Slon публикует лекцию в сокращенном виде.

Экономист Веблен исходит из того, что хозяйственная деятельность человека ведется часто нерационально и всегда на основе недостаточной информации. Ученый описывает четыре способа, которыми пользуются люди, выбирая что-либо. И все четыре – нерациональные. Все неправильные, все ложные. Единственный их плюс заключается в том, что они быстрые.

Первый способ – покупать самое дешевое. Зачем платить много, если можно платить мало. Логично? Логично. Но дешевая вещь может быть ну прямо совсем г****м. Она за один раз развалится, и вы попадете в поле действия пословицы «Скупой платит дважды». Вы купите еще раз такую же майку, потом еще раз и еще раз…. И 56 ваших дешевых будут стоить больше, чем одна моя дорогая. Отсюда есть второй способ – покупать самое дорогое в расчете на то, что оно и есть самое лучшее. Это тоже ошибочно. Ну мало ли почему какую-то вещь назначили дорогой. Совершенно необязательно она лучшая. Третий способ – покупать то, что покупают все. Не могут же миллионы людей по всему миру ошибаться, думая, что кока-кола является полезным, натуральным и очень вкусным продуктом. Все же покупают кока-колу, ну и я куплю.

Четвертый способ – покупать то, что не покупает никто, потому что все люди идиоты, и только я знаю толк в этом настоящем французском сыре.

Вот четыре нерациональных способа потреблять товары. Как вы, наверное, догадываетесь, журналистский текст тоже является товаром, который надо как-то потреблять. И если вы посмотрите на телевизионную или печатную продукцию, то увидите все то же самое, все те же четыре способа.

Почему совершенно неважно, какие факты излагаются по телевизору? Информацию из телевизора потребляют, потому что она самая дешевая. Ничего не надо делать: пришел, включил. Ты платишь только за свет.

Есть противоположная история, когда дорого. Это глянцевые издания. Ты ничего толком не можешь рассказать, потому что там есть множество ограничений. Ни одно глянцевое издание не взяло интервью у Юлии Навальной. Как это может быть? Какая есть в России более популярная баба сейчас? Ну никакой нет. Но нет, это невозможно.

Есть обратная история: издания, продающие вам чрезвычайно качественный товар. Например, «Ведомости». Мы вот сейчас зуб даем, что опросили одну сторону, другую, независимых экспертов, участников рынка. Если вы читали когда-нибудь статью в газете «Ведомости», скажите мне честно, вы хоть одну поняли?

Что случилось-то? Не в том смысле, что у вас не хватает мозгов, а в том, что реверансы в сторону объективности и беспристрастности, экспертности и так далее настолько сложены штабелем, что понять, что конкретно произошло, нельзя.


Так украл или не украл? Так разводятся или не разводятся? Вам продают не какую-то историю со смыслом, который может быть правдой, может быть ложью. Вам продают набор фактов. Эксперт N сказал то-то, участник рынка M – то-то… В итоге понять ничего невозможно.

Газета продает читателю его образ

Следуя парадигме иррациональности хозяйственного и информационного поведения человека, хочу рассказать следующую историю. Когда газета «Комменсантъ» только начала выходить, очень давно, появлялась она раз в неделю. Это был один листочек. Рассказывали там про кооперативное движение, и главными ее читателями были кооператоры. Грубо говоря, шашлычники и лоточники. Но в каждом номере газеты «Коммерсантъ» обязательно публиковался индекс Доу-Джонса. Естественно, позавчерашний, потому что таков был цикл работы типографии.

На хрена человеку позавчерашний индекс Доу-Джонса? Объясняю: вы выходите из своей шашлычной, раскрываете газету, говорите: «Доу-Джонс-то как упал! Тревожно». И становитесь не тем человеком, который жарит мясо и отдает половину прибыли каким-то там бандитам.


Вы становитесь человеком, который интересуется индексом Доу-Джонса! Должен сказать, что многие шашлычники теперь в действительности следят за индексом Доу-Джонса, у них он заведен в компьютер, айфон, айпэд. Потому что не дай бог он начнет дергаться.

Газета странным образом продает читателю вовсе не информацию. Уж теперь-то точно, потому что она опаздывает. Когда газета была первой вещью, утром человек выходил, садился в кафе, газету открывал, как Шерлок Холмс, например, открывал «Таймс». Он все-таки получал оттуда информацию. Сейчас какой информации вы не знаете, когда открываете газету? Да все вы это знаете: в Twitter уже было, в Facebook было. При этом худо-бедно газеты продолжают существовать, потому что они продают не столько информацию, сколько образ читателя. Я кто такой? Я человек, который начинает свой день с «Коммерсанта». Я лично «Коммерсантъ» не читаю, он испортился, я читаю «Ведомости». Нет такого редактора, который сказал бы честно: «Мне все равно, что вы пишете». Важно, чтобы читатель «Коммерсанта» ощущал себя очень респектабельным человеком. Важно, чтобы читатель «Ведомостей» ощущал себя молодым, энергичным и умным и так далее. А дальше можете рассказывать хоть о засолке огурцов. Если вы расскажете так, чтобы продать читателю этот образ, то это устраивает. Правда, никто так не говорит. Видимо, есть все-таки какая-то корпоративная этика.

Но есть же все-таки ощущение, что ты попадаешь или не попадаешь, выходит твоя заметка на первую полосу или в какие-то рейтинги, сколько у нее лайков и так далее. И каким-то интуитивным образом журналист начинает идти именно за этим. На пути есть множество всяких запретов. Условно говоря, расследование про то, является ли Филипп Киркоров геем, в «Ведомостях» все-таки нельзя напечатать, наверное. Тоже непонятно, почему нельзя. Это вполне бизнес. Вполне может иметь влияние на рынок. Но не принято. Есть темы, которые считаются желтыми. В газете «ЗОЖ» можно и очень здорово написать, как излечиться от рака при помощи уринотерапии, но не дай бог ты напишешь, как излечиться от рака на самом деле. Это же подрывает редакционную политику. При этом, повторяю, это совершенно не значит, что это не журналистика факта. В газете «ЗОЖ» написано, что Марьяна Петровна Сидорова, потомственная гадалка, изготавливает волшебное средство из перетертых летучих мышей. Факт! «И вот мне уже на второй день стало легче», – говорит Иван Петрович. Это все факты! А вместе – все это полная ахинея.

И обратная история. Может, вы видели фильм Кати Гордеевой про рак? Был такой довольно сильно прозвучавший документальный фильм «Победить рак». Катя издала книжку по этому фильму, где объясняла людям, что такое рак и что необязательно прямо тут же немедленно сдохнуть, если вам поставили диагноз «рак». Можно еще жить какие-то вполне ощутимые лет 70. У известного врача-онколога, высококлассного специалиста, Катя Гордеева спрашивает: «Вы рассказываете, что есть канцерогенные продукты, то есть продукты, которые способствуют возникновению рака. А есть же, наверное, наоборот, продукты, препятствующие его развитию?» Доктор пугается и говорит: «Ну, есть». «Так назовите же их!» – «Нет, не скажу». – «Почему?» – «Ну хорошо, тебе скажу, камеру выключи». Обалдевшая Катя выключает камеру, а он говорит: «Значит так, брокколи!» Катя удивленно спрашивает: «А почему на камеру-то нельзя?»

«Потому что, если я скажу в камеру, что брокколи препятствует развитию рака, то эти люди вместо того, чтобы прийти ко мне, пить нормальные лекарства и ложиться под нож, они все будут жрать брокколи тоннами и сдохнут!»


Вот так ведет себя эксперт. Да, он обладает экспертной информацией, но он не скажет вам ее не потому, что ему жалко, и не потому, что он является монополистом на что-нибудь. Нет, он понимает, что люди поведут себя нерационально.

Фактор зеро

Набор фактов, да еще и ограниченный объемом, правды нам не дает. Есть еще одна парадоксальная вещь. Вот знаете, на чем зарабатывает казино? Казино зарабатывает на одной-единственной цифре, это цифра ноль, зеро. Потому что примерно одинаково выпадает чет и нечет, красное и черное, все цифры выпадают с той же частотой. Если играть, придерживаясь некоторых правил и стратегий, то ты, в общем, будешь выигрывать. Если бы не было цифры ноль, которая ни чет, ни нечет, ни красное, ни черное. Вот стоят люди, кто-то проиграл, кто-то выиграл, все примерно поровну. Но когда выпадает ноль, поигрывают все. Выигрывает казино. Примерно такая же история происходит и с правдой. Если мы, например, соберем огромный объем фактов, например, украл Навальный лес или не украл. Или нет, давайте чуть более сложный случай: Евгений Ройзман является спасителем города Екатеринбурга от наркотиков? Или Евгений Ройзман – бандит, организовавший преступное сообщество, которое торгует наркотиками и похищает людей. Я вам приведу примерно поровну и очень много фактов, свидетельствующих и о том, и об этом. И тут появляется фактор зеро, потому что есть еще минимальная вероятность того, что Евгения Ройзмана вообще не существует. Есть еще минимальная вероятность того, что существуют два брата, оба Евгении Ройзманы, или того, что у Евгения Ройзмана существует двойник. То есть какая-то минимальная вероятность, что все было совсем по-другому, имеется. Вот не в той парадигме и не в этой. И получается странная вещь, что если бы вы подбросили монетку, на которой решка бы значила «бандит», а орел значил бы «спаситель города», то вот эта пятидесятипроцентная вероятность была бы больше. То есть вероятность того, что мы угадаем, как происходит на самом деле, больше, чем в случае расследования.

Итак, при том, что набор фактов, даже большой, не является правдой, и при том, что существует хотя бы минимальная вероятность того, что все вообще было по-другому, как нам определить, что такое правда?

Волновая теория правды

Поднимите руку честно те, кто помнит, что такое квантовая физика. Грубо говоря, вся эта история начинается с того, что экспериментатор ставит пластинку, в ней есть две дырки, позади которых экран, и хитрым образом бросает в эту пластинку электрон. И пытается выяснить, через какую именно дырку электрон пролетит. Что делает электрон? Он пролетает через обе. А если в него посмотреть, то есть на одну из дырок поставить, камеру, которая фиксировала бы пролет, то он пролетит через одну дырку. Понимаете, почему так злился Альберт Эйнштейн, когда узнал о том, что это экспериментальные данные и ничего не сделаешь?

На самом деле это легко понять. Это волны. Волна идет где? Да везде она идет. А если вы хотите войти в некотором месте в море, понять, здесь ли идет волна, то она идет, конечно, именно здесь. Это я к тому, что физики, серьезные люди, экспериментально доказали, что мир является волной вероятности. А если пытаешься посмотреть на ту волну и понять, то она расхлопывается и говорит: «Вот я – реальность». Почему же тогда если это так в физике, то во всем остальном иначе? Мне сейчас, конечно, скажут, что квантовая физика имеет дело с очень маленькими такими штучками, а мы все-таки довольно большие. Но наши мысли, информация, наши биржи вот как раз из этих штучек и состоят. Давайте не будет углубляться, потому что сойдем с ума.

Действительно, правда – это то, во что человек верит. Это удивительная вещь, потому что, грубо говоря, самая дотошная форма расследования – это суд. Вот там это все действительно разработано. У тебя есть не две минуты репортажа, чтобы рассказать, что случилось, и не 45 минут документального фильма. У тебя есть сколько угодно времени. Ты сидишь, заслушиваешь свидетелей, рассматриваешь материалы… А потом в законе написана странная вещь: судья выносит решение на основании рассмотренных доказательств и личного убеждения. Это мы тут два года сидели, 18 томов рассматривали, а в решении судьи присутствует личное убеждение! И он тебя по личному убеждению на 15 лет – в зону строгого режима! Еще существуют судебные ошибки. У них там, в суде! Алло, а у нас?

Честно говоря, после этого я вообще журналистские расследования отменил бы к чертовой матери, потому что это вообще никуда не годится. И вернулся бы к каким-нибудь изданиям времен Петра I: «Напротив Гостиного Двора мещанин N попал под ломового извозчика».


Что это? Это история, маленькая история. Поскольку я уже больше не работаю ни в каких СМИ, уволить меня некому, то скажу вам, что, по моему личному убеждению, является правдой. На самом деле журналисты не сообщают информацию, не раскрывают истину, не докапываются до правды. Журналисты рассказывают истории. Вот вам важно, на самом ли деле Ромео и Джульетта погибли? Представьте себе, что я раскопал факт, что вражды между семьями Монтекки и Капулетти не было. Ромео и Джульетта встретились, полюбили друг друга, поженились, нарожали детей, жили долго и счастливо…. Испортили, собаки, лучшую пьесу всех времен и народов. Я уже не говорю о том, что уничтожили тысячи великолепных спектаклей, фильмов, опер. Таким образом нанесли огромный ущерб человечеству. Вишь ты, у них вражды не было! Была! Потому что если вражды нет, то и истории нет.
Вот журналист и рассказывает истории. Он не может рассказать правду. А чем тогда отличается fiction от non-fiction? Fiction – это выдуманная история. Давайте я сейчас буду на первой полосе газеты «Коммерсантъ» рассказывать:

«Михаил Фридман захватил самолет и врезался в Кремль сегодня». Сенсация, все перепечатывают. А завтра: «Оказывается, в Кремле живут подземные гномы, которые за одну ночь отстроили его, а Михаил Фридман воскрес!»


Тоже хорошая история. Многие издания, кстати, так делают. Разница в том, что автор fiction, когда пишет, думает, что он эту историю выдумал. А вот если автор верит в то, что он рассказывает правду, то это non-fiction. Вся эта подборка из фактов нужна самому автору, чтобы верить, что он рассказывает правду.

Есть еще одно важное отличие fiction от non-fiction. Мне открыл его мой немецкий издатель. Он сказал: «Когда пишешь non-fiction, ты можешь описывать события просто потому, что они произошли на самом деле. А когда пишешь fiction, в событиях все-таки должна быть какая-то логика». Это действительно так. Когда Льву Толстому понадобилось, чтобы Наташа Ростова убежала с Анатолем от князя Андрея, он полромана написал про то, почему она это сделала и как это случилось. На самом деле, это фантастический подвиг автора, когда он позволяет герою сделать нерациональный поступок. Ему же этот поступок мотивировать надо. А вот в книжке non-fiction или в газетной статье мотивировать ничего не нужно.