Юрий Пономарев (слева) и Виктор Геращенко. Фото: Дмитрий Духанин/Коммерсантъ

Власть теряет все свое очарование, если ею не злоупотреблять.
Поль Валери

Зачем я взялся за описание этой давней истории, которая в свое время ославила меня и моих товарищей, сделав нас без вины виноватыми в глазах правоохранительных органов и журналистов? По двум основным причинам. Во-первых, это часть нашей новейшей экономической истории, поучительный кейс, на котором новое поколение государственных финансистов могут учиться, как нужно (или как не нужно – об этом уже не мне судить) поступать в будущем. Во-вторых, современные читатели смогут провести интересные параллели и найти различия между действиями государственных компаний по управлению финансовыми активами в недавнем прошлом и нынешней политикой. Выводы читатели пусть делают сами. Навязчивый кошмар | Парижский поверенный | Преступление, которого не было | За что платят Тимченко | Скрытный трейдер НАВЯЗЧИВЫЙ КОШМАР Сейчас об этой истории уже изрядно забыли, но в конце 1990-х ее огласка вызвала публичный скандал. Речь идет об операциях по размещению Банком России части международных резервов страны через компанию ФИМАКО (FIMACO) в период 1993–1998 годов. В 1991–1994 годах я работал заместителем председателя Центрального банка и отвечал за международные операции. Финансовое положение страны было катастрофическим. Россия признала себя правопреемником Советского Союза, но была не в состоянии платить по его долгам. Переговоры с Парижским и Лондонским клубами кредиторов только начались и были далеки от завершения. Когда я вступил в должность зампреда, государственные валютные резервы страны составляли менее миллиарда долларов, да и в последующие несколько лет эти миллиарды мы считали не сотнями и не десятками, как сейчас, а «штуками» (три-пять-шесть миллиардов, иногда значительно меньше). При этой вопиющей бедности на нас свалилась дополнительная напасть в виде судебных исков швейцарской фирмы Noga, которая имела претензии уже не к советскому, а к новому российскому правительству по внешнеторговым операциям 1991 года. Претензии Noga достигали от нескольких сот миллионов до $1,5 млрд. Окончательное поражение в судах Noga потерпела только в 2007 году. А до этого дела шли с переменным успехом для сторон. В 1993 году Noga сумела добиться наложения ареста на финансовые активы «Внешэкономбанка» и Центрального банка Российской Федерации в Люксембурге, в дальнейшем ей это удалось сделать и во Франции. К счастью, арестовать нашему оппоненту удалось меньше миллиона в долларовом эквиваленте, но мы вполне обоснованно опасались продолжения захвата наших активов по всему миру. Перспектива оставить страну без валютных резервов стала для нас навязчивым кошмаром. Юридическая экспертиза показала, что традиционным, «прозрачным» способом Центральному банку для защиты от кредиторов безопаснее всего было размещать валютные резервы через финансовые институты в штате Нью-Йорк, США, или через Банк международных расчетов (БМР) в Базеле. Вот только БМР платил по привлеченным депозитам на 1/8–1/4 процентов годовых ниже рынка, что при нашей бедности было крайне нежелательно. А хранить все резервы в долларах в Нью-Йорке тоже не хотелось – нельзя же класть все яйца в одну корзину. Вот тут-то к нам и обратился Юрий Валентинович Пономарев, в то время руководитель Евробанка, Париж (дочернее учреждение Банка России во Франции) с предложением взять на себя управление частью российских международных резервов через уже существующую и принадлежащую Евробанку офшорную компанию ФИМАКО, зарегистрированную на острове Джерси. Офшорные компании, как известно, создаются не только для уклонения от уплаты налогов, но и для сокрытия от посторонних глаз истинных собственников управляемого такими компаниями имущества, в том числе на случай судебных исков, подобных иску Noga. Бенефициарным, то есть реальным собственником валютных резервов оставался Банк России, номинальным владельцем становилась компания ФИМАКО, а управлять деньгами ФИМАКО доверялось Евробанку. В случае прихода в Евробанк французских судебных приставов Юрий Пономарев мог в строгом соответствии с буквой закона заявить им, что денег Центрального банка Российской Федерации у него в управлении нет. Есть деньги компании ФИМАКО, а узнать, кому они на самом деле принадлежат, можно только через суды офшорной юрисдикции, куда французским приставам будет добраться очень непросто. Пока доберутся, Банк России сможет свои деньги, за которыми охотятся кредиторы, спрятать где-нибудь еще. Таким образом, это был нетипичный, нетрадиционный для центральных банков, «непрозрачный», но вполне эффективный для решения конкретных операционных задач способ размещения валютных резервов. ПАРИЖСКИЙ ПОВЕРЕННЫЙ ФИМАКО находилась под полным операционным контролем и в собственности Евробанка, который, в свою очередь, был дочерним учреждением Банка России, доставшимся ему «по наследству» от Советского Союза. Следовательно, Банк России размещал часть валютных резервов страны через свою дочернюю (Евробанк, Париж) и внучатую (ФИМАКО, Джерси) компанию. Структура резервов в управлении по валютам и видам финансовых инструментов определялась Банком России, а непосредственным их управлением занимался Евробанк. ФИМАКО же выступала в роли юридической «оболочки», позволяющей скрывать от французских судебных властей истинного собственника финансовых активов, находящихся в управлении Евробанка. За управление финансовыми активами Банк России уплачивал Евробанку комиссионное вознаграждение в размере 1/16 процентов годовых от остатка задолженности по размещаемым в долговые инструменты валютным резервам. Поскольку Евробанк был дочерним учреждением Банка России, то комиссионный доход от управления российскими валютными резервами через ФИМАКО оставался в финансовой группе российского Центрального банка. Как видим, никакого «криминала» в таком способе управления резервами не было. Если абстрагироваться от юридической формы схемы, то она сводилась к тому, что Банк России для управления частью валютных резервов использовал не свое внутреннее казначейское подразделение в Москве (как он это делал обычно), а внешнее, в Париже. Правда, в связи с использованием внешнего казначейства в Париже в качестве посредника, между внутренним казначейством в Москве и конечными контрагентами по размещению резервов на Западе возникали дополнительные операционные риски. Это риски добросовестных и недобросовестных ошибок – уже не только на уровне головного офиса Банка России, – но и в его парижской «дочке». К тому же, и контроль над операциями со стороны внешних аудиторов при такой схеме размещения иностранных активов ослабевает. Дело в том, что Банк России в те годы не составлял консолидированной финансовой отчетности с включением в нее операций своих зарубежных дочерних и внучатых учреждений, и «на другом конце» проведения операций, то есть в Париже или на Джерси, аудиторы Банка России не работали. Юридическая и финансовая документация аудиторам, конечно, предоставлялась, но сплошную, «сквозную» проверку всех документов от головного офиса Банка России до его зарубежных учреждений аудиторы (Coopers&Lybrand) выполнить не могли. Это обстоятельство смущало аудиторов, особенно на фоне возросших рисков ошибок и злоупотреблений. Они даже оставили свои комментарии в виде письма руководству Банка России с рекомендацией выбрать в качестве агента по размещению валютных резервов инвестиционный фонд с более известной репутацией, чем ФИМАКО. Но руководство Банка России в лице Виктора Владимировича Геращенко доверяло парижским агентам по размещению валютных резервов не меньше, а, возможно, даже больше, чем своим заместителям и помощникам в Москве. Все мы вышли из одной профессиональной школы, но наши товарищи, работавшие за границей, на тот момент времени обладали и большим опытом, и большими заслугами. А мысль – доверить столь деликатную миссию, как скрытное управление валютными резервами страны, «чужим», по-настоящему иностранным банкирам, пусть и с хорошей репутацией, да еще платить им за это комиссию, – была совершенно неприемлема для руководства Банка России того времени. Показательно, что сменившие Геращенко на посту председателя Банка России Татьяна Владимировна Парамонова, а затем Сергей Константинович Дубинин от услуг ФИМАКО тоже не отказались. Существовавшие в теории операционные риски по факту не реализовались. Все прокурорские и аудиторские проверки, проведенные после 1998 года, доказали добросовестность участников операций по управлению финансовыми активами через ФИМАКО. ПРЕСТУПЛЕНИЕ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО Репутационный «осадок» от истории с ФИМАКО все же остался. Во-первых, прокуроры напутали с суммами размещаемых через ФИМАКО резервов, многократно их преувеличив. В своих официальных бумагах они указали не суммы резервов, размещенные на определенную дату (не запасы, не остаток задолженности), а обороты (потоки) по счетам учета резервов за весь период 1993–1998 годов. Резервы размещались в краткосрочных финансовых инструментах, поэтому величина оборотов превосходила величину остатков в десятки раз. Например, одна и та же сумма, находившаяся в доверительном управлении ФИМАКО, но размещенная, например, в трехмесячные межбанковские депозиты, за год оборачивалась четыре раза, а за пятилетний период наблюдений – 20 раз. На моей памяти, более двух миллиардов в долларовом эквиваленте через ФИМАКО не размещалось. А в отчете генеральной прокуратуры говорилось, что в управление ФИМАКО была передана сумма 37,3 млрд долларов США, 9,98 млрд марок ФРГ, 379,9 млрд японских иен, 11,99 млрд французских франков и 0,9 млрд английских фунтов стерлингов. В действительности же все резервы страны в иностранной валюте в 1993–1998 годах, согласно официальным статистическим данным, на любую из отчетных дат составляли значительно меньшую сумму, колеблясь в интервале от 2 до 20 миллиардов в долларовом эквиваленте. Во-вторых, прокуратура поделилась новостью о своем обнаружении ФИМАКО с широкой общественностью, «засветив» нашу тщательно «законспирированную» схему, успешно проработавшую в течение 5 лет. Проверка Банка России проводилась по итогам дефолта августа 1998 года, и прокуратура просто нуждалась в громких публичных разоблачениях, истинных и мнимых. В-третьих, прокуратура «забыла» проинформировать общественность, что и Евробанк, и ФИМАКО были дочерними и внучатыми структурами самого Банка России, что управляли резервами его кадровые сотрудники, работающие за границей, и что «неправомерно выплаченные ФИМАКО комиссионные вознаграждения» (приведено дословно из письма бывшего генерального прокурора Юрия Скуратова) в конечном итоге достались российскому государству. Следует отметить, что комиссионное вознаграждение выплачивалось не «черным налом», а через банковские счета, строго в соответствии с заключенными договорами. А потому было совершенно правомерным и законным. В-четвертых, обнаружилось, что скрытная форма размещения валютных резервов страны через ФИМАКО позволяла не только прятать их от неудовлетворенных кредиторов, но и манипулировать финансовой отчетностью, представляемой Российской Федерацией в Международный валютный фонд (МВФ). Кажется, это происходило в предвыборном 1996 году, когда Банк России под политическим давлением был вынужден кредитовать растущие бюджетные расходы. Чтобы не превысить согласованные между Российской Федерацией и МВФ лимиты кредитования российским Центральным банком бюджета, часть долговых обязательств правительства была передана на баланс ФИМАКО и некорректно отражена в отчетности, посылаемой в МВФ, как международные резервы. И все же, настоящих злоупотреблений прокуратура не нашла. Не выявила их и специальная тематическая проверка, проведенная силами независимых внешних аудиторов (те же Coopers&Lybrand, или их правопреемники из PwC). Вместо того, чтобы расхищать или нецелевым образом использовать валютные резервы страны, участники схемы ФИМАКО лишь искусственно завышали их величину в международной отчетности, и то – в течение ограниченного периода времени, – накануне президентских выборов 1996 года. Причем, в заблуждение вводились только международные наблюдатели из МВФ, в то время как для российского правительства это, по-видимому, не было секретом. Тем не менее, прокуратура предложила Банку России операции с ФИМАКО свернуть, «от греха подальше», и проинформировала об этом в открытом письме Государственную Думу (читай, всю страну и весь мир). Зная независимый характер руководителей Банка России, рискну предположить, что они могли бы и не последовать рекомендациям генпрокуратуры. Но схема по скрытому размещению резервов была все равно «засвечена» перед кредиторами из Noga, и сохранять ее уже не имело никакого смысла. ЗА ЧТО ПЛАТЯТ ТИМЧЕНКО Теперь, после исторического экскурса можно сравнить историю ФИМАКО с действующей практикой российских нефтяных компаний, контролируемых государством, которые значительную часть своей нефти продают на экспорт через посредничество частных фирм, принадлежащих нашим соотечественникам, проживающим за рубежом. Главное сходство заключается, пожалуй, в том, что и Банк России, и российские нефтяные компании в качестве промежуточного звена между собой, конечными продавцами и «настоящими» иностранными «оптовыми покупателями» поставили еще одного посредника. Банк России назначил таким посредником структуру Евробанк/ФИМАКО во главе с Юрием Пономаревым, нефтяные компании – частные компании (например, фирму Gunvor во главе с Геннадием Тимченко). Пономарев пользовался полным доверием у руководства Центрального банка (их связывали годы совместной работы и личной дружбы), а Тимченко, по всей видимости, не в меньшей степени доверяли руководители нефтяных компаний и их кураторы из правительства. Главное же различие состоит в том, что структура Евробанк/ФИМАКО входила в финансовую группу Банка России, будучи, соответственно, его дочерним и внучатым учреждением. Пономарев не был собственником или совладельцем Евробанка/Фимако, а работал по найму. Комиссионные за посредничество в размещении государственных валютных резервов, которые оседали в Евробанке/ФИМАКО (по моим оценкам, в пределах десяти миллионов долларов за 5 лет работы), в конечном итоге доставались российскому государству, а не Пономареву и другим наемным управляющим, живущим на зарплату. Нефтяные же компании не наняли Тимченко и других менеджеров на работу в свои зарубежные отделения, а сотрудничали с ними как с совладельцами частной зарубежной компании. Прибыль, получаемая торговыми посредниками от сотрудничества с российскими нефтяными компаниями (исчисляемая, по-видимому, сотнями миллионов в долларах США), принадлежит владельцам фирм-посредников, а не российским компаниям. Другими словами, если бы российские нефтяные компании сами учредили фирму Gunvor или ее аналог, и пригласили бы свое доверенное лицо, например, г-на Тимченко, на работу в качестве наемного управляющего, то это был бы случай, аналогичный ФИМАКО. Если бы кандидат вроде Тимченко, например, не согласился на такие условия сотрудничества, то можно было бы найти для работы по найму и других опытных и авторитетных профессионалов, желающих торговать за границей российской нефтью. Например, после ухода Пономарева в 1997 году с поста руководителя Евробанка, Париж (ФИМАКО еще работала) ему сразу нашлась достойная замена. СКРЫТНЫЙ ТРЕЙДЕР Вопросы о том, зачем Банку России была нужна сеть собственных дочерних учреждений за границей для управления валютными резервами, и каким образом должны организовывать свои продажи за рубежом российские нефтяные компании, заслуживают отдельного рассмотрения и являются вовсе не такими простыми, как могут показаться на первый взгляд. При прочих равных условиях увеличение цепочки торговых и финансовых посредников между конечными продавцами и конечными покупателями приводит к росту транзакционных издержек, снижению прибыли или к упущенной выгоде для продавцов. И Евробанк/ФИМАКО, и, например, Gunvor – это дополнительные посредники между российскими продавцами и крупнейшими иностранными оптовиками. Необходимость внедрения в цепочку посредников дополнительного звена в виде Евробанка/Фимако объяснялась целью обеспечить скрытность, конфиденциальность размещения части валютных резервов страны. Нарушение режима скрытности лишило этот механизм всякого смысла, и от него сразу же отказались. В случае посредничества Евробанка/Фимако роста транзакционных издержек по управлению государственными валютными резервами практически не происходило только из-за того, что финансовый посредник входил в группу Банка России. Стратегическая или тактическая цель использования Gunvor в качестве дополнительного торгового посредника между российскими нефтяными компаниями и крупнейшими иностранными нефтяными трейдерами (или же конечными потребителями нефти) до сих пор руководителями российских компаний публично не объяснялась. Равно как не обсуждались и альтернативные возможности организации продажи нефти через собственные заграничные учреждения российских компаний. Упускают ли российские нефтяные компании выгоду, отказываясь от учреждения собственных торговых посредников за рубежом? Предложили бы более выгодные условия по сравнению с Gunvor «настоящие иностранные» нефтяные трейдеры с мировыми брендами? Ответы на эти вопросы не представляются для меня очевидными. Эти принципиальные вопросы необходимо ставить перед руководством нефтяных компаний, как раньше – перед руководством Банка России по «делу ФИМАКО». Это в интересах акционеров, каковыми выступают и российское государство, и держатели «народных акций». Вопросы нужно задавать с использованием всех имеющихся юридических возможностей на уровне общих собраний акционеров и через другие каналы общения с представителями органов управления компаний. Если вопросы остаются без ответа, нужно ставить их вновь и вновь, добиваясь их полного прояснения. Можно обсуждать эти вопросы и на форумах для общения, предоставляемых СМИ, избегая при этом огульных обвинений и скоропалительных, поверхностных суждений, оставаясь в рамках профессионального поля.