Второй фильм режиссера Сергея Лобана«Шапито-шоу» на глазах становится культовым. На Московском кинофестивале, который завершился в субботу, комедия получила специальный приз жюри «Серебряный Георгий». Вручая его, председатель Джеральдин Чаплин протянула Лобану свою карточку: «Вот мой телефон, звоните. Я хочу у вас сниматься». Свои восторги съемочной группе уже высказала российская пресса, а также Никита Михалков и Константин Эрнст. Фильм длится 3 часа 30 минут, состоит из четырех самостоятельных историй: «Любовь», «Дружба», «Уважение» и «Сотрудничество», и обычно с него никто не уходит. Режиссер Сергей Лобан и сценарист Марина Потапова рассказали Slon.ru о том, что этот успех просчитан, о том, что для продюсеров представляют сплошную головную боль, а также о том, почему движутся в сторону Голливуда. «Поделочка» | Крупные художники и Михалков с ними | Медийное «мы» | Снимать «че хотим»
– Расскажите, пожалуйста, почему нам всем этот фильм так нравится.
Сергей: Гипноз. У «Шапито», которое поставил Шпагин в Крыму, был такой слоган – «Мистический гипнозис». Фильм – это тоже своего рода «мистический гипнозис».
Марина: А у песен в нем такое действие, что человек их послушает и начинает напевать, не может никак забыть. Его спрашивают: «Что поешь?» Он отвечает: «Песню из «Шапито». И это тоже работает как вирусный маркетинг. Там много таких новейших стратегий, мы много их использовали.
– Вы сейчас шутите.
– Я шучу, но в каждой шутке есть доля правды.
Сергей: Мы находимся в выжженной пустыне – вокруг нет ни одного смешного и умного фильма, уже давным-давно. Нет Данелии, Рязанова, Быкова, Гайдая. Это пространство свободно, давным-давно. Мы туда влили три часа тридцать минут, но этого мало.
– Как вы это уловили? Вам самим не хватало такого кино?
– Да. При этом это такое кино, которое похоже и на американское, на Коэнов. Все актеры как звезды, они все как Голливуд, все – такие стар! И это непохоже совсем на российское кино, которое развивается не туда куда-то. А мы двигаемся в сторону Голливуда.
Марина. К глобализации.
– Фильм – это манифест?
– Ну почему манифест? Скорее, это фильм-аттракцион, для современного человека, который привык к новой информационной среде, к новым коммуникациям. И мы пытались это сделать в какой-то адекватной форме.
– Мне все-таки кажется, что это манифест нового поколения, и я пытаюсь понять, в чем он выражается.
– Манифест – это серьезное пафосное высказывание, а мы стараемся избегать такой интонации. Какой это манифест? Мы сделали поделочку, создали модельку. А если как манифест у кого-то в голове сработает, то и хорошо.
Сергей. Вот если фильм «Курьер» – это манифест, то и наш – может быть.
– Как к вам приходили эти герои? Почему вы решили, что это именно такие герои, которые именно так себя ведут?
–История «Сотрудничество» основана на реальных событиях. Был режиссер Глеб Михайлов, снявший великий треш-фильм «Черный фраер». Он продюсировал группу «Виктор» Асхата Оша – двойника Цоя. У него был альбом, в котором Асхат пел свои песни и песни Виктора, назывался альбом «Виктор+Цой – 2002». Глеб нашел какого-то инвестора, который то ли делал, то ли продавал пиво, и тот вложил 80 000 долларов. Они арендовали огромный зал «Юбилейный», включили по телевидению ролики о концерте, потратили огромное количество денег на рекламу и – с треском провалились. Пришлось сбежать из Питера, сидеть в Москве, отключать телефон...
Наш герой Сережа Попов – немного другой, и в нем много от настоящего Сережи Попова. Он сын и внук художников. И антиквар в фильме, например, – это его знакомый, настоящий антиквар, у которого с Сережей есть какие-то дела.
Марина. А часть речи Сережи про прерафаэлитов мы с ним писали вместе – он рассказал, как себе это видит. Словом, помогал написать какие-то сцены, которые могли бы происходить в его жизни.
Сергей. Или история с Подольским – нашим талисманом, на которого мы вообще опираемся в нашем творчестве... Он похож на героя «Пыли» тоже. Нам было интересно представить историю романтических отношений, которые могли бы быть у такого героя.
Марина. Он не совсем на него похож. В «Пыли» герой был совсем уж не от мира сего, а в «Шапито-шоу» преуспевает даже, – в сети он, видимо, пользуется локальной популярностью. Пишет афористичные посты, рисует какие-то картинки. Просто в реальной, обыденной жизни не пользуется успехом у женщин и стесняется себя.
«Дружба» – эта история не то, чтобы имела место в реальности, но ее герой, Алексей Знаменский, вышел он из среды глухих, довольно замкнутой на себе среды, с недоверием относящейся к внешнему миру. И он действительно довольно сильно сейчас оторвался от мира глухих. Он учится во ВГИКе, живет в общежитии, по-моему, много общается со слышащими. Глухому человеку действительно сложно коммуницировать. Он не все может разобрать, для него не всегда повторят, и в реальной жизни Знаменский находится где-то между этими мирами – не совсем там и не совсем тут. Думаю, ему пришлось проходить через похожие конфликты. А поскольку мы знали эту среду, знали, как они все воспринимают, создали такую модель.
– Актеры, играющие глухих, получается и в реальности не слышащие?
– Актеры учились вместе, Леша и эта компания друзей учились в институте искусств, у преподавателя, который еще в Щукинском училище преподает, они все – актеры, которые играют в Театре мимики и жестов.
– Вы, Марина, сценарий одна писали? Как он рождался?
–Я его писала, переписывала, мы очень много обсуждали, на каждой стадии. Ну да, я записываю, пишу диалоги, предлагаю какие-то концепции, но Сережа всегда это может корректировать. Для нас это взаимный процесс.
– Вплоть до того, что интервью даже вы раздельно не даете.
– А зачем? Зачем нам отдельно давать интервью? Это Лобан так организует. Он же чувствует ответственность: мы вместе это делали, а теперь ему одному отвечать. Как так?
Сергей. Я хочу, чтобы была группа, это важно для мифологии фильма, чтобы был рок-н-ролл.
Марина. Существует инерция восприятия, что есть режиссер, который за всех должен говорить, а, когда мы даем интервью вдвоем, то хотя бы символизируем, что есть группа. В фильме участвовало много людей, в такой же степени, как и мы, и их от процесса никак нельзя отделить. Мы все существуем как единый организм, и в следующих проектах будем опираться на людей, которые были в этом проекте.
– Почему актерам часто не веришь, а вашим веришь? Это режиссура? Сценарий? Актеры, которые еще не звезды?
– Это отличные актеры, которые находятся в отличных для себя условиях – им дают играть и примерно объясняют ситуацию. И мы вместе пытаемся добиться какого-то результата.
КРУПНЫЕ ХУДОЖНИКИ И МИХАЛКОВ С НИМИ
– Ваше высказывание о кино там присутствует, начиная от сцены про кино Михалкова, который позже, на моих глазах, познакомился с вами и сказал, что фильм гениальный и очень смешной, заканчивая рассуждениями об искусстве в последней части – об эрзацах и фальшаке. Я думала в последние несколько дней о вашем фильме, послевкусие остается очень сильное, все пыталась понять, почему он нам всем нравится. Мне кажется, одна из главных тем – фальшак, которая появляется в первой истории – о виртуальной любви, которая разбивается в реальной жизни, развивается во всех вставных музыкальных номерах и завершается героем, который играет Цоя. Все вокруг – фальшак. Вы так чувствуете?
Сергей. Не знаю, «фальшак» – какое-то злое слово. Просто такова ситуация в современной культуре – постмодернистский мир не то, чтобы фальшак... Можно реализовываться разными способами.
Марина. Наш герой – эрзац-Цой, совершенно не фальшив, он жив и искренен. Это не дешевая имитация, не попытка замены. То, какой он есть, – не он сам, а продолжение Цоя. Ему это и вправду интересно. И Сережа Кузьменко, который его играл, как он есть, пишет свои песни, но при этом вполне продолжает дела Цоя, как сам это понимает.
– А вы свое кино воспринимаете как продолжение чего-то?
– Нет, это наш поток сознания. Мы выделили область, о которой высказываемся, создали модель мироздания, в ней каждый может найти интересные ему штуки, там можно покопаться. Он, наверное, нравится людям, потому что там много чего есть. Одному нравится одно, другому – другое.
Сергей. Ну, и ситуации – архетипические.
Марина. Ситуации, которые, скорее, не могут не происходить с каждым. Так или иначе все проходят через какие-то стадии отношений, и в них случаются подобные конфликты.
– А на самом деле что вы думаете о фильме Михалкова?
–Мне кажется, что Михалков – интересный человек, режиссер и довольно современный и важный. Таких мало. В чем-то мы можем с ним не соглашаться, в каких-то политических воззрениях, например, но то, что фигура эта заметная, весомая – бесспорно.
Сергей. Фильм «Свой среди чужих, чужой среди своих» – это лучший фильм про дружбу, который я смотрел.
– Шутка про Михалкова в результате чего возникла?
Марина. Эта шутка в сущности не про Михалкова. То, что это будет Михалков, мы решили в последний момент. Мы хотели показать, что сын пытается возвыситься, встать на один уровень с отцом благодаря нападкам на крупную фигуру, поскольку сам он никто и только что очень сильно облажался, повел себя как трус, а отец его теперь даже презирает. Он чувствует разрыв, и ему надо что-то опустить, будучи заодно с отцом. Он надеется на такую поддержку, а она не случается. И в этом смысле эта шутка, скорее, не про Михалкова, а про Романа Волобуева.
Сергей. Шутка про кинокритика.
Марина. Про такого человека, который пишет рецензию с позиции «как он мог так опуститься?» Который сам, в принципе, ничего не может.
– Ну почему «не может»? Он может писать рецензии про кино.
– Может. Но его позиция надменная, свысока. Всегда как-то неловко, когда слышишь или читаешь такие высказывания. В них видна подоплека, что человеку важно себя утвердить, что, мол, я тоже, папа, понимаю, я тоже знаю, что хорошо, что плохо.
У нас были разные версии, какой это будет режиссер и какой фильм. Мы думали, может, это должен быть Герман, который долго снимает, но он так ничего не закончил еще. Может, какой-то зарубежный? Не очень понятно. Лунгин? Не совсем подходит. А Михалков как-то хорошо ложился, и мы его вставили. И, вроде, смешно, что на Московском фестивале Михалков увидит, посмотрит.
– А что вы думаете про Михалкова?
Марина. У Михалкова происходит сейчас очень интересное взаимодействие с миром, он понял, как что устроено, попал в интернет...Он чувствует, закрывая глаза, что весь мир идет на него войной. Идет мобилизация.
Сергей. Он как герой своего фильма «Свой среди чужих...», но уже в конце – ходит в рваной рубашке с минометом и один отстреливается от всего мира. Это круто, он – смешной персонаж.
Марина. Моя мама, вот, должна пойти на обед с Михалковым. Она написала что-то про «Цитадель» и выиграла обед с ним. Это такая смешная параллель, потому что у Линча был Lunch with Linch, а тут – Lunch with Mikhalkov. Линч, например, еще каждый день включался на своем сайте и говорил, какая сегодня погода. Михалков стал делать то же самое – на своем «Бесогоне» каждый день говорит, что пришло ему в голову. Такой персонаж современной медиасреды. Он любопытен.
– Вам важна его оценка?
– Нет. Не важна. По-человечески нам приятно, что он фильм увидел и, может быть, посмеялся.
Сергей. Да не, не важна. Приятно очень, но непринципиально.
Марина. Поскольку у нас нет никаких авторитетов, мы их не признаем, то и Михалков для нас не может быть авторитетом. Мы в принципе современники, застали его живым и вступили в диалог. Он – крупный художник XX–XXI века, и мы крупные художники XXI века. И вот мы с ним сфотографировались.
МЕДИЙНОЕ «МЫ»
– Шоу «Цена жизни» ведь придумано тоже? Такой программы на ТВ нет.
Сергей. Придумана. Марина даже забыла, но вспомнили недавно, что один из первых вариантов сценария был тот, где ток-шоу было центральным событием фильма и называлось «Цена жизни».
– Ее вы запускали в социальных сетях.
–Да, но в сети он существует в более расширенном варианте.
Марина. Цой там живет своей жизнью.
– Вы что-то такое поняли про медиа, что смогли создать абсолютно придуманную ситуацию, где можно поверить, что наше телевидение показало, как человек на глазах публики и ведущего будет кончать жизнь самоубийством.
Марина. Да, даже думали мы, что можно показывать фрагмент фильма как пилот передачи, и запустить ее в итоге в эфир.
– Что вы поняли про нынешнее состояние медийной среды?
– Она мутирует, она развивается, она оживает, и из маленького зародыша становится на лапки. А человек меняется, происходит новая ступень эволюции. И мы имеем счастье ее наблюдать. Человек из довольно отрезанного от всего мира «я» превращается в такое медийное, коммуницирующее «мы».
– Многоголосица и множество героев фильма приводят к тому, что все они появляются в не лучшем месте для отдыха, где слишком много людей. И это тоже, кстати, фальшивая реальность – место для отдыха, в котором на самом деле отдохнуть нельзя. А потом все это сгорает в шапито.
– Все туда попали, чтобы встретиться с чем-то другим, для того, чтобы уехать из Москвы и получить новые впечатления. Не то, чтобы это место, где нельзя отдохнуть. Ведь что такое отдых? Это непонятно еще, отдохнули они или устали, да и никто никогда не знает. Они стремились выйти из обыденности, и им это удалось – революция повседневности случилась.
– И она провалилась.
В один голос. Нет, наоборот.
Сергей. Они все проходят посвящение. Огнем.
Марина. Они все переходят на следующую ступень.
– Но им всем было хорошо прежде, до новой реальности.
–Нет, всем было изначально плохо, и только после пожара начинается мало-мальское освобождение.
– И что они делают со своими жизнями потом?
–Постольку, поскольку их жизни прежде управлялись миражами, эти миражи исчезли, их жизнь больше принадлежит им. Даже если они создадут новые миражи, они потом опять избавятся от старых. Это все время должно повторяться.
– История ведь, несмотря на смех (или, может, благодаря ему), – трагическая. Любовь не состоялась, дружба не состоялась.
Сергей. Почему трагичная? Почему не состоялись? Это неизвестно.
Марина. Любовь там по-другому устроена. И что значит «не состоялась»? А как она должна была состояться?
– Жили долго и счастливо...
– А они жили долго и счастливо, и даже если не умерли в один день и если даже не поженились, как минимум продолжали общаться. У них произошло важное формирование какого-то общего «мы», произошло взаимное освобождение от иллюзий, страхов. После этого у них все должно быть прекрасно. Любовь должна быть свободной, она не должна человека ограничивать, зажимать, парализовать.
– Вы во всех интервью говорите, что были готовы к этому успеху.
Сергей. Мы его планировали. По-другому нельзя. Мы этот фильм делали с расчетом, что он должен работать. Успех – если фильм работает, а он работает. А просчитали мы, что он работает на достаточно широкий круг зрителей, которые по-разному фильм поймут и что-то свое в нем найдут. И это мы просчитали, может, без особых ошибок. А так... Мы же художники... Все, что мы пережили, прочувствовали, мы вложили, «Шапито-шоу» – отчет о нескольких годах нашей жизни. Все, что понимали, упаковали. Сейчас будем реализовывать что-то новое.
– Как вы смотрите на свое будущее?
– Будущее должно быть такое. Мы должны заработать 50 миллионов, чтобы отдать половину денег инвесторам, а половину себе, и смогли бы на эти деньги в дальнейшем...
Марина. Жить безбедно. Снимать, че хотим.
Сергей. Да, снимать, че хотим.
Марина. И продюсировать себя.
Сергей. Такой был план.
– Я чего боюсь. Вы становитесь такими модными, культовыми героями сейчас, а реальность у нас такова, что героев прибирают к рукам крупные дяди. Возьмите, например, «Прожекторперисхилтон»...
– Мы в этом не участвуем. Мы делаем только то, что нам нужно. Мы не можем быть поглощены никак.
Марина. С нами работать очень сложно и прибрать к рукам невозможно. В какой-то момент человек прибирает нас к рукам, а потом начинает ощущать, что прибрали его мы, и это – очень распространенная ситуация. Нам ничего не надо, мы ничего не боимся, и что делает нас сильными – то, что мы вообще никуда не стремимся. В сущности, у нас и так все хорошо. Единственное, что нужно, – чем семью кормить, не больше. Тот статус, который мы сейчас имеем, позволяет нам мало-мальски существовать, а больше нам ничего не надо. Мы можем штучно что-то сделать. Раз, и Лобан что-то смонтирует, я куда-то что-то напишу – просто, чтобы поддержать бюджет текущий. Но мне кажется, я никогда никуда не устроюсь на работу. У меня этого не было в жизни и не будет, мне кажется. Судьба не поворачивалась так.
– Вам важно, чтобы фильм появился на телевидении?
– Нам важно очень. Нам нужно и необходимо. Но делать фильм для телевидения, оттого, что нам заказал продюсер фильм, который он сам придумал, – вот такого с нами произойти не может.
- Вот, например, Константин Эрнст, который, как я слышала от ребят из вашей группы, посмотрел фильм тоже, не спал до четырех утра, был в восторге, вдруг делает предложение...
Марина. Какое?
Сергей. Какое?
– Вот для начала, например, он показывает фильм в эфире...
Марина. Прекрасно. Другого мы и не ожидаем.
– А потом говорит, что есть гениальная идея и он просит вас снять. Вы отказываетесь?
Сергей. Ну конечно. Таких предложений было миллион. Нет, после «Пыли» у нас уже нормальный статус был. Я в месяц от трех–пяти предложений отказывался – снимать сериал, еще что-нибудь. Зачем? Нам же нужно было бы тратить на это время...
Марина. На самом деле, жизнь очень короткая, очень. Еще не дай Бог заболеть чем-нибудь. А работать на сериале нет вообще никакого смысла, это настолько пустое занятие! Сериал как фильм-роман, может, мы сами придумаем и сделаем, но не оттого, что нам кто-то заказал. Мы не умеем вообще работать, и все, кто с нами связывается, кто пытается что-то от нас получить, нас проклинают.
– Все произносят ключевую фразу фильма «Ты самый страшный человек, которого...»
Сергей. Да.
Марина. Да. Мы все время делаем не так, как обещали. Ни один продюсер нам не обрадовался. Лобан, ты же обманул ожидания предыдущих продюсеров? Они ведь думали, что это будет другое кино. А почему так думали? Не знаем.
– Вы обманули предыдущего продюсера, [Александра] Любимова?
–Обманули в том смысле, что, когда он посмотрел материалы, он увидел не то, что он думал.
Сергей. Ему не просто не понравилось, а ему катастрофически не понравилось. Он все время предполагал, что это серьезное социальное кино, там – глухие, какая комедия? И он представлял себе «Вавилон» какой-нибудь, какого-нибудь Иньярриту.
Марина. А он увидел хиханьки-хаханьки, и ему не понравилось.
Сергей. Мы с ним не общались, просто его помощник мне передал, что Любимов шокирован.
Марина. Это про ожидания. А что уж говорить о сроках? Никогда не было, чтобы мы что-то сделали в срок. Было?
Сергей. Никогда. Продюсеры от нас ожидали фильма на год раньше. Они прекрасные люди. Нам страшно повезло с ними, потому что никто бы никогда не выкупил фильм за полтора миллиона и не вложил бы потом еще 500 тысяч. Просто таких случаев не бывает.
– А вы знаете о таком смешном факте, что, когда была презентация вашего фильма, Константин Львович выступал в другом месте и провозгласил, что «Яйца судьбы» и молочные железы Анны Семенович отвратили русского зрителя от кино окончательно». Вокруг вас создается атмосфера, когда кино, вроде бы, умерло, все его хоронят, а тут выходите вы...
Марина. Когда мы появились с «Пылью», была такая же тема – кино умерло, беда. Но мне кажется, что эта ситуация нормальная и стабильная. В последние лет тридцать ничего другого не происходит – кино умирает и умирает, бесконечно находится в агонии.
