Поглощение ТНК-BP «Роснефтью», или Back in the USSR

9 августа 1995 года из государственной «Роснефти» была выделена Тюменская нефтяная компания (ТНК). Основу компании составили Нижневартовскнефтегаз и Рязанский НПЗ. В 1997 году компания была приватизирована группой «олигархов».

За следующие пять лет ТНК заслужила репутацию самой агрессивной и быстрорастущей компании, отобрала через банкротства ключевые добывающие активы у «Сиданко», выиграла приватизационные конкурсы на «Оренбургнефть» и «Славнефть» (совместно с «Сибнефтью»). К 2002 году ТНК вошла в тройку крупнейших нефтяных компаний России и рассматривала залежавшуюся в госсобственности «Роснефть» как наиболее вероятное следующее приобретение.

Спустя еще десять лет два основных собственника ТНК-ВР борются друг с другом за право выйти из бизнеса и выгоднее продать свою долю все той же государственной «Роснефти» под разговоры правительства о необходимости улучшать инвестиционный климат и снижать роль государства в экономике.

Как устроена ТНК-BP

С момента приватизации ТНК по сути была партнерством: 50% у «Альфы» Михаила Фридмана и Германа Хана, по 25 % у «Реновы» Виктора Вексельберга и Access Industires Леонарда Блаватника. Коллегиальное управление было зашито в гены компании, во многом предопределило ее развитие. ТНК была одной из первых российских компаний с полноценным, живым советом директоров и правлением. Решения рождались в постоянных спорах и конфликтах. Энергия Хана заряжала людей, двигала проекты компании и пугала конкурентов. Вексельберг с методичностью профессора год за годом внедрял в компании инвестиционный процесс. Никто из многочисленных президентов и претендентов на этот пост – Семен Кукес, Виктор Вексельберг, Тим Саммерс, Максим Барский, Михаил Фридман и даже Роберт Дадли – не был единоличным руководителем, полноценным СЕО компании. Исключение – последний период после отхода от оперативного управления Вексельберга и вытеснения ВР, когда реальным СЕО де-факто стал Хан. Что вряд ли сделало компанию сильнее.

В 2003 году ТНК стала первым (и пока единственным) успешным СП с международной нефтяной компанией, превратившись в ТНК-ВР (Боб Дадли накануне сделки говорил, что «поиск названия продолжается, но уж точно это будет не банальное ТНК-ВР»). Компания сфокусировалась на органическом росте, оптимизации активов и выстраивании эффективной системы управления. Несмотря на череду шумных акционерных конфликтов, ТНК-ВР, безусловно, стала успешным проектом для обоих акционеров. ВР с лихвой окупила дивидендами свои первоначальные инвестиции, получила запасы и растущую добычу. Российские акционеры обеспечили легитимность и фундаментальную защиту своей собственности.

Сегодня ТНК-ВР – самая эффективная нефтяная компания в России, задающая стандарт отрасли: от охраны труда и подходов к бурению до управления инвестициями и уровня сервиса на заправочных станциях. С 2000 года компания показывала самый быстрый органический рост (без учета M&A), обеспечивая при этом фантастический уровень дивидендной доходности. Она напоминала машину для печатания денег (например, за 2011 год ТНК-ВР выплатила акционерам около $8 млрд, ближайший конкурент – «Лукойл» – $2,1 млрд, «Роснефть» – всего $1,2 млрд, притом что и «Лукойл» и «Роснефть» добывают существенно больше ТНК).

Как устроена нефтяная промышленность РФ

В начале 1990 года Вагит Алекперов сделал для добывающей индустрии примерно то же, что Егор Гайдар для рыночной экономики (правда, с более выдающимся результатом лично для себя), – разделил советское министерство на дюжину конкурирующих компаний. Запустил необратимую (казалось тогда) структурную реформу, одну из самых радикальных в постсоветской истории. Реформа сопровождалась исторически самыми низкими мировыми ценами на нефть и общим экономическим коллапсом в бывшем СССР. За первые несколько лет добыча нефти в РФ упала на 40%. Но созданная конкурентная структура начала работать. К концу девяностых в отрасли работали полтора десятка вертикально интегрированных компаний, несколько сотен новых частных нефтяных компаний всех мастей, 5–6 крупных СП с международными нефтяными компаниями, а некоторые из них зашли в Россию самостоятельно.

В отсутствие видимой руки закона такое многообразие форм подчинялось только невидимой руке рынка (почти идеальный экономический эксперимент). За последующие 5–7 лет прошла консолидация активов наиболее сильными и/или эффективными игроками. Бизнес-ориентированные ЮКОС, «Сибнефть», ТНК активно поглощали своих менее подвижных конкурентов, используя при этом весь арсенал методов убеждения. Попавшие под контроль инсайдеров-нефтяников «Лукойл» и «Сургутнефтегаз» развивались медленнее лидирующей тройки, но тоже существенно эффективнее предприятий, остававшихся в госсобственности.

Показателен пример «Оренбургнефти» (ОНАКО), купленной ТНК на аукционе в 2000 году. До приватизации ОНАКО не платила дивидендов, менеджмент жаловался на нехватку средств и регулярно выпрашивал льготы. Добыча на «старых и трудных» месторождениях, конечно, снижалась и составляла около 7 млн тонн в год. Через десять лет «Оренбургнефть» добывала свыше 20 млн тонн в год, являясь одним из самых эффективных и быстро растущих активов ТНК-ВР и генерируя денежный поток в $1,5–2 млрд ежегодно.

К началу 2000-х, отстрелявшись и немного протрезвев от первых миллиардов, новые собственники начали приходить к выводу, что дальнейшая схватка на выживание становится игрой с нулевой суммой и большими личными рисками. Российская нефтянка оказалась первым сектором экономики, где сами участники заговорили про необходимость правил в отсутствие реального регулирования со стороны государства. Нефтяные компании смогли договориться о равных правах доступа к транспортной инфраструктуре – до этого вопрос решался преимущественно коррупционным путем. Заговорили о необходимости прозрачных правил при организации аукционов и конкурсов (вспомним выступление Ходорковского после конкурса по Валу Гамбурцева, где он выступал от лица крупных нефтяных компаний и просил у Владимира Путина «прозрачных правил») и даже о развитии рынка (конечно, не для нефтепродуктов и нефти, а для сервисных услуг и труб, но все же). Договорились с государством о механизме изъятия ренты. НДПИ и экспортная пошлина, меняющиеся вслед за мировыми ценами на нефть («ножницы Кудрина»), – стали основой налоговой системы РФ в 2000-х, обеспечивая около 50% дохода федерального бюджета. Ни в одной другой рентной отрасли РФ (газ, уголь, цветные металлы) механизм участия государства в сверхприбыли сформирован не был.

С 2003 года в структуре нефтяной отрасли России консолидация продолжилась, но ее вектор изменился. Лидер по эффективности ЮКОС был обанкрочен и продан «Роснефти» (которую так и не успели приватизировать). «Сибнефть» превратилась в «Газпромнефть». Независимые производители и СП с международным участием практически исчезли с нефтяной карты России.

Новый лидер отрасли и главный претендент на обе половины ТНК-ВР – «Роснефть» – успешно растет, но при этом имеет отрицательный денежный поток (т.е. систематически тратит больше, чем зарабатывает), не платит акционерам больше 1–2% дивидендов (главный акционер – мы с вами, наше государство) и накопила более $20 млрд долга. Народное IPO сделало поверивших в народность россиян немного беднее.

Неразменный золотой

Сценарий покупки «Роснефтью» доли в ТНК-ВР представляется большинству наблюдателей наиболее вероятным, и я в этом с ними солидарен. ВР уже получила очередное похлопывание по плечу от президента на такую сделку. При этом «Альфа-групп» за 20 лет не проиграла еще ни одной корпоративной битвы и показала, что умеет и бороться, и договариваться на всех уровнях и во всех ситуациях. Не сомневаюсь, AAR сможет эффективно продать или разменять свою долю – судя по последним новостям, она получит за свою половину ТНК-BP царские $28 млрд.

В конечном итоге устойчивым результатом будет полное слияние ТНК-ВР и «Роснефти». Если принять это в расчет, у участников процесса есть широкое поле для маневра, и каждый вполне может получить желаемый результат: Игорь Сечин – удвоение «Роснефти», AAR – хороший cash или ликвидный актив, Дадли – моральную компенсацию за тяжелый личный опыт и столь желанное партнерство с госкомпанией взамен вконец утомивших ВР олигархов. В этом ключе возможны и довольно неожиданные сценарии – например, в результате поглощения ТНК-ВР «Роснефтью» AAR становится крупным акционером BP, а ВР – крупным акционером «Роснефти» (сейчас речь идет о 12,5% акций госкомпании); или ВР и AAR получают большие доли в объединенной Роснефти-ТНК.

То есть выиграют потенциально все участники процесса. Проигравшим окажется, как ни удивительно, только экономика РФ. После завершения сделки века мы получим еще одну консолидированную, практически монопольную отрасль. На объединенную компанию будет приходиться около половины добычи и переработки нефти в РФ. С учетом «Газпрома», «Газпромнефти» и «Татнефти» на государственные компании будет приходиться почти 2/3 нефтедобычи.

Государство, главной заботой которого должно быть поддержание оптимальной структуры и правил работы в отрасли, привлечение инвесторов и стимулирование конкуренции, практически возвращает структуру отрасли к исходному состоянию начала 1990 года.