Основатель и владелец Volga Group Геннадий Тимченко. Фото: ИТАР-ТАСС / Вячеслав Прокофьев

Рецензия на интервью – так себе жанр, но такие интервью у нас случаются редко, и было бы обидно, если бы семистраничная беседа знаменитого бизнесмена Геннадия Тимченко с корреспондентом ИТАР-ТАСС так бы и осталась частным эпизодом из практики государственного информагентства; это не просто интервью, это событие общественной жизни – возможно, более важное, чем может показаться.

Проблемы, с которыми теперь столкнулся Тимченко, были предопределены еще десять лет назад, когда ему, наряду с членами кооператива «Озеро», не повезло оказаться героем хоть и опереточных, но все же разоблачений Ивана Рыбкина и Бориса Березовского, а потом Станислава Белковского, а потом Алексея Навального и дальше по прямой вплоть до включения в санкционные списки США и Евросоюза. 

Десять лет имя Тимченко с пометкой «друг Путина» постоянно звучало в довольно нехорошем контексте даже при самом беглом описании устройства современной России, в которой, чтобы стать миллиардером, достаточно дружеских связей с первым лицом или даже, как мы теперь узнали из интервью ИТАР-ТАСС, родства с собачкой первого лица (Тимченко говорит, что у него лабрадор, и подобострастный корреспондент уточняет, правильно ли он догадался, – правильно, правильно). Наряду с Ротенбергами и Ковальчуками Тимченко давно превратился в символ путинской экономики, и это в какой-то мере несправедливо, потому что российская олигархия в любом случае не исчерпывается тремя или четырьмя именами, а символами стали только трое или четверо, – это если с Якуниным. В России есть миллиардеры, репутация которых по какой-то счастливой случайности не зависит от близости к Путину (тот же Абрамович), и еще наверняка есть незнаменитые, не индексируемые журналом «Форбс» окологосударственные бизнесмены, которым повезло остаться в тени и которые теперь, наверное, когда встречают где-нибудь Тимченко, хлопают его по плечу – не переживай, мол, старик, будет и на твоей улице праздник.

Он и сам на семи страницах тассовского интервью делает вид, что праздник уже на его улице: четыре гектара дача, и дом два этажа, и по стенам картины соцреалистов братьев Ткачевых, и китайская банковская карта нормально работает; наверное, он даже и это интервью решил дать, чтобы самому убедиться, что у него все, в общем, неплохо. «Могу хоть сегодня сесть в самолет и полететь в Париж, Женеву или Лондон», – и вдруг уже делается непонятно, кто перед кем заискивает. Вот это «вы ничего не подумайте, у меня все хорошо» – такие слова принято произносить, размазывая по лицу неостанавливающеся слезы; у Пугачевой на эту тему была песня – «В горький час, когда смертельно не везет, говорю, что везет все равно».

Невидимые слезы Геннадия Тимченко – это и слезы недоумения, и слезы злости, и слезы ненависти. Показателен пассаж об Игоре Коломойском: Тимченко вначале пытается иронизировать («Один из тех, кто заправляет там сейчас, практически мой сосед по Женеве»), потом вспоминает, что шутки бывают понятны не всем, и уже с серьезным лицом делает важное уточнение («Мы незнакомы, но столько слышал об этом господине, что…»), а потом срывается и уже без всяких церемоний, уже действительно как сосед соседу (в коммунальных квартирах такое бывает), грозит Коломойскому «следственными органами», вероятно, российскими – тассовский интервьюер чувствует интонацию и участливо спрашивает, жаловался ли Тимченко на Коломойского Путину. Оказывается, нет, не жаловался, и если это правда, то становится ясна важная деталь отношений между двумя друзьями: мнение человека, на которого записан, вероятно, коллективный капитал, не очень интересует старшего в их дружеском партнерстве.

Собственно, зиц-председательская интонация Геннадия Тимченко настолько навязчива, что ее не перебивают даже многочисленные бытовые жалобы, нарочито исполненные в формате «богатые тоже плачут» (раньше встречался с сыном в Швейцарии, а теперь сыну приходится ездить в Россию; американцы заблокировали использование частного самолета, но всегда можно зафрахтовать чартер). Интервьюер заводит разговор о «клятве дарения», давая Тимченко пас, позволяющий сравнить себя если не с Биллом Гейтсом, то хотя бы с Владимиром Потаниным, но миллиардер реагирует на такой вопрос очень по-чиновничьи: «Если понадобится, завтра же передам все государству». Будь корреспондент ТАСС чуть темпераментнее, он бы, наверное, перебил собеседника: эй, какому государству, это же ваши деньги! – и Тимченко, наверное, грустно и задумчиво посмотрел бы на журналиста и тихо сказал бы: «Да, да, мои, конечно». О происхождении денег и активов свидетельствует рассказанная походя история о том, как Тимченко стал производителем питьевой воды. Был у него какой-то знакомый, который задолжал ему денег, и этот знакомый сам пришел к нему и говорит: «Хочешь – забирай бизнес». Что стало бы со знакомым, если бы он, например, попросил подождать, Тимченко не уточняет, – в его картине мира, вероятно, люди сами с радостью отдают свои активы друзьям президента. «Так неожиданно для себя я стал производителем воды».

Можно предположить, что Геннадий Тимченко захотел выступить с программным заявлением, демонстрирующим, что никакие американские или европейские санкции не пошатнули его силу духа и уверенность в собственной правоте. Но диктофон не обманешь – с силой духа-то тут как раз большие проблемы. Вместо бизнесмена, изучающего свои новые возможности в новых обстоятельствах, мы увидели растерянного и деморализованного чиновника, то ли запершегося, то ли запертого на четырех гектарах дачи с полотнами художников Ткачевых. Что делать – неясно, как жить – тоже. Какие-то надежды еще связаны с мостом в Крым и стадионами к чемпионату по футболу; в конце концов, федеральный бюджет санкций против Тимченко не вводил, но все равно что-то не в порядке. «Недостает душевного тепла в людях», – трудно понять, что это может значить, но явно ведь ничего хорошего. И дай нам бог выжить в этом душевном тепле.