Иллюстрация: Джим Тодд
По мотивам недавнего материала New York Times, которая рассматривала украинский кризис через теорию игр, журнал Economist предлагает подробнее разобрать вопрос о том, может ли Запад рассчитывать на «рыночное сдерживание» России и к чему это может привести. Полный текст с грозным финалом можно найти здесь, а Slon приводит основные мысли статьи.
Согласно экономисту Тайлеру Коуэну, автору колонки в NYT, «рыночное сдерживание» – довольно обнадеживающий вид воздействия. На фоне эскалации обстановки в Крыму российский рынок 3 марта обвалился более чем на 10%, а ЦБ РФ пришлось поднять ключевую ставку на 1,5 п.п., чтобы защитить рубль. Подобные реакции рынка, а также тревоги за стоимость нефти и газа послужат уроком для Кремля, считает Коуэн.
На самом деле, пишет Economist, с концепцией такого «сдерживания» есть одна большая проблема: российское правительство не так восприимчиво к подобным вещам, как американское. Более того, когда российский рынок на фоне политических новостей качается в ту или иную сторону, «кто-то где-то рядом с Путиным» изрядно выигрывает от таких качаний, то есть тесные отношения между бизнесом и властью позволяют до известной степени игнорировать законы рынка. Что же касается переживаний за экспорт топлива, то ничто не помешает России продавать его не в ЕС и не в США, а тем странам, которые не захотят ссориться. В долгосрочной перспективе финансовые и энергетические санкции действительно ослабят российскую экономику, но этот эффект будет слишком отложенным, чтобы повлиять на сегодняшние решения Кремля.
Если уж подходить с точки зрения теории игр, следует понимать, что Россия, ЕС и США могут оценивать слова «победа» и «поражение» по-разному, а Москва, в отличие от Вашингтона, не слишком заботится о том, чтобы избежать конфликта. Вероятно даже, она намеренно провоцирует, чтобы достичь своих целей, которые (опять – вероятно) недостижимы через переговоры.
Кто-то говорит, что Путин с Западом играет каждый в свою игру: первый в шахматы, а второй во что-то попроще. Однако с точки зрения теории игр несложно – это как раз про шахматы: два игрока, один победитель, который получит ровно столько, сколько потеряет противник. Уместнее будет сказать, что Запад играет в «Монополию», которая в данном случае куда сложнее: тут больше и игроков, и инструментов, и возможностей. В «Монополии» еще можно придумать вариант, который устроит несколько сторон, но если мистер Путин продолжит двигать ладьи и пешки, Западу, возможно, тоже придется сесть за доску и играть жестче, чем он пытается сейчас.
