Электронная подпись по-русски

История развития электронного документооборота в современной России чем-то напоминает насильственное насаждение кукурузы в хрущёвские времена. Начальство, наездившись по заграницам и насмотревшись на заморские дела, говорит, что новая диковина полезна и выгодна. Беда в том, что непонятно, как толком её использовать, да и законов дельных по этому поводу пока не хватает. Все благие начинания, перенесенные на самобытную российскую почву, произрастают только под девизом «шаг вперед – два шага назад». Так происходит и с информатизацией государственных органов. Для того чтобы разобраться в сложившейся ситуации, проанализируем те нововведения, которые были внесены за этот год, возникшие при этом сложности и пути выхода из них. Итак, к ключевым законодательным актам, принятым за 2011 год, можно отнести, прежде всего, Федеральный закон N 63-ФЗ «Об электронной подписи». Этот закон предлагает более развернутую, чем это было ранее, формулировку условий, при которых электронный документ, подписанный электронной подписью (ЭП), признается равнозначным документу на бумажном носителе. В соответствии с новым законом возможно применение не одного вида ЭП, как это было ранее, а двух – что на самом деле облегчает работу с ними. Второй не менее важной вехой на пути к информационному обществу стало распоряжение «Об утверждении плана мероприятий по переходу федеральных органов исполнительной власти на безбумажный документооборот при организации внутренней деятельности». Ранее регламентировался порядок работы с электронными документами, но не предлагалось внедрение полноценного электронного документооборота. Поэтому в феврале этого года было решено, что Росархив должен разработать список рекомендаций по внедрению. В случае успешной реализации этого плана будет создан отлаженный процесс попадания документов из системы межведомственного электронного документооборота (МЭДО) в систему внутреннего документооборота ведомства для их хранения, учёта и дальнейшей передачи. Таким образом, появится возможность создать замкнутый цикл контроля за исполнением поручений. Наконец, появилось два документа, регулирующих межведомственное взаимодействие. Первый из них увидел свет 17 марта этого года – Распоряжение № 442-р «Об утверждении перечня документов (сведений), обмен которыми между органами и организациями при оказании государственных услуг и исполнении государственных функций осуществляется в электронном виде». В утвержденный перечень входит 42 государственные услуги, которые включают в себя 264 вида документов (сведений). Распоряжение должно было вступить в силу с 1 июля этого года, однако именно в этот день вышел закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» № 169-ФЗ, положения которого противоречат ранее принятым в Распоряжении № 442-р. Закон № 169-ФЗ – это не что иное, как попытка государства вернуться к действительности. Ведь принятый год назад революционный закон «Об организации предоставления государственных и муниципальных услуг» № 210-ФЗ намного опередил существующее положение дел. Сегодня стремительно развивается только нормативная база, а на практике дела обстоят весьма плачевно. Вот и сложилась ситуация, когда мы сделали шаг вперед к электронному будущему, но тут поняли, что поторопились, и быстренько отошли назад. Такая ситуация предполагает два выхода. Первый – тупиковый и означает подстроиться под обстоятельства, то есть продолжать выпускать законы, которые бы откатывали реализацию программы «Информационное общество» пошагово назад. Второй, более трудный и одновременно прогрессивный, – выявить существующие недостатки между желаемым и действительным и устранить их. Прежде всего, к слабым местам можно отнести отсутствие грамотного применения западных нормативов – европейской спецификации MoReq и международных стандартов. В России ощущается как нехватка качественных переводов этих стандартов, так и терминологической базы в целом. Вместе с тем необходимо четкое определение на законодательном уровне понятия «документ» вообще и «электронный документ» в частности. Одновременно нужно установить, что такое «юридически значимый документ». Отсутствие этих четких определений влечет за собой различного рода казусы. Так, налоговая служба, в стремлении обезопасить себя от фальсификаций, придумала невиданную доселе систему, которая работает только с бумажными копиями электронных документов. Суть ее заключается в том, что документ, порожденный в электронном виде с электронной подписью, распечатывается, на нем ставятся «живая» печать и подпись – и только в таком виде не вызывает никаких подозрений. Вопрос доверия к документу – в первую очередь, вопрос доверия к системе, его породившей. Это касается как систем внутреннего электронного документооборота, так и систем межведомственного документооборота, разработка которых должна вестись в соответствии с определенными стандартами и регламентами взаимодействия и обмена документами. На сегодняшний день мало того, что эти стандарты не разработаны – не все федеральные органы внедрили СЭД, некоторые, как Министерство финансов, – принципиально. Что касается систем межведомственного документооборота, по итогам перехода на безбумажный документооборот, сегодня только 47 федеральных органов могут осуществлять информационное взаимодействие в системе МЭДО. Такой низкий показатель является следствием неготовности органов государственной власти к переходу на безбумажный документооборот и, соответственно, электронное взаимодействие. Дальнейшее развитие предполагает устранение этих проблем либо путем внедрения какой-то одной системы в каждом федеральном органе, либо использование облачных технологий при создании, обмене и хранении документов. Только когда эти препятствия будут ликвидированы, можно говорить о подготовке нормативной базы о порядке приема, передачи и организации хранения электронных документов. В этом случае снова встает вопрос создания единой информационной системы для государственных и муниципальных архивов, обеспечивающей управление электронными документами. За границей эту задачу успешно решили. Хочется верить, что и мы перестанем пятиться назад.