Убийство детенышей – залог устойчивой семьи

В статье, опубликованной в свежем номере PNAS, привлекает внимание не только заголовок («Male infanticide leads to social monogamy in primates»), но и список авторов: все они – звезды современной антропологии. Робин Данбар известен широкой публике как автор чудесной научно-популярной книжки «Лабиринт случайных связей», а в науке прославился как исследователь корреляции между размером неокортекса и способностью к социальным взаимодействиям (число Данбара). Квентин Аткинсон знаменит как человек, адаптировавший методы эволюционной биологии для анализа лингвистических данных. Редактор статьи, Оуэн Лавджой, – самый знаменитый исследователь моногамии, автор гипотезы, связывающей устройство семьи с развитием прямохождения у человека (Slon уже писал об этом). Всех этих авторов занимает проблема эволюционного становления моногамии. Дело в том, что образование постоянных пар часто встречается у птиц, но вот для млекопитающих оно крайне нехарактерно. Это связано с распределением обязанностей по выращиванию детеныша. У птиц уникальная роль самки сводится к тому, чтобы отложить яйцо, а вот высиживать его (как и строить гнездо и выкармливать детенышей) с равным успехом могут оба родителя. У млекопитающих функция самца обычно сводится к оплодотворению, потому что он все равно не способен ни к беременности, ни к грудному вскармливанию. Соответственно, естественный отбор поддерживает стремление заботиться о потомстве у самцов птиц – это может принципиально повысить число выживших детенышей – и не поддерживает у млекопитающих, потому что пользы от самца все равно слишком мало. Как правило, это так, но 3 процента видов млекопитающих все-таки образуют моногамные пары. Речь никогда не идет об абсолютной верности: биологи используют термин «социальная моногамия», подчеркивая, что речь идет в большей степени о совместном выращивании потомства, чем о сексуальной монополии друг на друга. Существует три взаимодополняющие гипотезы, объясняющие эволюционный сдвиг к моногамии. Во-первых, социальная моногамия характерна для условий, в которых выращивать детенышей очень трудно, и без помощи второго партнера они просто гибнут. Например, ночные обезьяны Нового Света, как правило, рожают близнецов, и дорастить до самостоятельного возраста обоих детенышей удается только в паре. Во-вторых, образование устойчивых пар может рассматриваться как неудавшееся многоженство: если каждая самка кормится на собственной территории и их невозможно согнать в компактный охраняемый гарем, то самец может предпочесть жизнь с единственной самкой ради уверенности в том, что все детеныши принадлежат ему. И наконец, моногамия тесно связана с длительным грудным вскармливанием, которое, в свою очередь, означает постоянную угрозу инфантицида. Дело в том, что гормоны, выделяющиеся при грудном вскармливании, сводят к минимуму вероятность созревания новой яйцеклетки. Это означает, что самцу, который встретил самку с грудным младенцем, эволюционно выгодно этого младенца убить. В этом случае лактация прекращается, способность к оплодотворению вскоре восстанавливается, и самец может спокойно приступать к воспроизведению своих собственных генов, а не ждать, пока самка закончит возиться с чужими. Но при такой системе социальных отношений каждый самец очень рискует. Да, он получает преимущество, убивая чужих детенышей, но где гарантия, что никто не убьет его собственных брошенных детей? Не лучше ли остаться с ними до момента окончания грудного вскармливания и не подпускать чужаков ни к самке, ни к детенышам? Чтобы разобраться в том, какой вклад в становление моногамии вносит каждая из этих трех причин, ученые проанализировали филогенетическое древо, построенное для двухсот тридцати видов приматов. Зная их родственные связи и современное устройство семьи, можно с определенной долей точности восстановить поведение предковых форм. Самое главное – такая методика позволяет проследить последовательность появления новых поведенческих черт. Пускай у нас есть пятнадцать видов обезьян, произошедших от общего предка А, и все они практикуют социальную моногамию. При этом только десять из них – те, у кого есть более поздний общий предок Б, – практикуют отцовскую заботу о потомстве. Это позволяет сделать обоснованное предположение, что социальная моногамия существовала уже у предка А, а вот забота о потомстве возникла позже и была эволюционным новшеством предка Б.

Используя такую логику (естественно, я передаю ее крайне упрощенно), исследователи также пришли к выводу, что высокий уровень детоубийства служит надежным предиктором перехода к социальной моногамии. При этом, как только моногамия становится общепринятой, уровень инфантицида резко падает.
Жизни детей теперь лучше сохраняются не только потому, что их теперь защищают отцы. Сравнительный анализ двухсот тридцати видов приматов показал, что в случае перехода к моногамии изменяется и биология размножения: сокращается продолжительность грудного вскармливания (а значит, и риск попасть под горячую руку отчима). Авторы предполагают, что это связано с тем, что самка, получающая поддержку самца, может выделять больше ресурсов на грудное вскармливание. Качество молока повышается, и можно без ущерба для здоровья детеныша сократить продолжительность периода кормления. В среднем для видов, у которых нет моногамии, характерно кормление грудью, которое продолжается дольше, чем беременность. У моногамных видов, напротив, беременность обычно длиннее, чем период грудного вскармливания. Это приводит к тому, что для социально моногамного вида менее вредна беременность, начавшаяся еще во время грудного вскармливания, потому что к моменту рождения нового ребенка предыдущий уже будет отлучен от груди и не будет конкурировать за ресурсы. Соответственно, естественный отбор перестает жестко поддерживать невозможность беременности во время вскармливания (ее вероятность все равно снижена, но иногда она происходит – в том числе, кстати, и у людей), а для нового самца снижается польза от убийства предыдущего детеныша.
Исследователи отмечают, что у человекообразных обезьян продолжительность лактации резко увеличивается, потому что большой мозг требует для своего развития очень длинного периода младенчества. Это в свою очередь обостряет проблему инфантицида. У горилл детоубийство становится причиной 34 процентов случаев младенческой смерти. Тем не менее гориллы не переходят к социальной моногамии, потому что они живут в среде, где много хищников, а в этих условиях большая группа, способная к защите, намного безопаснее, чем разрозненные парочки. Что касается шимпанзе, то они борются с инфантицидом не с помощью моногамии, а, наоборот, с помощью промискуитета: самка в период овуляции спаривается со многими самцами в группе, и ни один из них не уверен, что детеныш не его. А вот в случае людей, вполне возможно, именно угроза инфантицида была одним из решающих факторов, сформировавших у самки склонность к верности единственному самцу («пусть даже более низкого качества», цинично замечает статья), который будет охранять ее и детенышей от всех потенциальных любовников-убийц.