Сколько помню Романа Доброхотова — столько и думаю о нем, что он мутный. Мало на свете людей, о которых мое представление остается до такой степени неизменным почти двадцать лет.
Хотя — прекрасно понимаю, что могу быть с самого начала предвзят. Мне было двадцать три года, меня взяли в «Коммерсантъ» в отдел общества писать о митингах; это было соединение двух сугубо коммерсантовских по тем временам слов, и оно меня не смущало: моими ньюсмейкерами были обсосы, то есть в самую престижную газету того времени писать мне выпало о самых несерьезных людях — каких-то радикалах, бездельниках, маргиналах. Детский, молодежный отдел, и я в нем — самый младший. Но потом на Украине случился майдан, и мои ньюсмейкеры, ничуть не меняясь сами по себе, из обсосов в изменившемся контексте превратились в главную движущую силу уже нашего, российского майдана, который тогда казался неизбежным, наверное, вообще всем — от самого Путина до меня. Украина показала, как работает смена власти с помощью толп на улицах, а устраивать эти толпы в наших условиях только и умели те люди, о которых я к тому времени регулярно писал уже больше года.
