Александр Петриков специально для «Кашина»
В августе 1991 года закончилась советская история, и это как бы подразумевает, что закончилось все — ужасы первых лет, сталинизм, лагеря, хрущевские эксперименты, шамкающие генсеки, но это, конечно, оптическая иллюзия; в жизни тех, кто стоял у Белого дома, не было ни коллективизации, ни сталинизма, ни войны. Какой там был средний возраст — лет тридцать? Дети семидесятых, герои «Ералаша» и других фильмов студии Горького вплоть до «Маленькой Веры», наши хорошие знакомые, составлявшие самое благополучное поколение за все советские семьдесят лет. Они в массе своей не видели заграницы, колбасу считали деликатесом, а «Макдоналдс» рестораном, банку от импортного пива могли использовать как вазу для цветов (и это было даже воспето Окуджавой), одевались как черт знает кто, но в сравнении с повседневным адом предыдущих десятилетий жизнь тридцатилетних тридцать лет назад была почти человеческой — и именно она, а вовсе не вся семидесятилетняя история закончилась в те августовские дни. Удобно мыслить эпохами, рисовать широкими мазками, но нет — в том августе закончился не сталинизм и не застой, закончились всего лишь восьмидесятые. Исторический горизонт — это всегда жизнь поколения, не более.
