Фото: Unsplash.com

Фото: Unsplash.com

Теракты 11 сентября 2001 года разделили на до и после реальность сотен тысяч людей, которых трагедия не затронула напрямую. Шок заставлял искать объяснения и смысл, выбирать, как жить дальше: злиться или скорбеть, сливаться с общим потоком в надежде на солидарность или держаться в одиночку, заново собирая личность и мир вокруг. Травматичный опыт усилился из-за уникальности события: взрывы прогремели не на фронте, 2977 человек погибли не на протяжении нескольких дней в ходе военных действий на расстоянии нескольких тысяч километров от мирных городов. Кошмар произошел в самом сердце Америки, хотя даже во времена расцвета организованной преступности количество убийств в Нью-Йорке не превышало 2500 за год.

Можно было бы считать, что растерянность, страх, паника, гнев — естественные реакции на трагедию такого масштаба, но проблема заключалась в том, что никогда раньше таких трагедий не происходило. Один день 20 лет назад не только отпечатался в памяти людей, но и вынудил их искать ответы на вопросы. Как можно принять то, что кажется невыносимым почти физически? Как справиться с утратой, с которой никому и никогда не приходилось справляться раньше? Как говорить о преступлении, к которому не готовили ни учебники по истории, ни житейская мудрость предыдущих поколений, ни гайдлайны продвинутых психологов? Имеют ли те, кто не пострадал, моральное право смеяться и влюбляться, словно ничего не произошло?

После Второй мировой многие философы посвятили исследования не только банальности зла, устройству нацистского режима и его конкретным преступлениям, но и невозможности жить как раньше после катастрофы европейского еврейства. Теми же вопросами задавались уцелевшие, которых часто мучало чувство вины за то, что они — в отличие от товарищей — спаслись от смертельной машины холокоста. Любые слова для осмысления чего-то, что показалось бы немыслимой мрачной фантазией еще 20 лет назад, кажутся примитивными, плоскими, пошлыми. Кошмар 11 сентября не растянулся на годы, а уместился в несколько часов, но для жертв, очевидцев и потомков реальность после него надломилась схожим образом.