Александр Петриков специально для «Кашина»

«Когда мятеж кончается удачей, тогда он называется иначе», — справедливость этой формулы лучше всего иллюстрирует наша собственная новейшая история, в которой оба удавшихся государственных переворота до сих пор не отрефлексированы в этом качестве (зато все помнят провалившиеся перевороты — в августе 1991 и в октябре 1993 года). Свержение президента СССР Михаила Горбачева в результате заговора в декабре 1991 года и узурпация власти президентом России Борисом Ельциным в сентябре 1993-го переворотами, да и вообще узловыми точками истории у нас не считаются — в одном случае принято говорить просто о «распаде СССР», во втором — о большом кризисе власти, в котором, как говорится, все были хороши. И тем более никто не считает переворотом события 24 сентября 2011 года, когда Дмитрий Медведев пришел на Малую спортивную арену Лужников президентом России, а ушел с нее никем, утащив за собой в небытие и те четыре (на самом деле три с половиной) года, когда он был главой государства. Спустя десять лет эпоху Путина мы уверенно отсчитываем от 2000 года, в прошлом году государственные медиа невозмутимо отмечали двадцатилетие его президентства, воспринимаемого теперь как непрерывное, а четыре путинских года вне Кремля — это такой интересный только ценителям эпизод тактической хитрости Путина, что-то вроде истории с Иваном Грозным и Симеоном Бекбулатовичем, которую часто вспоминают в этом контексте.

Стоит, однако, помнить, что любой консенсус — это «здесь и сейчас», и если говорить об историческом факте, то он тут только один — это мы, современники, крайне ограниченные в информации и подвергнутые всевозможным манипуляциям, считаем, что все было именно так, а все окончательные выводы относительно путинской эпохи ждут нас далеко впереди, и патологическая закрытость системы подразумевает самые неожиданные открытия — может быть, однажды мы узнаем, что и Путин много лет только изображал первое лицо, а на самом деле все решения принимал, например, митрополит Тихон. И даже если без крайностей — нет, даже сейчас ни у кого нет оснований считать, что медведевская четырехлетка была именно тем, что о ней принято думать в наше время.