Ирина Славина с дочерью
Фото предоставлено Маргаритой Мурахтаевой
В начале октября отмечалась печальная годовщина гибели нижегородской журналистки Ирины Славиной. 2 октября 2020 года главный редактор независимого издания Koza.Press совершила самосожжение возле здания регионального управления МВД. За несколько минут до этого на своей странице в фейсбуке Славина оставила запись: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». За день до этого дома у журналистки прошел обыск по делу о деятельности «нежелательной» организации, которое было заведено на местного предпринимателя и пастафарианца Михаила Иосилевича. Последние несколько лет жизни Ирина Славина получала угрозы из-за своей профессиональной деятельности, на нее неоднократно заводили административные дела и выписывали штрафы от 5000 до 65 000 рублей. В октябре 2020 года «Комитет против пыток»* начал общественное расследование о доведении Славиной до самоубийства.
Republic поговорил с Маргаритой Мурахтаевой, дочерью журналистки, о том, как изменилась жизнь ее семьи за этот год, кто должен понести наказание за смерть Славиной и почему ее жертва не смогла пробудить общество.
— В недавнем интервью «Голосу Америки» (внесен в реестр иностранных агентов Минюста РФ — прим.) вы сказали, что сейчас пробуете свои силы в какой-то новой творческой профессии. Вы хотите уйти из журналистики? В какую сферу?
— Я сейчас в целом не рассматриваю журналистику, потому что понимаю, что работать журналистом в нашей стране опасно и зачастую не имеет смысла. Но, конечно, эта сфера мне очень интересна, у меня перед глазами был отличный пример. Журналистика подходит мне по темпераменту, по характеру, мне было интересно работать с «Козой». Но прямо сейчас я не вижу никаких возможностей, чтобы реализоваться в этой сфере.
— А давно вы пришли к такому решению? По поводу того, что не хотите заниматься журналистикой?
— Давно, еще когда мама работала. Вообще в журналистику я пришла совершенно неожиданно: просто потому, что нельзя было бросить проект (речь об издании Koza.Press. — Republic) и нужно было доделывать дела, которые не успела мама. Сейчас, наверное, я хочу хоть на какое-то время уйти из этой сферы, поработать в другой. Поэтому сейчас я работаю в дизайне — занимаюсь версткой, векторной графикой, это очень интересно. По крайней мере, поспокойнее.
— Что думаете о журналистике в Нижнем Новгороде и в России в целом?
— Обстановка в регионах плачевная. Если какие-то независимые СМИ и существуют, их быстро прикрывают. Всего за несколько лет работы моей матери она якобы совершила больше двадцати преступлений. Не каждый человек с этим справится. Это о ситуации в регионах. В больших городах, может, и лучше, но, если честно, я вообще не вижу хороших СМИ в нашей стране, потому что журналистам — талантливым, честным журналистам и порядочным людям — перекрывают весь кислород.
— Не планируете уезжать из Нижнего Новгорода?
— Пока не знаю. Из страны я уезжать точно не хочу, из Нижнего — пока не знаю. Здесь вся моя семья, мои друзья, мне здесь комфортно.
— Насколько я знаю, в городе периодически возникают стихийные мемориалы в память об Ирине Славиной. Люди приносят цветы к зданию МВД, где она погибла, и к памятнику «Веселая коза». Часто ли это происходит?
— Весь год каждую пятницу в пять часов вечера туда приходили люди, пару раз и я приходила вместе с ними. Людей не очень много, но они приходят каждую пятницу. Это в основном те, с кем пересекалась мама, кто работает в каких-то активистских организациях, кто-то — из партии (Ирина Славина была одной из тех, кто возглавил список «Яблока» на выборах в Заксобрание Нижегородской области в 2016 году; в том же году Ирина принимала участие в выборах в Госдуму по Приокскому одномандатному округу как кандидат от «Яблока». — Republic), кто-то — журналист. Кто-то, может, и не был знаком с ней лично, но наблюдал за ее профессиональной деятельностью.
— Коммунальные службы быстро убирают цветы и фото?
— Фотографии иногда забирают сами активисты, чтобы принести их опять в следующую пятницу. А работники ЖКХ приходят буквально в течение нескольких часов. Во-первых, это все находится перед зданием МВД, прямо у них под окнами, им просто неприятно на это смотреть. Надо все быстро-быстро убрать, чтобы глаза не мозолило.
Акция памяти Ирины Славиной, Нижний Новгород
Фото: Илья Мясковский
— А у вас дома есть какие-то напоминания о маме? Фотографии, вещи?
— Конечно. У нее была отдельная комната, из которой папа переехал в другую, потому что мама работала до двух-трех часов ночи. В целом вся эта комната — это напоминание о ней. Там ее вещи, там ее кровать, там стоят ее фотографии. Каждая кружечка, тарелочка в нашем доме — тоже память, потому что эти кружечки и тарелочки выбирала она. Вся наша квартира — это напоминание о ней, потому что она за ней ухаживала, она за ней следила, она ее обставляла, она самостоятельно красила все стены. Буквально вся наша квартира — это память.
— Часто думаете о маме?
— Да, конечно. Вся наша семья вспоминает ее каждый день. Первое время мне было очень непривычно проходить мимо ее комнаты, потому что раньше там всегда горел свет, а сейчас там ничего не горит, никаких звуков, ничего. И каждый раз, когда я прохожу, я вспоминаю об этом. В комнате мы ничего не трогали. Даже та простыня, на которой она спала в последний раз, все еще там.
— Вы были близки с мамой? Часто говорили по душам?
— На самом деле, нет, потому что у нее просто не было на это времени. У нее, дай бог, на сон времени хватало. Но конечно, когда мы сидели все вместе за ужином, за обедом, мы что-то обсуждали. Но чаще всего у нее времени не было.
— С какими чувствами вы думаете о том, что у мамы постоянно не было времени?
— С одной стороны, мне жаль. С другой стороны — мама делала то, что хотела. Она работала там, где хотела, получала эмоции, какие она хотела. Она все делала так, как она хотела. И в этом плане я за нее была очень рада. Но если смотреть на все это глазами ребенка, то, конечно, было тяжело.
Ирина Славина с дочерью
Фото предоставлено Маргаритой Мурахтаевой
— После митинга 23 января вас вызывали на допрос. Чем все закончилось?
— Я принесла все свои документы: пресс-карту, редакционное задание. И они просто закрыли административное дело, потому что не нашли состава преступления. Дело было заведено по статье 20.2 КоАП, часть 5, о нарушении установленного порядка проведения митинга.
— Вы говорили «Новой газете», что допрос был акцией устрашения, так как силовики увидели, что растет замена вашей маме. Вы стремитесь быть такой, как мама, стать ее заменой?
— Заменой становиться я точно не хочу. Во-первых, ее не заменить. Во-вторых, я сама по себе личность и человек, зачем мне быть для кого-то заменой? Я была бы очень рада, если бы у меня в жизни получалось столько, сколько получалось у нее. И да, если я на нее хоть чем-то буду похожа — я буду очень рада. Но быть заменой кому-то мне не хочется.
— Вы изменились за этот год?
— Очень сильно. За этот год на меня очень многое свалилось, например, «Коза», которую нужно было поднимать. Все мамины дела свалились на меня, я сейчас делаю все, что делала она.
— Это хорошие или плохие перемены?
— Хорошие и плохие одновременно, ведь мне всего 21 год, а на моих плечах уже слишком много всего лежит. Я считаю, что это не очень хорошо.
— У вас есть молодой человек, друзья? Хватает вообще времени на друзей сейчас?
— Молодого человека нет, а друзей очень много. На них я всегда найду время. Но в основном я сейчас работаю, работаю и работаю, лишь иногда получается куда-то выйти и с кем-то увидеться. Друзья у меня очень хорошие, они были рядом в этот сложный период, поддерживали. И в целом были настроены на общение и обсуждение всей ситуации.
— Как изменились ваши отец и брат за этот год?
— Брат повзрослел, более понурый стал, сам в себе. Но в то же время он стал серьезнее и ответственнее, стал лучше понимать меня и отца. Вообще вся наша семья очень сблизилась за это время. Отец… Ему очень тяжело, — это видно во всем. Он за этот год поседел очень сильно. Во всем видно, что ему одиноко. Родители все делали вместе: и на природу ездили, и на дачу ездили, и за грибами куда-то. Конечно, ему сейчас очень непривычно.
— Мама с папой были очень близки, да?
— Да, у них был очень долгий брак, 30 лет они были вместе. Как встретились еще в подростковом возрасте, так и до конца были вместе.
Ирина Славина с дочерью
Фото предоставлено Маргаритой Мурахтаевой
— В интервью «Голосу Америки» (внесен в реестр иностранных агентов Минюста РФ. — Republic) вы признавались, что, кажется, общество после поступка вашей мамы всколыхнулось, но сейчас большинство людей в Нижнем Новгороде и в стране продолжают равнодушно относиться к несправедливости и в целом к тому, что происходит. Вас это расстраивает?
— Меня это очень сильно расстраивает. Но в то же время я понимаю, что люди настолько привыкли видеть всю эту ситуацию в стране… Для них то, что человек погиб, становится нормой — что страшно. Но на самом деле это ненормально — когда люди себя сжигают в центре города. Однако для общества на данный момент это норма. Я думаю, это связано с тем, что у нас народ терпил. Я думаю, проблема в этом. Я наблюдаю это во всей истории России, так было всегда.
— Вас это не злит?
— Меня очень злят глупые люди. А те, которые думают о своих семьях, заботятся об их безопасности? Пожалуйста, это их право. Но пусть потом не удивляются, что в стране живется очень плохо и тяжело.
— Глупые — это какие? Я знаю, кто-то осуждал поступок Ирины.
— И меня осуждали, и маму осуждали, и брата осуждали. Говорили, что мама ненормальная, психически неуравновешенная, хотя на самом деле она была самым уравновешенным человеком, которого я знала. Это, наоборот, она нормальная была, а все вокруг — ненормальные, потому что их, кажется, не волнует то, что людей убивают, что 20% населения, если не больше, в нашем регионе живет за чертой бедности.
— А вас за что осуждать можно?
— Когда я в первый раз вышла на пикет, люди писали, что я «мать еще не похоронила, а уже вышла на пикет». Потом меня осуждали за то, что я работаю в «Козе», потом меня осуждали за то, что я не работаю в «Козе». Мне до сих пор присылают сообщения о том, что я должна была вести проект. Во-первых, я в целом никому ничего не должна. Во-вторых, как я могу вести издание, когда мне 21 год, у меня нет профильного образования в этой области, у меня нет штата и у меня нет денег, чтобы оплачивать этот штат? Когда мы с Ириной Еникеевой вели ленту, люди писали, что мы делаем не то и не так, как делала мама. Но мы же просто другие люди, мы не можем делать так, как она. Это в принципе невозможно: все мамины новости, все ее статьи были уникальными, они были написаны ее рукой. Так что осуждают меня на протяжении всей этой истории.
— В Нижнем Новгороде как-то обозначили годовщину памяти Ирины?
— Нет, никак. Все знают, где это произошло, так что просто все туда приходили. Если вы говорите про памятник (в прошлом году нижегородский бизнесмен Андрей Климентьев предложил установить памятник Ирине Славиной около здания МВД, а журналист из Омска Виктор Корб сделал эскиз мемориала. — Republic) то не думаю, что его в ближайшее время поставят — сейчас это никто не даст сделать.
Маргарита Мурахтаева
Фото: Илья Мясковский
— Подруга вашей мамы Ирина Еникеева в интервью «Московскому комсомольцу» говорила, что Ирина не хотела бы, чтобы ей был установлен памятник. А какую память о себе она бы хотела оставить, как вы думаете? Какой мемориал — материальный или нет — ей бы понравился?
— Я думаю, мама хотела бы, чтобы меньше преследовали журналистов в нашей стране за профессиональную деятельность. Ведь они просто делают свою работу. Насчет памятника я согласна. Мама была не религиозным человеком, она с пониманием относилась к верующим, но сама такой не была. И памятник себе она бы не хотела. Она была бы рада, если бы люди жили лучше. Я думаю, надо стремиться к этому.
— Как это может стать возможным?
— Я думаю, что в нынешней обстановке — никак. Сейчас все больше и больше закручивают гайки, остается все меньше кислорода.
— Но есть же неравнодушные люди.
— Есть, но и их сильно прессуют. Их давят на начальном этапе, как это было со мной: на митинг 23 января я пришла с отцом, мы все время ходили вместе, но на допрос вызвали только меня, потому что я все фотографировала и снимала.
Мемориал Ирины Славиной
Фото: Илья Мясковский
— Вы говорите, что мама не была верующим человеком. Однако «Комитет против пыток» (внесен в реестр иностранных агентов Минюста РФ — прим.) недавно выпустил итоги общественного расследования, и там есть показания православного священника, который назвался другом Ирины. Он сказал, что она перед смертью попросила помолиться за нее. Почему она могла о таком попросить?
— У нее не было друзей-священников. Все, кто считается нашими друзьями, хоть раз в жизни побывали у нас дома за ужином. Вот это — друзья. Во-вторых, я заходила в ее аккаунт в телеграме еще в октябре прошлого года, и там не было никакого такого сообщения. Было бы очень странно, если бы мама об этом попросила: она была абсолютно не религиозна. Я думаю, это было надумано со стороны того священника.
— Что вы в целом думаете о расследовании «Комитета против пыток»* и о работе юристов?
— Была проделана колоссальная профессиональная работа. Я очень благодарна людям, которые расследовали это дело. Работа масштабная и очень хорошая. Я все это читала, и, действительно, они нашли очень много фактов преступлений в отношении мамы.
— Юрист Сергей Шунин считает, что по статье о доведении до самоубийства действительно нет никаких доказательств, однако было превышение полномочий со стороны правоохранителей.
— Нет, я все-таки считаю, что это было доведение до самоубийства. Был обыск, который прошел в ее личном пространстве, где трогали ее вещи, где лишили ее средств производства. Я видела ее состояние, ей было очень тяжело. Она была очень жизнелюбивым человеком и не думала о смерти. Если она и думала о смерти, то о том, как эта смерть сможет принести пользу — не более. Я больше склоняюсь, что это доведение, хотя и превышение полномочий тоже было.
— Кто должен понести ответственность?
— Я думаю, и Никитин (губернатор Нижегородской области Глеб Никитин. — Republic) тоже должен понести наказание. И вообще все, кто причастен к давлению на нее, в том числе доносчики. Те, кто постоянно писал на нее доносы, — тот же самый Ярослав Грач (житель Нижнего Новгорода, по заявлению которого возбудили уголовное дело об осуществлении деятельности нежелательной организации, в рамках которого у Славиной прошел обыск в октябре 2020 года. — Republic) и другие люди, чьих имен я не помню. Все они должны понести наказание, потому что благодаря им это все и произошло. Благодаря им она последние несколько лет ужималась из-за штрафов, а я полтора года ходила с перцовым баллончиком, потому что ей поступали угрозы. По всему районы, где мы живем, расклеивали листовки о том, что она экстремистка, террористка. И мама очень боялась, что либо мне, либо моему брату могут дать по башке или наркотики подкинуть. Мы с этим все время жили.
— А она говорила когда-нибудь о смене работы?
— Нет-нет-нет. Когда-то она думала только о том, чтобы продать «Козу», но люди поддержали ее работу, и она передумала. Видимо, мысль о продаже пришла просто из-за накопившейся усталости.
— Продать кому?
— Я не знаю, ее отговорили в тот же день, и она продолжила работать. Я не думаю, что она бы вправду ее продала, «Коза» — это ее детище, она очень много сил вложила в это дело.
— Сейчас, когда прошел год и переживания, как я предполагаю, несколько улеглись, какой вы вспоминаете маму? Есть какой-то образ, который всегда приходит в голову, когда вы о ней думаете?
— Очень-очень светлый человек, который постоянно смеется. Который шутит смешные шутки, понимает мысли молодежи, очень толерантный, очень добрый, позитивный человек. Она всегда была очень интересной личностью: это проявлялось даже в ее одежде. Она всегда старалась выглядеть очень ярко, но при этом женственно. Она мне запомнилась вот такой.
Ирина Славина с дочерью
Фото предоставлено Маргаритой Мурахтаевой
Общественное расследование «Комитета против пыток»*. Итоги
Через месяц после гибели Ирины Следственное управление СКР по Нижегородской области отказалось возбудить уголовное дело о доведении Славиной до самоубийства. В постановлении СКР приводятся выдержки из посмертной психолого-психиатрической экспертизы, где говорится, что у журналистки были признаки «смешанного расстройства личности», что она часто меняла место работы из-за «неуживчивости и конфликтности», что у нее не было близких друзей, а также случались «перепады настроения». Дело по факту гибели журналистки отказывались возбуждать трижды.
В годовщину гибели Ирины Славиной «Комитет против пыток»* сообщил о завершении общественного расследования акта самосожжения журналистки.
Юрист организации Сергей Шунин говорит, что в рамках производства было опрошено множество друзей, знакомых и бывших коллег Славиной. «Все они говорят, что давление на Ирину было достаточно большим, что оно носило организованный характер. Эти выводы были подтверждены в том числе документально. Например, я восстановил всю хронологию последних трех лет жизни Ирины, прежде всего процессуальную, и это позволило сделать вывод, что давление носило организованный характер с тенденцией к усилению. Но, к сожалению, конкретных агентов государства, которые стоят за этим, установить доказательно нам не удалось».
Расследование «Комитета против пыток»* опровергает в том числе информацию следствия о том, что у Славиной было «расстройство личности», о чем говорится в официальной посмертной экспертизе.
«При проведении официальной экспертизы было допущено большое количество нарушений. Там есть фраза о том, что якобы в подростковом возрасте у Ирины началось какое-то психическое расстройство. В экспертизе говорится: «Она упорно и настойчиво боролась за претворение своей идеи в жизнь. Данное расстройство возникает в подростковом возрасте и продолжает проявляться в период зрелости». Но у экспертов нет никаких медицинских данных по подростковому возрасту Ирины, она никогда не обращалась за помощью, не было такой документации о ее психологическом состоянии — откуда такой вывод?» — говорит Сергей Шунин. Кроме этого, он не понимает, почему борьба за претворение своих идей в жизнь считается психическим расстройством.
Но кое в чем юрист соглашается с выводами официального расследования. Шунин говорит, что статья 110 УК о доведении до самоубийства предполагает наличие угроз, жестокого обращения, систематического унижения человеческого достоинства. Однако в ходе общественного расследования ничего такого в действиях представителей государства найдено не было.
«Но я не согласен с тем, что следователь по итогам проверки ограничился только этим выводом. У него было достаточно информации, чтобы говорить о наличии других преступлений. Это воспрепятствование журналистской деятельности, статья 144 УК РФ, злоупотребление или превышение должностных полномочий ст. 285–286 УК. В действиях Ильи Савинова (по информации самой Славиной, он пытался организовать заказную публикацию о ней. — Republic) есть наличие признаков статьи 306 УК, это заведомо ложный донос. Эти выводы следствия мы оспариваем и планируем оспаривать дальше», — рассказал Шунин.
На сайте «Комитета против пыток»* также говорится, что юристы организации планируют «продолжить работу, чтобы добиться проведения эффективной проверки по ст. 144, 285, 286 УК РФ, что позволит установить факт нарушения ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод («Право на жизнь») в отношении Ирины Славиной».
* Организация внесена Минюстом РФ в реестр иностранных агентов.
