Фарида Курбангалеева
Фото со страницы Фариды Курбангалеевой в Facebook
Пятью звездочками — по числу букв — в этом тексте скрыто слово, на наш взгляд совершенно правдивое и точное, которое российские власти запрещают использовать при описании «специальной военной операции». Чтобы не подвергать риску журналистов редакции, мы приняли решение скрыть это слово и внести в текст корректировки.
Бывшая ведущая программы «Вести» на телеканале «Россия» Фарида Курбангалеева написала в фейсбуке антивоенный пост, в котором рассказала о пропаганде на экранах государственного телевидения в годы своей там работы. Рассказать об этом, по ее словам, заставили «ужас» и «бессилие», которые она испытала, читая новости о ***** России с Украиной. «Я испытываю жуткое дежавю: в феврале-марте 2014 года я тоже беспрестанно читала: Украина, Россия, Путин, война. Только читала вслух и на многомиллионную аудиторию. Я работала ведущей дневных выпусков «Вестей» и выходила в эфир с новостями о событиях на Майдане, а потом — о военных действиях на востоке Украины», — написала журналистка.
«Я хорошо помню этот момент: мой начальник Ревенко (Евгений Ревенко — бывший ведущий "Вестей", сейчас депутат Госдумы от "Единой России". — Republic) позвонил мне перед выпуском и стал орать: "Какие еще протестующие! Ты с ума сошла? Переписывай свой текст! Пиши: ду-хов-ные на-след-ники Сте-па-на Бан-деры"», — привела еще один пример цензуры и пропаганды журналистка. По ее словам, именно тогда она поняла, что работать там дальше не будет.
Фарида Курбангалеева стала одной из трех бывших журналисток госканалов, которые в эти дни публично обратились к своим действующим коллегам-информационщикам с просьбой рассказывать правду о происходящем на Украине.
Бывшая ведущая «Вестей» Татьяна Александрова написала коллегам, которых отметила в посте в фейсбуке (среди них Ирада Зейналова, Михаил Антонов, Евгений Рожков, Эрнест Мацкявичус, Юлия Быстрицкая, Павел Воронин и другие), что не верит в их «искреннюю идейность» и считает, что им самим страшно узнавать правду. «Вы этого боитесь так же, как я все это время — мысли о том, что кошмар с оболваниванием, расчеловечиванием и сегодняшней трагедией натворили вы — умные, образованные, красивые, родные, — написала Татьяна Александрова. — В 2014 году вы смогли перевербовать даже моего отца, светлая ему память, и это моя персональная, личная к вам претензия».
Татьяна Александрова призвала телеведущих «исправить все»: «Остановитесь, черт вас подери! У вас мощнейшее оружие массового поражения — прямой эфир. Войдите в историю, используйте те 30–40 секунд, которые у вас есть до ухода на аварийную заставку, чтобы сказать своим жертвам правду».
Еще одна бывшая ведущая «Вестей» Елена Мартынова публично спросила журналистов госканалов, почему они не высказывают своего отношения к происходящему на своих страницах в соцсетях. «Ведь на ваших глазах творится история, когда как не сейчас выражать свое мнение? Где же ваша позиция, господа «журналисты»? Где ваш журналистский взгляд на происходящее? Где поддержка лидеру? Ведь если вы на государственных каналах, вы поддерживаете, правда? Ему, вступившему в клуб Хусейна, сейчас нужен ваш голос, я уверена. А если осуждаете, то что же в этом плохого? Вы вправе свободно выражать свое мнение. Но ваши ленты пусты».
Фарида Курбангалеева рассказала Republic о цензуре на госканалах, подходе к освещению «украинской темы» и о том, как чувствуют себя сотрудники каналов, работая в условиях тотальной цензуры и лжи.
Фарида Курбангалеева в студии ВГТРК
Фото из Facebook Фариды Курбангалеевой
— Почему вы решили написать этот пост?
— Я думаю, что у меня сработал триггер. Я вспомнила, каким кошмаром для меня были эфиры новостей в 2014 году, когда развернулись военные действия на востоке Украины. Но сейчас, конечно, ситуация еще ужаснее. Россия ведет полномасштабную ***** против независимого суверенного государства.
— Как вы попали на ВГТРК?
— Я с 17 лет работала на ГТРК «Татарстан» в Казани. В 2007 году стала собкором «Вестей» в Поволжье, но пробыла им буквально дней десять — меня пригласили в Москву вести вечерний выпуск «Вестей» вместе с Михаилом Антоновым. Собственно, он сам и был инициатором этого решения. У меня был полнейший шок, потому что я никогда не была ведущей даже на региональном ТВ. Но он почему-то в меня поверил.
— Антонов продолжает работать в «Вестях»?
— Да, он уже много лет работает собкором в Берлине. Но наши дороги давно разошлись, причем, именно на идеологической почве. Я помню, что последний раз мы с ним общались в фейсбуке, когда я написала в 2018 году пост о том, что малазийский «Боинг», очевидно, был сбит сепаратистами при поддержке российских военных сил. Он мне написал: «Что ты несешь, Фарида, тебя бес попутал». Я ему ответила, что бесы в другом месте. Тогда стало окончательно понятно, что разговаривать нам не о чем.
— Это искренне, это действительно его убеждения, как думаете?
— Мне трудно сказать. Антонов — один из самых эрудированных, начитанных людей, что я встречала в жизни. Я могу назвать его своим учителем в профессии. И для меня всегда было странно, почему он стоит на таких ярко выраженных провластных убеждениях.
— Вы работали в прямом эфире?
— Да, а что, сейчас выпуски новостей проходят в записи?
— Я не знаю.
— А я тоже без понятия. В мое время были только прямые эфиры. Я не знаю, как сейчас.
— Вы пишете в посте, что военкор в 2014 году просил не задавать ему в эфире вопрос, есть ли российские военные в Донбассе, потому что не хотел врать. Это был Евгений Поддубный?
— Он.
— Ведь и Антонов, и все остальные на ВГТРК знали об этом? Как у них все это в голове укладывалось?
— Получается, что да. У меня нет ответа на этот вопрос. Когда я слышала такую реплику от военкора, я понимала, что мы очень грубо нарушаем и профессиональную, и обычную этику. Мне лично переносить это было очень тяжело. Но другие мои коллеги поступали так без каких-то угрызений совести. Меня поражало, что я была в явном меньшинстве. Помню, что как-то я разоткровенничалась с шеф-редактором, сказала, что мне очень тяжело выходить в эфир, потому что я категорически не согласна с нашей политикой в отношении боевых действий на востоке Украины. Я помню, что она абсолютно спокойно ответила: «Наверное, тебе больше не нужно тут работать». В этом ответе не было злобы, попытки поддеть. Она сказала это абсолютно хладнокровно. Сама для себя она сделала выбор, ее все устраивало.
— На ВГТРК, наверное, только такие и остались, там больше нет сомневающихся?
— Я точно знаю, что там есть люди, которым сейчас очень тяжело работать. Я ни за что на свете не хотела бы оказаться на их месте. Сейчас, на новом витке ужасающей эскалации, я убедилась, что в 2014 году все сделала правильно. И я в ужасе от событий, которые заставили меня убедиться в своей правоте.
— Я увидела в телеграм-канале Алексея Венедиктова пост, где он рассказал, что встречался с одним из звездных телеведущих одного из госканалов, на одежде которого была буква «Z». И тот сказал ему, что носит ее для начальства, а сам для себя представляет, что он таким образом поддерживает Зеленского.
— У меня до сих пор есть много знакомых на федеральных каналах, но последние несколько дней заставили меня со многими порвать отношения. Пожалуй, остались там только две подруги. Не буду их имена называть, хорошо? Одна в кадре, другая за кадром. Я не смогу их от себя оттолкнуть, обе мне помогали в свое время, поддерживали в трудную минуту. Друзей не бросают, хотя переживать все это очень тяжело.
— Что им угрожает, если они в кадре, в эфире не произнесут информацию, которую от них требуют? Чего они боятся?
— Они не знают, что делать дальше, где они будут работать, потому что — цитата: «Мы больше ничего не умеем». Кстати, эта фраза довольно распространенная.
— Так говорят люди всех профессий. И учителя, и актеры, и медики.
— Да, это и мне знакомо. Но я, например, не пропала, работаю в бизнес-структуре, занимаюсь маркетингом и коммуникациями. К сожалению, у российских журналистов, которые не хотят обслуживать власть, выбора особо нет, работать негде, а жить на что-то надо.
— Вы можете представить, что снова вернетесь на телевидение?
— Не исключено. Кстати, мой нынешний начальник время от времени надо мной подтрунивает. Говорит: «Я же понимаю, что как только тебя позовут «твои» (то есть журналисты), ты сразу же сбежишь». Я отнекиваюсь, но в глубине души понимаю, что он прав (надеюсь, он это не прочтет).
— При этом рынок медиа в России сужается с каждым днем.
— Да уже и нет рынка нормальных медиа. Но я все равно не представляю уже, что сотрудники ТВ будут делать дальше, ведь им все равно придется принимать какое-то решение. Давайте представим самый страшный вариант. Путин завоюет Украину, пристегнет ее к России как марионеточное государство, погибнут десятки тысяч десятки тысяч людей. Но ребята, как вы будете рассказывать новости? Ваши выпуски будут состоять из репортажей о том, что в несчастной стране все цветет и пахнет?
— Пока мы с вами говорим, появилась новость, что по требованию Генпрокуратуры заблокированы «Дождь» и «Эхо Москвы».
— Кошмар.
— Это происходит в режиме реального времени.
— У меня просто нет слов.
— Россия такая огромная страна, столько умных и образованных людей. Почему они допускают уничтожение независимых СМИ?
— Это как раз следствие работы так называемого зомбоящика. Потому что благодаря ему не очень образованных и не критично мыслящих людей в России еще больше. Все, что несут по телевизору, для них свято. Я знаю, что есть люди, которые вообще не сочувствуют гражданам Украины и считают, что то, что делает российская власть, это правильно.
— Разве может ТВ-пропаганда быть такой эффективной?
— А с чем еще это может быть связано? Я не вижу других причин.
— Может быть, действительно, в людях есть какой-то имперский комплекс, о котором так много говорят.
— Да, и это тоже. Он прочно сидит во многих россиянах. Великодержавность, которая еще идет об руку с ксенофобией, нетерпимостью. Все это очень до боли напоминает 39-й год в другой стране. У меня слова кончились просто… Меня просто убила эта новость про «Дождь» и «Эхо». Надеюсь, они смогут как-то вещать.
— Надо успеть наше интервью выпустить. А вы общались с випами на федеральных каналах?
— Очень мало. В 2016 году, уже не работая на ВГТРК, я занималась документалкой в небольшом продакшене. Мы тогда сняли фильм про известного кардиохирурга Рината Акчурина, который в 1996 году делал операцию на сердце Ельцину. У Акчурина был юбилей, и я очень хотела, чтобы наш фильм вышел на канале «Культура». Тогда я связалась с приемной Олега Добродеева, сказала, что хочу с ним поговорить. Надо понимать, что с таким же успехом я могла бы звонить в приемную федерального министра. На успех я особо не рассчитывала, но недели через две Добродеев неожиданно перезвонил мне, выслушал и пошел навстречу — фильм поставили в эфир. Ни о какой политике, идеологии, специфике освещения событий телеканалом «Россия 1» я с ним никогда не разговаривала. Это совсем фантастическая ситуация.
— А как эта специфика объясняется журналистам каналов? Там какие-то методички, списки, темы?
— Никаких книжечек там, конечно, нет, но указания из Кремля даются. Их спускают вниз от руководителей каналов к топ-менеджерам и еще ниже. Есть и цензура, и полный контроль.
— Госканалы — это большие коллективы?
— Большие. ВГТРК — это огромная махина с жесткой дисциплиной, четкой иерархией и очень качественно налаженной работой. Что касается технических моментов, оснащенности, это работа выше всяких похвал. Когда я работала в «Настоящем времени» (внесен Минюстом в реестр СМИ-иноагентов. — прим. Republic), это был канал «на коленке». Похоже на студенческое телевидение с отсутствием нормальной студии, где есть стол и зеленая тряпка, и с неправильной совершенно системой, где все делают все. То есть сегодня я ведущий, завтра я монтажер, послезавтра выдаю программу в эфир из аппаратной. Все друг другу начальники и все друг другу никто.
— Как и всегда — из-за отсутствия рук и ресурсов.
— Да-да, эта схема хороша, когда компания только начинает работу. Но она совершенно непригодная для нормального телевидения, где должно быть четкое разделение обязанностей, каждый должен делать свое дело. Ведущий — вести эфиры, монтажер — монтировать и так далее.
— Складывается впечатление, что ВГТРК — это такая махина с конвейером новостей, где люди работают в автоматическом режиме, и в них уже не нужна личность. Раньше ведь на телевидении были Светлана Сорокина, Леонид Парфенов, люди, которые имеют свой взгляд, достоинство. Сейчас таких там не может быть?
— Те, кто внутри, конечно, имеют свой взгляд. Другое дело, что он полностью совпадает с линией Кремля. Люди с другими взглядами там не выживут. Можно попробовать свои взгляды скрывать, но тогда ты просто сходишь с ума.
— На ВГТРК нет психологической службы для сотрудников?
— Нет ничего такого.
— А зарплаты высокие?
— Да, у меня была хорошая зарплата. Надо еще учитывать, что ведущий и вся его бригада работает фактически полмесяца — неделю через неделю. И за эти две с половиной недели он получает гораздо больше, чем обычный человек, работающий в обычную пятидневку.
— Дмитрий Киселев — что он за человек?
— Я с ним близко никогда не общалась, тем более на темы, связанные с политикой. Но когда я только пришла в «Вести», он показался мне очень обаятельным — помню, он взял меня за руку и сказал, что у него бабушка была татарка. Он, безусловно, харизматичный человек.
— В 1990-е, когда он работал с Листьевым, это был совсем другой человек в журналистике.
— Да, с ним произошла сильная трансформация, но как и почему это случилось, мне проанализировать сложно. Когда Киселев был либералом, я была ребенком.
— Вы в своем посте упомянули Татьяну Александрову, еще одну бывшую ведущую ГТРК. Она тоже написала антивоенный пост и отметила в нем действующих сотрудников ВГТРК, призвала их совершить поступок, перестать говорить неправду.
— Ее поразило, что они все сейчас молчат в соцсетях. А ведь эти люди называют себя журналистами, поздравляют с профессиональными праздниками. И ни слова про ад, который Россия устроила в Украине. Причем провластную позицию они ведь тоже не озвучивают, просто заткнулись! Скорее всего, поступила инструкция сверху — не вступать ни в какие в дискуссии в соцсетях. Некоторые из тех, кого Таня назвала поименно, на время деактивировали свои аккаунты в Фейсбуке, кто-то убрал со страницы место работы.
— То есть, это стыд какой-то?
— Трудно сказать, может, не стыд, просто не хотят, чтобы их донимали. После моего поста ко мне на страницу пришли тысячи украинцев: кто-то благодарит, кто-то хейтит и проклинает. Я представляю, если бы к ним пришли все эти люди. Я думаю, поэтому российские телевизионщики не хотят светиться.
— Вот если журналист какой-нибудь, например, военкор, который находится на Донбассе и прекрасно знает, что там есть российские войска, как он может молчать об этом и продолжать делать свои репортажи, в которых нет правды?
— Я думаю, здесь как раз срабатывают вот эти великодержавные комплексы, которые заставляют людей закрывать глаза на очевидные факты во имя некой идеи. Идеи «русского мира», «объединения русских земель». Вот ради этого они готовы поступиться правдой.
— Вы в своем посте написали, что ***** уравняет всех. Они ведь не могут этого не понимать. И это уже происходит, эти журналисты, пропагандисты — они сейчас теряют свои деньги, виллы за границей, возможность учить там детей. Почему они продолжают рубить этот сук под собой?
— Я не знаю. Но, например, в Северной Корее тоже есть какая-то элита, верхушка, которая живет лучше, чем все остальные. Может быть, они надеются стать такой элитой. С другой стороны, им терять нечего. Единственное, что им остается — прижаться к главному и еще громче присягнуть ему на верность. Хотя, может быть, кто-то и побежит каяться.
— В России разгромлены независимые СМИ, журналистов признают иностранными агентами, сажают в тюрьмы. Как вы считаете, зачем школьники сейчас идут учиться на журфак?
— Трудно сказать. Возможно, у них остаются некие иллюзорные представления об этой профессии. Кстати, до моего отъезда в Прагу в 2017 году я активно преподавала. Я всегда старалась рассказывать о правилах, которым обязан следовать настоящий журналист: как минимум, если ты пишешь о конфликте, должны быть честно представлены обе стороны.
— А вас студенты никогда не упрекали, что вы работали на пропагандистском канале?
— Никогда. Я думаю, им просто нравилось, что я работала в кадре, что я учу их практическим вещам. Но я старалась не говорить с ними о политике, я должна дать им инструмент в руки, научить. А они сами пойдут выбирать, куда пойти работать. Мне кажется, что сейчас молодежь стала более политизирована, особенно в больших городах.
— Вы в посте говорили, что практически все данные о военных действиях на Донбассе были от Минобороны. Как вам это объясняли?
— Понимаете, мы всегда давали какую-то полуправду. Даже если это не была ложь, то это была полуправда, потому что мы всегда представляли только российскую позицию. А кто представляет официальную российскую сторону на *****? Конечно, Минобороны. Их данные, сводки и цифры. Мнение украинской стороны в расчет не бралось вообще, как будто бы его не существует. А если даже оно появлялось в эфире, то это всегда сопровождалось издевкой, троллингом. Типа, посмотрите, какие дурачки.
— Сейчас пойдут гробы из Украины. Разве у людей не откроются глаза?
— Ну а сколько из Сирии гробы идут? Шли, ну и что. Там эти вопли несчастных жен и матерей просто тонули в равнодушной стекловате.
— Я говорила с людьми, прохожими на улице, и многие говорят: Россия все правильно сделала, если бы мы на это не пошли, через год-два они на нас сами бы полезли. Это тоже пропаганда?
— Безусловно. Анна Качкаева выложила у себя в соцсетях расшифровку программы «Время покажет». И там была цитата, что «если бы мы не сделали это с Украиной, то она нанесла бы по нам ядерный удар». Это говорили гости в студии. Это просто какой-то кошмар.
— Водораздел, когда все окончательно сломалось в тележурналистике, можно провести в 2014 году?
— Все-таки это был постепенный процесс. Где-то году в 2013 я ощутила, что у нас в новостях стало очень много военных учений. Вот тогда я уже понимала, что этот большой корабль начал менять свой курс.
Я ведь застала те времена, когда «Вести» были вполне себе нормальной программой. Понятно, что госканал, но смотреть можно было! Мы могли начинать выпуск с того, что запустили в Швейцарии большой адронный коллайдер, это была первая новость! Или с того, что умер дизайнер Джанфранко Ферре. Вы можете сейчас это себе представить? При этом Путина, Медведева старались опустить пониже, даже не на второе место. Считалось дурным тоном начинать выпуск с официоза, с руководителей. И репортажи выходили критические, и над душой никто не стоял, когда ты пишешь подводку. Можно было работать.
Наверное, первый серьезный звонок прозвучал в конце 2012 года, когда Путин подписал указ о запрете усыновления российских сирот американцами. Я помню, как говорила об этом в эфире, сердце разрывалось.
— А вы это как-то обсуждали между собой?
— Да, обсуждали, я помню, что многие мои коллеги выступали против этого закона. И откровенно говорили вслух, что это несправедливо. С экрана этого не звучало, но между собой мы точно это обсуждали. Многие считали этот закон преступным, аморальным. А потом крен стал еще заметней, на глазах разворачивалась реальная милитаризация. Мы смеялись тогда, что наш начальник Ревенко — выпускник военного училища, поэтому его так клинит в эту сторону. А вполне возможно, что это была установка сверху, подготовка к 2014 году.
— То есть Крым, Донбасс могли «готовиться» еще до событий на Майдане?
— Я, конечно, не могу это утверждать наверняка. Но вижу, что сейчас все отрезают полностью, чтобы реальную информацию никто не узнавал ни откуда. Вот закрыли «Дождь», «Эхо Москвы», ужасно.
— Всегда хочется закончить интервью чем-то обнадеживающим. Сейчас даже нечего спросить.
— Наверное, нужно стараться поддерживать друг друга. И не молчать. Мы на краю пропасти, молчать глупо и и бессмысленно, надо говорить во весь голос.
