Александр Петриков специально для «Кашина»

⤢

Известный одесский журналист Юрий Ткачев арестован на месяц по, скорее всего, сфабрикованному уголовному делу. До 24 февраля Ткачева можно было назвать умеренно пророссийским журналистом, теперь эта приемлемая когда-то формулировка звучит зловеще и нуждается в уточнениях — нет, как и многие из тех, кто не был лоялен украинскому правительству после 2014 года, Ткачев, тем не менее, никогда не давал повода подозревать его в том, что он хотел бы российского вторжения на Украину, убийств, разрушений, оккупации; строго говоря, из тех, кого месяц назад называли пророссийскими, сегодня едва ли наберется десяток украинских граждан, готовых приветствовать наступающие российские войска или желать Украине поражения в этой войне. Политики и медийщики в диапазоне от Шария до Добкина и от Бойко до одессита Димитриева либо в ужасе молчат, либо, чаще, встают на сторону своего Отечества, которое они даже если и презирали с головы до ног, им досадно, если Рамзан Кадыров разделяет с ними это чувство. Телеграм-канал Ткачева в последние три недели — сухая летопись российских ударов по разным городам, хроника катастрофы, не оставляющей никому на Украине возможности даже мысленно, тайно ощущать себя пророссийским. В Россию можно было верить, можно было, наверное, уважать ее в сравнении с бестолковым и неустойчивым украинским государством — но это уже прошлое; все доверие и уважение к себе российское государство растратило 24 февраля, и если сегодня кому-то в России придет в голову, изобретая задним числом убедительный повод для нападения, сказать, что фабрикуемые СБУ политические дела это достаточный повод ехать на танках освобождать украинских политзаключенных, сами эти политзаключенные и лично Ткачев взвоют — нет уж, лучше тюрьма.

Все поводы возмущаться поведением украинского государства и его официальных лиц теперь тают в тени большого преступления, совершенного 24 февраля. С какой бы радостью российская сторона ни вылавливала в эфире человеконенавистнические слова (какая-то телеведущая посоветовала женам российских военных покупать черные платки; еще кто-то призвал кастрировать наших пленных — сейчас много такого), даже искренний гнев растворится в общем массиве лжи и лицемерия. Убиваемый беспредельщиками человек грязно выматерился и сказал «будьте вы прокляты» — ужас, правда? Такая, в общем, подлая надежда — собрать как можно больше эпизодов, проходящих по категории расчеловечивания той стороны, чтобы, когда судьба Мариуполя постигнет Киев, делать вид, что чье-то грубое слово или несправедливо посаженный человек как-то оправдывает карательную операцию. «Давайте введем войска, а иначе украинцы посадят Ткачева». Так это не работает. Если вдруг указом президента Зеленского завтра в его государстве будет легализован каннибализм — даже это не придаст российской операции ни легитимности, ни справедливости. Она сама по себе акт каннибализма.

И, кстати, может быть, это слово и дает разгадку. Классическая военная агрессия — это все-таки акт хищничества, межвидовая борьба. Волк, тигр или крокодил нападает на зайчика, ну или, если зайчик кажется слишком симпатичным, чтобы сравнивать его, скажем, с Саддамом Хусейном, на какого-нибудь хорька — тоже хищника, но послабее, чем крокодил. Путинская агрессия — редкий, если не уникальный случай пожирания себе подобных, борьба внутривидовая. Сейчас об этом трудно говорить, но все же — можно ведь представить себе украинца, каков он и чем от нас отличается, вот прямо в рамках стереотипа — человек в вышиванке, говорит на мове, типаж, наверное, Вакарчука, который, конечно, по-русски может, но нет сомнений, что думает он по-украински. И попробуйте поместить этот типаж в мариупольскую или волновахинскую пятиэтажку — нет там места Вакарчуку, нет места и человеку в вышиванке, и украинская речь звучит там не более естественно, чем любой другой чужой язык. Сколько раз было сказано, что эти южные города неотличимы от наших Ростова и Таганрога, и что люди в них — точно такие же, как по российскую сторону границы, это русские люди, русский, извините, мир. Владимир Путин принес смерть и разрушение в русский мир русским людям, русский, а не какой-то другой народ принял на себя удар российских вооруженных сил, и насилие по отношению к русскому народу на украинской территории остается насилием по отношению к русскому народу как таковому, в том числе и к основной его части — той, которая живет в России. Вне зависимости от того, что станет с Украиной, у русских в России уже начался опыт сосуществования с агрессором, напавшим именно на русский народ, опыт пребывания в плену, и сам Путин явно что-то такое чувствует — он сознательно отказался от объективно выгодной ему в Z-кампании «прорусской» риторики, он не говорит уже ни о русском мире, ни даже о защите русскоязычных, он кривляется на тему «я лакец», буквально выписываясь из русских, он публично благословляет Кадырова с его боевиками, которые, что тоже очень бросается в глаза и вызывает недоумение даже у лояльной публики, к третьей неделе войны монополизировали медийный образ российской стороны. Путин не оставил себе иной модели взаимодействия с русским народом, кроме той, которую в нашей традиции называют игом, и весь дальнейший характер его отношений с нашим народом не сможет быть ничем, кроме прямого противостояния.