Александр Петриков специально для «Кашина»
Известный одесский журналист Юрий Ткачев арестован на месяц по, скорее всего, сфабрикованному уголовному делу. До 24 февраля Ткачева можно было назвать умеренно пророссийским журналистом, теперь эта приемлемая когда-то формулировка звучит зловеще и нуждается в уточнениях — нет, как и многие из тех, кто не был лоялен украинскому правительству после 2014 года, Ткачев, тем не менее, никогда не давал повода подозревать его в том, что он хотел бы российского вторжения на Украину, убийств, разрушений, оккупации; строго говоря, из тех, кого месяц назад называли пророссийскими, сегодня едва ли наберется десяток украинских граждан, готовых приветствовать наступающие российские войска или желать Украине поражения в этой войне. Политики и медийщики в диапазоне от Шария до Добкина и от Бойко до одессита Димитриева либо в ужасе молчат, либо, чаще, встают на сторону своего Отечества, которое они даже если и презирали с головы до ног, им досадно, если Рамзан Кадыров разделяет с ними это чувство. Телеграм-канал Ткачева в последние три недели — сухая летопись российских ударов по разным городам, хроника катастрофы, не оставляющей никому на Украине возможности даже мысленно, тайно ощущать себя пророссийским. В Россию можно было верить, можно было, наверное, уважать ее в сравнении с бестолковым и неустойчивым украинским государством — но это уже прошлое; все доверие и уважение к себе российское государство растратило 24 февраля, и если сегодня кому-то в России придет в голову, изобретая задним числом убедительный повод для нападения, сказать, что фабрикуемые СБУ политические дела это достаточный повод ехать на танках освобождать украинских политзаключенных, сами эти политзаключенные и лично Ткачев взвоют — нет уж, лучше тюрьма.
Все поводы возмущаться поведением украинского государства и его официальных лиц теперь тают в тени большого преступления, совершенного 24 февраля. С какой бы радостью российская сторона ни вылавливала в эфире человеконенавистнические слова (какая-то телеведущая посоветовала женам российских военных покупать черные платки; еще кто-то призвал кастрировать наших пленных — сейчас много такого), даже искренний гнев растворится в общем массиве лжи и лицемерия. Убиваемый беспредельщиками человек грязно выматерился и сказал «будьте вы прокляты» — ужас, правда? Такая, в общем, подлая надежда — собрать как можно больше эпизодов, проходящих по категории расчеловечивания той стороны, чтобы, когда судьба Мариуполя постигнет Киев, делать вид, что чье-то грубое слово или несправедливо посаженный человек как-то оправдывает карательную операцию. «Давайте введем войска, а иначе украинцы посадят Ткачева». Так это не работает. Если вдруг указом президента Зеленского завтра в его государстве будет легализован каннибализм — даже это не придаст российской операции ни легитимности, ни справедливости. Она сама по себе акт каннибализма.
И, кстати, может быть, это слово и дает разгадку. Классическая военная агрессия — это все-таки акт хищничества, межвидовая борьба. Волк, тигр или крокодил нападает на зайчика, ну или, если зайчик кажется слишком симпатичным, чтобы сравнивать его, скажем, с Саддамом Хусейном, на какого-нибудь хорька — тоже хищника, но послабее, чем крокодил. Путинская агрессия — редкий, если не уникальный случай пожирания себе подобных, борьба внутривидовая. Сейчас об этом трудно говорить, но все же — можно ведь представить себе украинца, каков он и чем от нас отличается, вот прямо в рамках стереотипа — человек в вышиванке, говорит на мове, типаж, наверное, Вакарчука, который, конечно, по-русски может, но нет сомнений, что думает он по-украински. И попробуйте поместить этот типаж в мариупольскую или волновахинскую пятиэтажку — нет там места Вакарчуку, нет места и человеку в вышиванке, и украинская речь звучит там не более естественно, чем любой другой чужой язык. Сколько раз было сказано, что эти южные города неотличимы от наших Ростова и Таганрога, и что люди в них — точно такие же, как по российскую сторону границы, это русские люди, русский, извините, мир. Владимир Путин принес смерть и разрушение в русский мир русским людям, русский, а не какой-то другой народ принял на себя удар российских вооруженных сил, и насилие по отношению к русскому народу на украинской территории остается насилием по отношению к русскому народу как таковому, в том числе и к основной его части — той, которая живет в России. Вне зависимости от того, что станет с Украиной, у русских в России уже начался опыт сосуществования с агрессором, напавшим именно на русский народ, опыт пребывания в плену, и сам Путин явно что-то такое чувствует — он сознательно отказался от объективно выгодной ему в Z-кампании «прорусской» риторики, он не говорит уже ни о русском мире, ни даже о защите русскоязычных, он кривляется на тему «я лакец», буквально выписываясь из русских, он публично благословляет Кадырова с его боевиками, которые, что тоже очень бросается в глаза и вызывает недоумение даже у лояльной публики, к третьей неделе войны монополизировали медийный образ российской стороны. Путин не оставил себе иной модели взаимодействия с русским народом, кроме той, которую в нашей традиции называют игом, и весь дальнейший характер его отношений с нашим народом не сможет быть ничем, кроме прямого противостояния.
