Акция "Возвращение имен". Фото: Мемориал / youtube.com
О нынешней Нобелевской премии мира, как, впрочем, и о прошлогодней, судачили, гадали, предсказывали, заранее осуждали и выражали отчаянные надежды намного сильнее, чем о такой же, но — по литературе.
Это понятно, вполне объяснимо и, увы, справедливо. Литература как социальный институт существенно растеряла и растрясла по ухабам истории свои традиционно высокие позиции в жизни общества.
Я заметил, что в последние несколько лет яростные некогда споры о том, кому из мучеников пера выпишут в этот раз Нобелевку, звучат все приглушеннее и все скучнее.
Да и неизбежные после любого присуждения дискуссии звучат все равнодушнее, и такой почтенный и овеянный не слишком долгой, но славной традицией сетевой жанр, как srach, растерял на этих нудных интернет-просторах свою былую пассионарность.
А вот о Премии мира говорят все более и более горячо и заинтересованно. Горячо и заинтересованно настолько, что может показаться, будто бы очередное субъективное решение Нобелевского комитета, то есть группы конкретных живых людей с их персональными представлениями о добре и зле и вообще о прекрасном и ужасном, на самом деле способно повлиять на судьбы современного мира, поставленного перед целой уймой нерешенных задач.
В этот раз лауреатов трое. И все они из сопредельных друг другу восточно-славянских государств. И все они безусловно заслуживают и этой высокой награды, и инспирированного ей повышенного общественного внимания, и самого сердечного поздравления.
Я же по вполне объяснимым причинам больше всего радуюсь за «Мемориал». И дело не только в географической близости.
Для меня все, что связано с «Мемориалом» — это еще и личная история.
