Три богатыря и беззащитный эмбрион. Заметки о начальственной мудрости

По поводу классики - совершенно непонятно, что делать с Сергеем Михалковым:

"А у Толи и у Веры

Обе мамы — инженеры!"

Тут ведь явная пропаганда лесбийских отношений. Именно, как заметила Татьяна Буцкая, показывается дозволенное и нормальное, и даже общественно одобряемое. 🤷

русь моя теперь аль-каида, хезболла

меня, лодыря оскаленного, избыла

и не выпускает зеркальца из клешней:

ждет, когда в нем ад разверзнется пострашней

улицы родные имени палачей

разве не предупреждали вы меня, свет очей,

чем кончается имперство и ар-нуво?

как не остается сердца ни у кого?

чёрные коляски, вывески: котлован.

мои руды, мои прииски. где слова -

все полгода тлеют язвами от ракет

оттого лежит неназванным этот свет

оттого гляжу, владелица гор и гряд.

повторяя, что же делается, а, ребят

что-то плазменное, низменное, вывих, сдвиг,

едет, на себя нанизывая нас живых

едет, все вокруг расслаивая как ножом

обводя меня бесславия рубежом

вот и ты, цунами пепла, как наяву

рассмотрю тебя, ослепну и назову

Вера Полозкова, 14 июля 2022

"Путин поучил кабмину", - если это опечатка, ее стоило придумать.

А факт безжалостен и жуток, как наведенный арбалет: приплыли, через трое

суток мне стукнет ровно двадцать лет.

И это нехреновый возраст – такой, что Господи прости. Вы извините за

нервозность – но я в истерике почти. Сейчас пойдут плясать вприсядку и

петь, бокалами звеня: но жизнь у третьего десятка отнюдь не радует меня.

Не то[ркает]. Как вот с любовью: в секунду — он, никто другой. Так чтоб

нутро, синхронно с бровью, вскипало вольтовой дугой, чтоб сразу все

острее, резче под взглядом его горьких глаз, ведь не учили же беречься,

и никогда не береглась; все только медленно вникают – стой, деточка, а

ты о ком? А ты отправлена в нокаут и на полу лежишь ничком; чтобы в

мозгу, когда знакомят, сирены поднимали вой; что толку трогать ножкой

омут, когда ныряешь с головой?

Нет той изюминки, интриги, что тянет за собой вперед; читаешь две

страницы книги – и сразу видишь: не попрет; сигналит чуткий, свой,

сугубый детектор внутренних пустот; берешь ладонь, целуешь в губы и тут

же знаешь: нет, не тот. В пределах моего квартала нет ни одной дороги в

рай; и я устала. Так устала, что хоть ложись да помирай.

Не прет от самого процесса, все тычут пальцами и ржут: была вполне себе

принцесса, а стала королевский шут. Все будто обделили смыслом, размыли,

развели водой. Глаз тускл, ухмылка коромыслом, и волос на башке седой.

А надо бы рубиться в гуще, быть пионерам всем пример – такой

стремительной, бегущей, не признающей полумер. Пока меня не раззвездело,

не выбило, не занесло – найти себе родное дело, какое-нибудь ремесло,

ему всецело отдаваться – авось бабла поднимешь, но – навряд ли много.

Черт, мне двадцать. И это больше не смешно.

Не ждать, чтобы соперник выпер, а мчать вперед на всех парах; но мне так

трудно делать выбор: в загривке угнездился страх и свесил ножки

лилипутьи. Дурное, злое дежавю: я задержалась на распутье настолько, что

на нем живу.

Живу и строю укрепленья, врастая в грунт, как лебеда; тяжелым боком,

по-тюленьи ворочаю туда-сюда и мню, что обернусь легендой из пепла,

сора, барахла, как Феникс; благо юность, гендер, амбиции и бла-бла-бла.

Прорвусь, возможно, как-нибудь я, не будем думать о плохом; а может, на

своем распутье залягу и покроюсь мхом и стану камнем (не громадой, как

часто любим думать мы) – простым примером, как не надо, которых тьмы и

тьмы и тьмы.

Прогнозы, как всегда, туманны, а норов времени строптив — я не умею

строить планы с учетом дальних перспектив и думать, сколько Бог отмерил

до чартера в свой пэрадайз. Я слушаю старушку Шерил – ее Tomorrow Never

Dies.

Жизнь – это творческий задачник: условья пишутся тобой. Подумаешь, что

неудачник – и тут же проиграешь бой, сам вечно будешь виноватым в

бревне, что на пути твоем; я в общем-то не верю в фатум – его мы сами

создаем; как мыслишь – помните Декарта? – так и живешь; твой атлас –

чист; судьба есть контурная карта – ты сам себе геодезист.

Все, что мы делаем – попытка хоть как-нибудь не умереть; так кто-то от

переизбытка ресурсов покупает треть каких-нибудь республик нищих, а

кто-то – бесится и пьет, а кто-то в склепах клады ищет, а кто-то руку в

печь сует; а кто-то в бегстве от рутины, от зуда слева под ребром рисует

вечные картины, что дышат изнутри добром; а кто-то счастлив как ребенок,

когда увидит, просушив, тот самый кадр из кипы пленок – как

доказательство, что жив; а кто-нибудь в прямом эфире свой круглый

оголяет зад, а многие твердят о мире, когда им нечего сказать; так

кто-то высекает риффы, поет, чтоб смерть переорать; так я нагромождаю

рифмы в свою измятую тетрадь, кладу их с нежностью Прокруста в свою

строку, как кирпичи, как будто это будет бруствер, когда за мной придут

в ночи; как будто я их пришарашу, когда начнется Страшный суд; как будто

они лягут в Чашу, и перетянут, и спасут.

От жути перед этой бездной, от этой истовой любви, от этой боли – пой,

любезный, беспомощные связки рви; тяни, как шерсть, в чернильном мраке

из сердца строки – ох, длинны!; стихом отплевывайся в драке как смесью

крови и слюны; ошпаренный небытием ли, больной абсурдом ли всего –

восстань, пророк, и виждь, и внемли, исполнись волею Его и, обходя моря

и земли, сей всюду свет и торжество.

Ты не умрешь: в заветной лире душа от тленья убежит. Черкнет статейку в

«Новом мире» какой-нибудь седой мужик, переиздастся старый сборник,

устроят чтенья в ЦДЛ – и, стоя где-то в кущах горних, ты будешь думать,

что – задел; что достучался, разглядели, прочувствовали волшебство; и,

может быть, на самом деле все это стоило того.

Дай Бог труду, что нами начат, когда-нибудь найти своих, пусть все стихи

хоть что-то значат лишь для того, кто создал их. Пусть это мы невроз

лелеем, невроз всех тех, кто одинок; пусть пахнет супом, пылью, клеем

наш гордый лавровый венок. Пусть да, мы дураки и дуры, и поделом нам,

дуракам.

Но просто без клавиатуры безумно холодно рукам.

Вера Полозкова, 2006

"Это замечание для пессимистов, которые любят порассуждать о том, будто мы «нащупали дно»".

Так это ж вроде для оптимистов характерно?

Иван, помним же и такую сказку: "Довольно часто случается, что банда пиратов захватывает ту или иную страну в какой-нибудь части света. Завладев страной, Джакомон решил называть себя королем Джакомоном Первым, а своих людей он произвел в адмиралы, камергеры, сделал их придворными и начальниками пожарных команд. Разумеется, Джакомон издал закон, который обязывал всех называть его «ваше величество» под угрозой, что ослушникам будет отрезан язык».

В детстве не понимал - откуда же он привез ещё столько пиратов?

А вот теперь получается, что доля местных, непривезенных «пиратов» и определяет, заслужили или нет.

Прекрасный текст, спасибо!

Конец только сермяжный якись), домотканый трохи, про "заслужили", но это видимо, я Вас, Иван, хочу видеть как "оружие борьбы", которого нам сейчас так не хватает!

Так ярко и искромётно шутить над бездной не просто, тут нужен Ваш талант! А и я - его поклонник!)

Оттого адреса мои на Мхедрули, Деванагари,

Что в краю моем воцарились скользкие твари:

Те, кто знает им имена, ждут тюрьмы, кто не знает, стоят вдоль плаца;

Говорят, в глаза им смотреть нельзя, а тем более — улыбаться.

Их машины везут разруху и муку вдовью,

Их приходится заправлять человечьей кровью.

Те, кто видит это, кричат мне в трубку: "но как могли вы?.."

И я делаюсь горше пепла, белее глины.

Гибель всходит вслед за невежеством, аккуратно.

Мне самой нет больше пути обратно.

Все о чем я пела, что мне учить задавали на дом

Выбито снарядом, накрыто "градом".

"Погляди, — говорят, — весна". Но цветущее тонет в дыме.

Зрячих я узнаю в толпе: они стали как мел седыми.

Иногда на бульварах пёстрого взору юга

Мы встречаемся, и без слёз не обнять друг друга.

Я люблю мою землю, и я ношу о ней память в горле.

Все забрали, но колыбельной одной не стёрли:

Ходят кони, пою ребёнку, да над рекою.

Где бы ты ни звал меня, я услышу. И успокою.

Вера Полозкова, 06.2022

Не преувеличивайте, Иван, тут всё проще:

бункерное ссыкло, его ОПГ из охранников и отморозков да толпа суетливых карьеристов, извращающая реальность до наоборот.. Половина древней истории и средневековья из такого г..на состоит.

Спасибо , Иван! Отличный антидот на легковесную статью о переформатировании российского бессознательного от коллеги перед вами.