Си Цзиньпин и Владимир Путин
Xie Huanchi/XinHua/Global Look Press
На протяжении многих лет, как минимум с конца 1990-х, а скорее в течение всей эпохи, прошедшей с конца холодной войны, в сознании россиян (как политических лидеров, так и подавляющей части населения) мерцала мечта о том, что их страна, пережившая экономический кризис и геополитическое унижение, снова станет одной из ведущих глобальных держав. Эта мечта воплощалась в идеале некоего «многополярного мира», воспринимавшегося как нечто альтернативное если не американской гегемонии, то безальтернативному движению к рынку и либерализму, возвещенному в начале 1990-х годов.
Эта мечта, замечу, была довольно реалистичной, так как мир гегемонии не вызывал ни у кого большого восторга, и можно было предположить, как в те годы писал Генри Киссинджер, что «сам статус доминирующей державы по сути автоматически порождает стремление иных государств обрести большие права при принятии своих решений и относительно принизить позиции сильнейшего».
Учитывая, что на рубеже столетий внимание политиков было приковано к экономической глобализации, а у всех развитых стран появился «очень своевременный противник» в образе исламского терроризма, время для формирования многополюсной системы было очень благоприятным. Усилия Европейского союза, введшего евро и осуществившего самый амбициозный раунд расширения, формирование BRICS и даже заявлявшиеся Россией проекты создания Евразийского союза — все это говорило о возможности кристаллизации новых центров мировой политики. Казавшийся раскол между континентальной Европой и США по вопросу войны в Ираке мог бы сделать эту конфигурацию особенно устойчивой, лишая западный мир единства в противостоянии всем остальным игрокам.
Иначе говоря, в первой половине 2000-х годов имелись как минимум три предпосылки многополярного мира.
Во-первых, относительное равенство в экономических потенциалах США, ЕС и Восточной Азии; во-вторых, спрос на большее политическое равноправие основных игроков (именно в то время шла дискуссия о расширении числа постоянных членов Совета Безопасности ООН); в-третьих, представление, что многополярность скорее гарантирует мир от конфликтов, чем увеличивает их вероятность. Кроме того, что крайне важно, растущая экономическая взаимозависимость и успешная регионализация давали основание предполагать, что политические разногласия не перевесят прочных экономических связей.
