Владимир Путин / kremlin.ru

⤢

Наверняка многие представители российского поколения Z смогут согласиться, что «пацанская жизнь» — это в той или иной степени допустимая категория для описания их бэкграунда, даже если на первый взгляд он кажется вполне благополучным или интеллигентно-богемным. Цитируя Петю «Раму» из «Бумера»: «Не мы такие, жизнь такая». Лично я был бы очень счастлив не знать о существовании этой крылатой фразы, сделавшего её таковой фильма и произнёсшего её персонажа, однако культурный ландшафт современной России такого выбора мне не предоставил.

Я родился спустя сутки после выхода первого эпизода «Бригады» — телесериала, который, как писал Юрий Сапрыкин, должен был «окончательно закрыть занавес» 1990-х, однако ненароком определил облик российского криминального ТВ и легитимизировал роль «бандитско-братской» эстетики как важнейшего элемента постсоветской поп-культуры. Затем был «Бумер» и отовсюду звучащий полифонический рингтон за авторством Сергея Шнурова. Были «Жмурки» Алексея Балабанова, в постмодернистской манере пытавшиеся всю эту уголовную мифологию развенчать — но доведшие градус абсурда развенчаемого до такой степени, что границы его толкования значительно расширились и неожиданно оказались восприимчивы к едкой иронии.

Дальше был расцвет так называемого «пацанского рэпа», националистических и околофутбольных субкультур, которые иногда даже просачивались в литературу. Был сериал «Реальные пацаны», показавший приверженцам «бригадно-бандитско-петербургско-бумерского» мироощущения, как они выглядят со стороны, и был пик популярности группы «Кровосток», «упаковавшей» это мироощущение для продвинутой эстетствующей публики. Был, разумеется, и 2014-й год, после которого неписаное собрание изречений Данилы Багрова стало путинской «Рухнамой», а сам президент начал чрезвычайно часто предаваться воспоминаниям в духе: «50 лет назад ленинградская улица научила меня: если драка неизбежна, бить надо первым!»

К 2020-м к эстафете интерпретаций этой причудливой, синкретической идеологии, совмещающей в себе сакрализацию отечественных боевиков с искажёнными представлениями о криминальном мире, патриотизме, воровских законах, религии, порядках в преступных группировках, абстрактных «понятиях» и уличном авторитете присоединились и зумеры. Они принялись активно её стилизовать, результатом чего, в частности, стал всплеск популярности субкультуры «офников» (синтеза русского гопника и английского хулигана) и формирование специфичного нарратива в рэпе новой волны: латвийский исполнитель Платина со сцены модного московского клуба Glpsy пел песню «Бригада», а его коллеги выпускали альбомы с такими названиями, как, например, «ОПГ Сити» и «брат 3».

«Зумерская» музыкальная интерпретация примечательна в первую очередь тем, что «пацанская эстетика» с вполне советскими корнями в ней долгое время уживалась с западной традицией современного хип-хопа, предусматривающей непрестанное перечисление брендов и американских экзотизмов — потому что, в сущности, тексты про кроссовки Nike Air Force 1 выросшим в 2000-х молодым людям намного ближе и понятнее, чем «Мой батя бандит, он был убит».

Всё изменилось после начала полномасштабной войны в Украине, и в молодёжной поп-культуре наметился явный перевес в сторону «пацанячих историй». Как писал для Meduza музыкальный критик Денис Бояринов, артистов вроде Моргенштерна, Элджея, Pharaoh или Face, «проводников энергии молодежного нигилизма», в поп-чартах сменил, например, Андрей Косолапов, более известный как Macan. 21-летний парень, который вставляет в свои треки сэмплы из фильмов с Сергеем Бодровым, поёт, что он «идёт наверх за правдой будто бы он в "Брат 2"» и говорит со сцены: «На небе Бог, а на земле Россия» — безо всякой иронии или стилистических заигрываний, совершенно искренне. И это не какой-то фрик — это двукратный «артист года» по версии VK, чьи композиции суммарно набрали свыше 1 млрд прослушиваний.

Поэтому когда самым обсуждаемым российским сериалом 2023-го года, занявшим на «Кинопоиске» 12-ю строчку в рейтинге лучших сериалов в истории, стала картина о казанских малолетних преступниках из позднего СССР, которые живут по «понятиям» и делят мир на «пацанов» и «чушпанов», меня это совершенно не удивило. Но огорчило.

Обречённость на «пацанство»

Не стоит опускаться до интеллектуального уровня российских чиновников и рассуждать о том, что «Слово пацана» нуждается в запретах или проверках, что его как-то не так преподносят публике «отдельные силы», пытающиеся использовать сериал в «своих интересах». Из-за чего, очевидно, подростки и начали друг друга убивать, цитируя персонажей драмы, забивать стрелки и ходить стенка на стенку, заимствуя названия для своих «группировок» у казанских ОПГ.

Не стоит также заострять внимание на том, что одним из производителей «Слова пацана» выступила студия «Национальной Медиа Группы», связанной с другом Владимира Путина Юрием Ковальчуком и Алиной Кабаевой, а финансовую поддержку проекту оказал подчинённый администрации президента РФ «Институт развития интернета».

Потому что каких-либо явных провластных нарративов в сериале нет — как и, собственно, оснований для его запрета или вымученных обвинений картины в «романтизации криминала». «Слово пацана» сверхпопулярно среди российской (и даже украинской) молодёжи не из-за своих художественных достоинств или тонкой работы кремлевских медиатехнологов, а из-за выбранной создателями сериала темы, которая обречена на успех и резонирование в России «по умолчанию». И это обстоятельство, честно говоря, уже наталкивает на мысли об обречённости самой России — но не на успех, а на беспросветное «пацанство».

Если и попытаться отыскать объяснение широкой государственной поддержке создания «Слова пацана», мне оно видится в желании властей законсервировать поп-культурную ситуацию в РФ в концептуальных рамках, точно обозначенных кинокритиком Зинаидой Пронченко через фразу «Россия в спортивном костюме топчется на беговом тренажере». Выходить за пределы беговой дорожки или подвергать критическому осмыслению уместность каждодневного ношения олимпийки и треников не допускается — и картина Жоры Крыжовникова совершенно на это не претендует.

Читатели, которые успели ознакомиться с вышедшими на момент написания этого материала шестью эпизодами «Слова пацана», могут возразить: разве в сериале не показаны деструктивные последствия жизни «по понятиям»? Детские смерти, изнасилования, помешательство родителей из-за осмысления того, что их дети — преступники? Разве создатели «Крови на асфальте» не презирают это самое слово пацана, которое сперва можно дать школьнице, обещая её «не трогать», а затем над нею надругаться и довести до суицида — ведь «слово пацана только для пацанов»?

Всё это в сериале присутствует — как и вполне недвусмысленная сцена из шестой серии, где малолетние участники группировки «Универсам» весело дерутся друг с другом под «Седую ночь» «Ласкового мая», но на экране то и дело «застывают» их детские лица с краткими некрологами в духе «расстрелян киллерами в больничной палате в 1996-м» или «в 2010-м скончался от туберкулеза в исправительной колонии». Вот только какого-либо назидательного эффекта подобные ремарки никогда не производили — и не произведут.

«Бригада», «Бумер» и «Реальные пацаны» — три бесконечно друг от друга далёкие картины, объединённые разного уровня «пацанства» нарративом и так или иначе транслируемым их создателями посылом, что, по названию фильма Говорухина, «так жить нельзя». Криминальная деятельность погубит всех близких друзей Саши Белого и разрушит его семью, в «Бумере» игры в бандитизм также приведут к трагедии и сломанным судьбам, а «Реальные пацаны» на примере героев Коляна, Антохи и Вовы покажут результат наивного усвоения «пацанских понятий» — маргинализацию, бескультурье, абсолютную неспособность к выстраиванию социальных связей и банальную тупость. Это если анализировать подобные произведения под «определенным углом».

Зритель более «широкий» видит всё несколько иначе. Он, несомненно, не игнорирует в «Бригаде» всяческую «чернуху», осуждает «Ошпаренного» в «Бумере» за инициирование ненужной разборки и смеётся над «косяками» Коляна из «Реальных пацанов» — вот только это эмоции второго, а то и третьего порядка. На первом плане для него — пафос клятвы на Воробьевых горах и красивая месть депутата Госдумы Александра Белова, успешного, состоявшегося человека, за смерть друзей, братская самоотверженность «Кота», отстреливающегося от милицейских с раненым «Рамой» на руках и святая простота Коляна, которая проведёт его от условного срока до мандата депутата городской думы.

И даже с особым старанием подчеркнутое отсутствие хеппи-эндов в судьбах героев, как в «Бумере» или «Слове пацана», не предохраняет кинокартины от романтизации криминала, за которую их так любят ругать чиновники. Потому что романтизация криминала, что называется, «в глазах смотрящего». Смотрящего, для которого «пацаны-чушпаны» — это не какая-то урловая экзотика и занимательный объект для культурологического исследования, а безальтернативная обыденность.

В шестом эпизоде «Слова» майор милиции во время обыска у одного из бандитов пускается в монолог о генезисе детской преступности: «Я знаю этих группировщиков — мать, отец на заводе, куда податься? В стаи сбиваются — и вперёд». По сюжету эта фраза произносится в 1989-м году, однако, к сожалению, трудно переоценить её актуальность в России 2020-х.

Подросткам из Ростовской области, Тюмени, Татарстана и прочих регионов, монтирующим записи своих драк под «Ласковый май» и делящим между собой районы городов, не сказать что тоже есть, «куда податься». Разумеется, с перестроечных лет материальное благополучие населения регионов РФ ощутимо повысилось, однако туманность перспектив, агрессивность среды и низкий уровень жизни — это по-прежнему подходящие характеристики для описания российских провинций.

С 2022-го года и без того безрадостная ситуация была обострена войной, спровоцированным ею превращением основ государственной политики в «сборник слов пацана» и сильнее всего ударившей как раз по регионам мобилизацией — не так трудно представить современную реконструкцию сцены из второго эпизода сериала, где во двор к молодым группировщикам приходит их лидер, только вернувшийся с Афганской войны. Он видит своего младшего брата в кепке с надписью USA, после чего рассказывает ему, что «эти твари» (то есть американцы) поставляли моджахедам ПЗРК «Стингер» — и просит головной убор «нахрен снять».

Для молодых людей, которые воспитываются и живут в таких условиях, смерть «Рамы» из «Бумера» — это, конечно, неприятный нюанс, но статус ролевой модели из-за него персонаж Сергея Горобченко утратить не мог. Ведь у него был BMW 750IL и верные друзья, вместе с которыми он стрелял по ментам и «крышевал» грузы — а такая жизнь, пусть и не слишком продолжительная, куда занимательнее прозябания в депрессивном регионе.

Собственно, совсем недавно большой резонанс вызвала заключительная серия «Реальных пацанов», в которой Колян отправился в госпиталь — навестить россиян, участвовавших во вторжении в Украину. «О чем я думал, общаясь с этими молодыми ребятами, которые смотрели в молодости наш сериал? Я думал, что, может, где-то в онлайн-кинотеатрах и есть богатые, утонченные люди, которым нужны сериальные фантазии про богатых и утонченных людей. Но реальность она вот такая, какая есть. И живут в ней вот такие реальные, настоящие пацаны», — произнесёт закадровым голосом Колян, пока на фоне будет играть «Вечно молодой» группы «Смысловые галлюцинации», саундтрек к балабановскому «Брату 2».

Это правда. Именно такие «реальные, настоящие пацаны» и составляют большую часть аудитории «пацанских» фильмов и сериалов. Именно такие «настоящие пацаны», растущие в реальности «вот такой, какая есть» — коррумпированной, отторгающей и мрачной, вроде показанной в «Реальных пацанах» Перми, находят себе мировоззренческую опору в криминальной романтике и «понятиях». Именно такими «настоящими пацанами» манипулируют все кому не лень, от лидеров уличных группировок до государства, через пропаганду продвигающего резонирующие с «улицей» образы «настоящего мужика», который непременно должен поехать подтверждать этот статус на войне — куда «настоящие пацаны» приезжают не столько из-за доктрины «брат за брата», сколько из-за банальной безысходности и авантюризма. Способна ли российская культура разорвать этот порочный круг «пацанства»?

Заключение

«Бригада» не смогла «окончательно закрыть занавес» 1990-х не потому, что Алексей Сидоров снял плохое и недостаточно убедительное кино. Просто закрытие подобного занавеса — занятие для культурного продукта, даже столь влиятельного, как «Бригада», весьма затруднительное. Особенно в условиях, когда власти изначально этому процессу вовсю противились, а затем и вовсе сорвали занавес вместе с карнизом.

В США во второй половине XX века колоссальной популярностью пользовались полицейские сериалы. На заре жанра образ правоохранителей в подобных телешоу был чрезмерно идеализированным — например, в Dragnet (1951–1959, 1967–1970) полицейские представали как бескомпромиссные вершители правосудия, арестовывающие нарушителей без оглядки на их жизненные ситуации и безо всякой эмпатии, как в знаменитом эпизоде про вечеринку хиппи. Такой образ был приемлем для американской аудитории 1950-х — начала 1960-х, потому что в тот период престиж и авторитет полиции в США был на очень высоком уровне.

Пересмотр отношения к институтам госбезопасности в американском обществе случился под влиянием войны во Вьетнаме, которая спровоцировала широкую дискуссию о роли государственной власти и её праве транслировать какие-либо нравственные идеалы, параллельно устраивая сомнительные военные кампании. С конца 1960-х в полицейском телевидении намечаются радикальные изменения в подаче образа правоохранителя: сперва сериал Hawaii Five-O (1968–1980) делает копа «крутым», и на схожей с показанной в Dragnet вечеринке хиппи персонаж Five-O не просто арестовывает всех присутствующих, а сперва прикидывается одним из них. Затем криминальная драма The Mod Squad (1968–1973) делает полицейскими бывших хиппи, в прошлом имевших проблемы с законом, а сериал Adam-12 (1968–1975) вовсе превращает копов в наблюдателей за стремительной трансформацией американской культуры, пытающихся относиться к своей профессии с иронией.

Так шаг за шагом утопический образ «крутого» копа, «хорошего парня», который никогда не ошибается, исчез из поп-культуры США под влиянием перемен в социуме. Уже к концу 1970-х полицейский из ранних эпизодов Dragnet выглядел анахронично и комично, хотя ещё 20 лет назад он был для бэби-бумеров примером для подражания. Почему же тогда, например, образы Саши Белого или Данилы Багрова за 20 лет не только не утратили актуальность, но, напротив, обрели культовый, сакральный статус?

Потому что «закрыть занавес» эпохи способно только общество через глубокое её осмысление и широкую дискуссию, культура в рамках которой может предстать, конечно, очень эффективным и знаковым, но лишь вспомогательным инструментом. Алексей Балабанов не виноват, что Владимир Путин спустя 22 года после выхода «Брата 2» использует цитаты из его фильма для оправдания аннексии украинских территорий. Это лишь один из симптомов того, что в России так и не выработалось однозначного отношения к криминальному миру и его культурным атрибутам — а, значит, его допустимо воспринимать как такую постмодернистскую песочницу, из которой можно вырывать образы и символы для их совершенно вольной интерпретации. В том числе для выстраивания имиджа президента, который отчаянно пытается изображать из себя воспитанника улиц и романтического борца за справедливый миропорядок.

В 3-й серии «Слова пацана» есть сцена, очевидно, отсылающая к первому «Брату»: Андрей, главный герой, к тому моменту уже участник преступной группировки, распрощавшийся со своим интеллигентным прошлым, попадает на квартирник, где неформальная молодежь веселится под «Гражданскую оборону». Андрей улыбается и качает головой в такт музыке, очевидно, чувствуя себя более счастливым, чем во время набегов на комиссионные магазины.

В «Брате» Данила Багров, вместе с двумя бандитами ожидавший в квартире с заложником должника, под предлогом поиска таблетки от головной боли покидает «засаду» и поднимается этажом выше. Он оказывается в одном доме со своим кумиром Вячеславом Бутусовым и другими рок-музыкантами и интеллигентами, на которых смотрит совершенно влюбленными глазами — пока этажом ниже бандиты убивают хозяина квартиры.

Романтизация всего «пацанского» в России закончится в тот момент, когда метафорическую квартиру Бутусова вместе с ненароком очутившимся там метафорическим Данилой Багровым замуруют снаружи, заставив его забыть о бандитской мясорубке в соседнем доме — как о в принципе допустимом способе существования. Пока что российские власти куда усерднее занимаются замуровыванием «Данил» именно в одном помещении с киллерами, рассуждающими о том, что все режиссеры — это пидоры, параллельно отселяя интеллигентную» публику куда подальше. Удивляться феноменальной популярности «Слова пацана» и волне подражательства его героям при таких вводных не приходится.