Восемь барьеров для китайского дракона

Хотя после моих статей «Почему Китай станет сверхдержавой. Потом. Если захочет» и «Уйгуры волнуются раз, уйгуры волнуются два» меня окрестили «платным агентом компартии Китая» и «защитником авторитарного режима», я вовсе не являюсь певцом китайского чуда и стараюсь, в меру своего понимания мировых и отраслевых экономических процессов, трезво оценивать грядущую макроэкономическую картину мира. Если в статье «Почему Китай станет сверхдержавой. Потом. Если захочет» я анализировала возможности и сильные стороны Китая, то для завершения своеобразного SWOT анализа Поднебесной в этом статье я сосредоточусь на ее угрозах и слабостях. Итак, каковы же основные барьеры китайской экономики. Расслоение населения Согласно статистике, разрыв между доходами сельского и городского населения составляет примерно 330%. В богатом и европеизированном Шанхае вы среди толпы легко найдете сильно загорелых крестьян, одетых в одинаковые брюки, рубашки и ботинки, которые им выдали в сельсовете вместе с поощрительной путевкой в большой город. Эти крестьяне могут бесконечно гулять по 12 километрам торговой улицы Няньцзинь Лу, разглядывая в витринах непонятные и категорически недостижимые для них товары. Повышение уровня жизни этой части населения (весьма немаленькой, 700 – 800 млн человек) – одна из важнейших статей расходов китайского бюджета. Существующие целевые программы по строительству нового жилья в деревнях, закупкам новой техники и обучению работе на ней, обучение новой агротехнологии и даже государственное внедрение новых сельхозкультур – лишь косметические меры. Без кардинального изменения структуры занятости этого населения, то есть без переориентации большей части сельского населения на промышленность, здесь не обойтись. А это – инвестиции в строительство, обеспечение ресурсами, закупка оборудования и технологий, обучение рабочих, строительство жилья и инфраструктуры для рабочих, обеспечение рынков сбыта и логистики и т.п. В общем, это суммы, чувствительные даже для китайского бюджета. С другой стороны, овчинка будет стоить выделки: в результате, правительство обеспечит себе внутренний рынок сбыта и общую стабильность экономики, правда, лаг между инвестициями и их окупаемость будет не менее 6 – 9 лет. Таким образом, этот барьер хоть и высок, но, перепрыгнув его, Китай получит намного больше, чем просто социальную стабильность и повышение доходов населения – мировое промышленное доминирование. Несбалансированность отраслевой структуры Бурный рост промышленности Китая, на протяжении десятков лет выражавшийся двузначным числом, и даже в кризисные времена составляющий весьма достойные 8% – пример зависти большинства мировых держав. Но промышленный потенциал страны определяется не только темпами роста промышленности, но и сбалансированностью роста и развития различных отраслей. Яркие примеры отраслевого дисбаланса – экономики США и СССР. Отрицательное воздействие перекоса экономики США в сервисный сектор и финансы мы наблюдаем прямо сейчас. В СССР преобладание точного машиностроения (ракетостроение, вращающиеся машины, самолетостроение, военная техника), тяжелого машиностроения и энергетики над товарами массового потребления, особенно бытовой электроники и микроэлектроники, привело в конечном итоге к катастрофическим последствиям для экономики, да и для страны. В Китае же мы, скорее, наблюдаем картину «СССР наоборот». Потребительские товары, бытовая электроника, компьютерная техника и микроэлектроника, химия находятся на высоком уровне, причем инженеры поднебесной осуществляют НИОКР и внедряют собственные разработки весьма и весьма успешно. Точное же машиностроение в стране находится на весьма низком уровне, что, в свою очередь, замедляет самостоятельное развитие и китайской военной промышленности, и энергетики, и авиакосмической отрасли. Страны-лидеры в этой области – Россия, США, Япония, Франция и Германия – мягко говоря, не горят желанием продавать Китаю свои технологии, когда они могут продавать им готовую продукцию. Впрочем, сейчас, в кризис, когда ведущие корпорации в этой области сокращают издержки на НИОКР, складывается вполне неплохая ситуация для того, чтобы перекупить, если не технологии, то самих специалистов-носителей знаний, которым в порядке cost-saving урезали бонусы и финансирование лабораторий. Эта схема была уже обкатана Китаем в области, к примеру, промышленной автоматизации, когда привлеченные иностранные специалисты, имея неограниченные финансовые и людские ресурсы, в течении 5 лет организовали китайские исследовательские центры и лаборатории, обучили китайских инженеров (кстати, их в год выпускается более 600 000) и организовали серийное производство оборудования для автоматизации промышленных и энергетических процессов. Не удивлюсь, если уже сейчас по тем или иным каналам представители китайских госкорпораций или частных компаний выясняют, кто из инженеров недоволен политикой руководства и налаживают с ними личный контакт. Другим путем будет межгосударственное сотрудничество со странами-лидерами в области точного машиностроения. Наиболее вероятным кандидатом для этого является Россия. Впрочем, об этом в следующем разделе. Ресурсозависимость экономики и внешней политики То, что ресурсы Китая не обеспечивают его производственные потребности – излюбленная тема антикитаистов. Отчасти они правы – внешняя политика Поднебесной во многом зависит от того, кто, сколько и на каких условиях поставляет ей ресурсы. При существующем разделении сфер влияния большинство государств-партнеров Китая относятся, если уж не к государствам-изгоям, вроде Зимбабве и Мьянмы, то к бунтарям и маргиналам, как Ангола или Венесуэла. Понятно, что эти режимы не отличаются предсказуемой экономической и внешнеполитической позицией, да и страновые риски в них чрезмерно велики. Для долгосрочных инвестиционных программ, как, например, программа развития промышленности, эти партнеры явно не удобны. С другой стороны, политика Китая – «мы даем вам много денег и не учим вас жить» – постепенно становится реальной альтернативой политике США и ЕС – «деньги в долг и наши ценности навсегда» – и создает вокруг Поднебесной кольцо сторонников, привлеченных намного более весомыми для них аргументами, чем общие ценности, и увеличивает ее политическое влияние в мире. Сколько бы Хиллари Клинтон не говорила о больших перспективах сотрудничества с Анголой и не отплясывала местные танцы, китайские 13 миллиардов долларов льготных кредитов и около 5 миллиардов специальных госпроектов (осуществляемых силами китайских корпораций) – намного более сильный аргумент. Эта фирменная прагматичная китайская политика вполне может сделать Поднебесную основным политическим ориентиром в Африке и помочь ему занять там место Советского Союза. Главное, чтобы затраты на это не подорвали китайскую экономику так, как они в свое время способствовали подрыву советской. С другой стороны, большинство режимов в этих странах можно отнести к авторитарным в большей или меньшей степени, а это значит, что на смену уже прикормленному лидеру может внезапно прийти другой, который наверняка захочет поменять условия сделки и получить куш для себя и своих родственников. Понятно, что для стратегического планирования развития промышленности страны подобные колебания крайне нежелательны. Думаю, компартия Китая это прекрасно понимает и диверсифицирует свою ресурсную и экономическую внешнюю политику. Последние договоренности с Россией, Казахстаном и Киргизией – яркий тому пример. В предыдущие годы Китай самостоятельно старался включить в сферу своего влияния богатые ресурсами и географически близкие Киргизию и Казахстан, пока Россия пыталась договориться с Западом. Мало кто знает, что во время «революции тюльпанов» в Киргизии Китай официально планировал ввести войска на территорию Киргизии согласно межгосударственным договоренностям. Но тогда в ситуацию вмешалось российское руководство и эти планы не были осуществлены. Полагаю, что сейчас прагматичное китайское руководство решило, что лучше не бороться с влиянием России в этом регионе, а использовать его в совместных целях, благо и Россия переориентировалась на Восток. Таким образом, Россия для Китая – это не только источник ресурсов, полуфабрикатов и технологий (особенно в энергетике, точном машиностроении и ВПК) для дальнейшего развития промышленности, но и партнер по стабилизации ситуации в странах, исторически входящих в российскую сферу влияния – это и упомянутые Киргизия и Казахстан, и Узбекистан, и некоторые страны Африки и Латинской Америки. Ориентация на финансовую систему и рынки США Доминирование в структуре импорта США и 2 трлн долларов золотовалютных резервов являются для Поднебесной как сильным аргументом при переговорах со Штатами, так и источником серьезнейших проблем. Ориентированность на один рынок (а от 60 до 70% экспорта Китая идет в США) делает Поднебесную крайне уязвимой к малейшим изменениям как потребительского спроса, так и таможенной и налоговой политики своего партнера. Не буду повторяться и обосновывать необходимость и потенциальные трудности диверсификации китайского экспорта на рынки ЕС, России, Латинской Америки, я об этом уже писала в статье «Почему Китай станет сверхдержавой. Потом. Если захочет», поговорим о ситуации на финансовых рынках. Хотя юань не является свободно конвертируемой валютой и его курс регулируется Банком Китая, по всем макроэкономическим показателям страны он является одной из самых стабильных валют, что означает минимальную инфляцию и высокую устойчивость к спекулятивным операциям на рынке. Но жесткая привязка юаня к доллару и огромный приток в страну долларов за счет экспортной выручки сильно портят всю макроэкономическую картину. Банк Китая вынужден скупать дешевеющий и плохо обеспеченный доллар за свои вполне обеспеченные юани, иначе избыток долларовой массы на рынке «уронит» курс доллара, что в свою очередь обрушит и внешнеторговую прибыль китайских экспортеров, которые, собственно, и приносят в страну эти самые доллары. Бороться с долларовым замкнутым кругом Китай пробует с помощью продвижения юаня как международного средства расчетов и введения новой мировой резервной валюты, о чем в последнее время неоднократно заявляли китайские руководители. Этот процесс обещает быть сложным и долгим. Для его осуществления потребуется вся фирменная китайская осторожность и тщательность – американская финансовая система сейчас настолько уязвима, что любые резкие или непродуманные действия Китая по освобождению из долларового плена могут ее обрушить и оставить Китай с 2 триллионами никому не нужных зеленых бумажек. Китайский национализм Китайский национализм при всей его неяркости и незаметности вещь достаточно серьезная, чтобы внести ее в список барьеров. Любой человек европейской внешности в Китае является лаоваем (наиболее близкий перевод этого слова, которое означает одновременно и «дурачок» и «неместный», скорее всего, будет «человек не от мира сего»). А лаовая надо обязательно или обмануть или использовать по максимуму. А лучше – и то, и другое одновременно и несколько раз. Не важно, богат ли китаец, беден, образован или малограмотен, из двадцатимиллионного Шанхая или маленькой деревни, топ-менеджер корпорации или торговец на рынке, но этот лейтмотив в общении с лаоваем у него присутствует обязательно. Не исчезнет он и на уровне большого бизнеса, только будет тщательно заретуширован бизнес-этикетом. Бизнесмен европейского типа готов к жесткой схватке, к большому жульничеству, и даже к сотрудничеству, но такое постоянное мелкое жульничество приводит его в состояние такого непонимания и ярости, что он может разрушить даже достаточно выгодную сделку. Во многом поэтому китайские компании не выходят на рынки напрямую, используя различных посредников из окитаевшихся лаоваев, имеющих иммунитет к этой манере ведения бизнеса. Посредники, пользуясь своим положением, демпингуют на европейских и американских рынках, заказывая у китайцев товары по минимальной цене и соответствующего качества. Как грубовато, но удивительно точно выразился один человек, работающий с поставками из Китая: «Они просят сделать из дерьма конфетку, покупают ее по цене дерьма и продают в Европе и России по цене конфетки». В результате любой товар из Поднебесной на внешнем рынке получает имидж «китайской дешевки», с которым китайцам предстоит еще долго бороться, как, собственно, и со своими принципами ведения бизнеса. В противном случае им вряд ли светит торговая независимость на мировом рынке. Ускоренное проникновение западных ценностей Сейчас основа китайской экономики – люди от 30 до 50 лет со всем прилагающимся набором традиционных китайских ценностей: упорством, чинопочитанием, дисциплиной (правда, только в случае, когда его контролируют), трудолюбием, отсутствием личных амбиций, трезвостью и скромностью личного потребления. Эти люди частенько жалуются на китайцев нового поколения, выросших в сытые пост-реформенные времена и избалованных в семьях, где они оказались единственными детьми. В принципе, это поколение уже вполне разделяет такие западные ценности, как деление работы на «грязную» и «чистую», и, разумеется, желание выполнять только чистую, причем строго по графику и не напрягаясь, приоритет своих интересов и амбиций над интересами компании, повышенное внимание к статусу, а не к сущности должности и т.д. Во многом это связано с провозглашенной идеологией времен активных реформ: «у нас богатая история, но сейчас она нас не интересует, мы будем учиться и копировать опыт других стран». Наложение традиционных китайских ценностей на западный опыт и дало возможность Китаю так быстро развиться, но вместе с опытом были восприняты и чуждые ценности. В результате мы видим снижение эффективности человеческого ресурса, одной из главных ценностей Поднебесной. Полагаю, что в ближайшее время упор официальной идеологии будет сделан на возврат к традициям и конфуцианству, а основной упор в кадровой политике будет сделан на провинциалов, в которых еще сильны изначальные ценности. Социальные проблемы Одним из сильнейших впечатлений для европейца в Китае является отсутствие там социальной сферы. Нет ни пенсий, ни доступной большинству медицины или хотя бы лекарств, нет пособий по безработице, нет детских выплат. В общем, в социалистическом государстве социалка не предусмотрена. Хотя, нет, роддомы в крупных городах, говорят, оснащены по последнему слову техники. Видимо, государство обеспечивает своему гражданину возможность родиться, а о дальнейшей судьбе он должен позаботиться сам. Во времена реформ отказ от социальной сферы был экономически продуманным шагом – при такой численности населении экономика просто не могла вынести бремя этих расходов. Сейчас доля этих расходов в экономике страны уже не так велика, а вот косвенные потери от отсутствия социалки растут. Отсутствие регулярного, доступного и качественного медицинского обеспечения при китайской скученности и климате приводит к тому, что вспышка любой болезни чревата реальными эпидемиями, на ликвидацию которых уходят огромные средства и отвлекаются специалисты; ущерб, наносимый стихийными бедствиями, которых в Китае немало, возрастает многократно, то есть любая внештатная ситуация без требуемой профилактической работы разрастается до размеров катастрофы. Справедливости ради должна отметить, что социальная составляющая экономики Китая значительно выросла за последние несколько лет, особенно в крупных городах (Пекине, Шанхае, Шеньжене, Гуанчжоу), но для массового покрытия всей территории страны как минимум первичными медучреждениями хотя бы российского уровня потребуется колоссальное привлечение ресурсов и специалистов. «Перегретый» имидж страны Потрясающие результаты китайского роста за последние десятилетия и постоянное муссирование темы «Китай-сверхдержава» приводит к завышенным ожиданиями от экономики этой страны. Поэтому снижение роста ВВП Поднебесной до 7 – 8% было воспринято многими инвестиционными аналитиками как «падение экономики», и это при том, что в большинстве стран мира ВВП не то, что не вырос, а серьезно сократился. Сверхожидания от Китая привлекают на рынок большое количество разнообразных спекулянтов, а не институциональных инвесторов, а это плохо сказывается и на состоянии юаня и на стабильности китайского фондового рынка. Постоянное муссирование грядущей гегемонии Поднебесной также способствует ужесточению антикитайских настроений в правительстве США, итак не слишком радующемуся доминированию китайских товаров на своем рынке, и концентрации американских правительственных ценных бумаг в Банке Китая. А это может вылиться как в ужесточение таможенных барьеров, так в попытки переключить на себя партнеров Китая (как это, например, делается в Анголе) или в усилении поддержки антикитайских экстремистов (например, уйгуров или тибетцев). В общем, вариантов ответных ударов США масса и все они могут в той или иной степени помешать планам компартии. Пожалуй, сейчас для СМИ Китая будет важнейшей задача – найти тонкую грань между пропагандой своей страны как «тихой гавани» для инвесторов и снижением сверхожиданий от китайской экономики. Я рассмотрела восемь основных слабых сторон и угроз для дальнейшего развития Китая. Достаточно символично, поскольку восьмерка для этой страны – счастливое число. Полагаю, что борьба с этой восьмеркой благоприятно повлияет на развитие Поднебесной и позволит ее экономике избежать нехорошего числа четыре – числа смерти.