Памятник Юрию Гагарину в Хьюстоне
90 лет Гагарину, слегка потерявшийся юбилей, хотя пропаганда, конечно, отработала — теперь каждое лыко в строку, дело по изысканию в прошлом поводов для раздувания национальной гордости великороссов поставлено на поток, а здесь еще и повод вполне законный, миром признанный, неотменимый, герой — общечеловеческий, и на памятники ему — в Хьюстоне (кстати, первый за пределами Союза), в Вифлееме, в Монпелье никто не покушается.
Тут, конечно, парадокс. Знаете, каким он парнем был? Знаем, простым, советским, сыном своей эпохи с соответствующими взглядами на мир. Не мудрецом-философом и не человеколюбцем-правозащитником. И полет его — только эпизод в космической гонке сверхдержав. Но именно он стал символом особой какой-то свободы для всего человечества. Напомнил человечеству о том, что в слове «человечество» есть смысл, что все мы — люди, все мы тут — вместе, и глупо как-то, стоя на пороге бездны, тратить время на все эти нелепые гонки, войны, расчесывание исторических обид и раздувание тщеславия.
И в бездну открыл дверь. Мы не в плену, мы не заперты здесь, мир куда больше, чем нам кажется, — в этом было его послание. И его послание услышали. Не просто так ведь он был желанным гостем в десятках стран. С этой доброй своей, простой и предельно человеческой улыбкой.
Есть байка, достоверность которой под большим вопросом, но которую сочинили ведь не просто так. Как раз про то, мне кажется, что стоило слетать в космос, чтобы вернуть людям человеческое. Якобы на приеме у королевы Елизаветы Второй наш Гагарин, допив чай, по-крестьянски выловил из чашки лимон и съел. Придворные ошалели: такого удара по этикету здесь еще не видели. Скандал!
А королева — мудрая все-таки женщина была и умела чувствовать, что существуют вещи поважнее этикета, — спокойно извлекла лимон из своей чашки и отправила в рот. Победа над пространством — общая, всему человечеству принадлежащая, воплощением которой и был этот русский, не обученный светским манерам, — стоит того, чтобы застольными правилами пренебречь.
И да, разумеется, полет его и чувство единения, которое мир ненадолго охватило, не отменили вообще ничего — ни войн, ни исторических обид, ни вздутого тщеславия. Нам ли не знать. Но это ведь все было, и люди это помнят, и, может быть, сумеют однажды ощущение единства себе вернуть.
Пропаганда юбилей отработала, но без особого энтузиазма, — слишком уж поперек нынешнему направлению движения отечества гагаринское послание. Зато в новостях государственных агентств космическая тема странным образом зарифмовалась с другим юбилеем.
