Фашист без причины. Что стоит за протестами российских студентов против философа Ивана Ильина

Припомнить случаи, когда со спикером Госдумы Вячеславом Володиным в чем-то хотелось бы согласиться, не так просто. Однако на прошлой неделе он неожиданно дал для этого повод. «Когда мы говорим о философе, историке Ильине, то надо учитывать то, что политизация его трудов и тем более записывание его к тем, к кому он отношения не имел, неправильно», — сказал чиновник на пленарном заседании парламента.

Заступаться за Ивана Ильина председателю Госдумы пришлось после выступления с парламентской трибуны депутата Дениса Парфенова — это молодой сталинист, изъясняющийся на языке советских пособий по политинформации и периодически развлекающий думу речами о «социалистическом возрождении России». Развлекал нижнюю палату он и 21 мая, рассказав о «фашиствующем философе, который поддерживал Гитлера, Муссолини и Салазара» — об Ильине.

За этим ярлыком последовала россыпь из вырванных из контекста цитат философа, которые Парфенов, кажется, вполне мог успеть выучить наизусть. Потому что обличению Ильина он посвящает всю свою публичную активность начиная с 16 апреля, когда депутат направил запрос на имя ректора РГГУ о недопустимости присвоения Высшей политической школе (ВПШ) при университете имени, собственно, Ивана Ильина.

Напомню, что широкий скандал вокруг ВПШ разгорелся несколькими днями ранее, когда студенты РГГУ создали петицию «Против учебно-научного центра имени Ивана Ильина в РГГУ». Я же по просьбе «Новой Газеты Европа» в этот скандал вовлекся как журналист для написания большой аналитической статьи, а моя соавторка напрямую общалась со студентами «по обе стороны баррикад» и фиксировала их аргументацию. И этот текст мне хочется начать с обозначения двух причин того, почему, на мой взгляд, за развитием событий «протестного движения» в РГГУ следить совершенно не следует, а Володин на фоне Парфенова и прочих возмущенных «фашиствующим философом» лиц кажется внезапным голосом здравомыслия.

Во-первых, если депутаты Госдумы включаются в какую-либо общественную кампанию, это уже очень весомое основание для скепсиса — и в этом контексте вполне оправданное. Что оргкомитет «РГГУ против», что Денис Парфенов, что еще несколько примкнувших к движению представителей КПРФ второй месяц сражаются буквально с именем 70 лет как умершего философа в названии научного центра — и не более.

Никого при этом не смущает, что у школы есть нюанс более критический — Александр Дугин, который ее возглавляет и, судя по изученным мною документам РГГУ, планирует за счет этой структуры разрушить актуальную «научно-образовательную парадигму» при содействии церкви и государства. Однако для борьбы с Дугиным депутатам не достает политической субъектности. Поэтому они избрали для себя стратегию безобидных нападок на приписку «имени Ивана Ильина», которые тиражируются в медиа и чудесно выполняют свою PR-функцию.

Во-вторых, оргкомитет «РГГУ против» совсем не против такого положения вещей. Он также ведет борьбу исключительно за переименование школы, Дугин им не критикуется, а поддержка чиновников (через цитаты про «героический Донбасс») преподносится как предмет гордости. При этом и сами протестные студенты периодически сочиняют сомнительные статьи о «фашизации на Украине после 1991 года», будто бы на корню намеренно развеивая всякие подозрения в оппозиционности.

Впрочем, после общения с представителями «РГГУ против» (и «РГГУ за») у меня сложилось впечатление, что это просто волею судеб просочившийся в СМИ, Госдуму и администрацию президента диспут политически-экзальтированных молодых людей — марксистки-настроенных с одной стороны и монархически-консервативных с другой. Людей, которые воспринимают разросшийся медийный шум как трибуну для идеологических разборок и шанс ощутить в условиях путинской России хоть толику младорадикальной романтики, в которой их французские сверстники купались в 1968-м. Однако, поскольку речь идет все же о путинской России, диспут этот строго ограничивается заданным Госдумой окном Овертона — и властям (или хотя бы Дугину) совершенно не угрожает. Из-за чего говорить о нем мы больше не будем.

А лучше поговорим о самом Иване Ильине, критика которого на основе случайных цитат и обвинений в «потворствовании деятельности немецко-фашистского режима» со стороны людей, поддерживающих вторжение в Украину (а иногда и находящихся за это под международными санкциями) убедительной не выглядит. И обозначенную в начале статьи позицию Володина можно оценить как минимум за то, что он, в отличие от причудливой коалиции КПРФ-РГГУ, скорее всего, труды Ильина даже читал (хоть и почему-то назвал его историком).

Архимандрит Тихон (Шевкунов) и премьер РФ Владимир Путин у могил Антона Деникина и Ивана Ильина в Донском монастыре, 2009 год

Фото: Алексей Никольский / РИА Новости

Как писал журнал «Коммерсантъ-Власть», в 2014-м, за пару месяцев до аннексии Крыма, руководство Кремля раздало высшим чиновникам «литературу для проведения зимних вечеров» — книги русских мыслителей консервативного толка вроде Ильина, Николая Бердяева и Владимира Соловьева. Володин, на тот момент занимавший должность первого замглавы АП, тогда лично вручал губернаторам томики «Наших задач» Ильина и даже рекомендовал отдельные фрагменты вручаемого к особенно внимательному прочтению.

Собственно, если начать знакомство с Ильиным именно с «Наших задач», можно удивиться, что в этом двухтомнике «фашиствующий философ» предстает отнюдь не как философ, а скорее как публицист — причем достаточно пафосный, зачастую жертвующий фактурой ради «эмоционального заряда» своих текстов. Хрестоматийный пример подобной ильинской бравурности — эссе «О русской идее», где русские совершенно бездоказательно описываются как некий богоизбранный народ-катехон: Ильин просто так считает и стремится развеять любой скепсис на этот счет конструкциями вроде «все это не идеализация и не миф, а живая сила русской души и русской истории».

«Ильин существует в двух ипостасях: с одной стороны, это один из самых мощных историков философии, автор восхитительной работы о Гегеле. С другой — идеолог-публицист, писавший на протяжении второй половины своей жизни тексты, в которых сознательно снижал уровень дискуссии. Сам он объяснял, что пишет это для юнкеров и белых эмигрантов, а текст — это некая сознательная примитивизация, чтобы молотком вбивать мысли в голове», — объяснял «Коммерсанту» кандидат философских наук и исследователь русского консерватизма Андрей Тесля.

И к жанру «для юнкеров и белых мигрантов» можно отнести почти все наиболее популярные и ныне активно издаваемые работы Ильина: «О сопротивлении злу силою», «Путь к очевидности», «Поющее сердце» и бесчисленное множество сборников статей. Как раз из этой ипостаси Ильина спичрайтеры Владимира Путина извлекают пестро-патриотичные цитаты для публичных выступлений, а блок КПРФ-РГГУ — основания для причисления философа к фашистам. Это — «модный Ильин», которому и вправду удалось молотком вбить мысли в голову определенных слоев населения в современной России; другая же его ипостась раскрывается, например, в диссертации «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека». Именно за нее, а не лубочные колонки о любви к родине, Ильину в качестве исключения присудили сразу и магистерскую, и докторскую степени.

Так что с учетом того, что Парфенов в своей думской речи цитировал именно те самые «Наши задачи», было бы уместно скорректировать его обвинительное заключение до «фашиствующего публициста». Однако был ли Ильин в действительности столь «фашиствующим», чтобы это странноватое причастие определяло его идентичность?

Здесь мне близок аналитический подход историка и исследователя коллаборационизма в СССР Игоря Петрова, который делит правую русскую эмиграцию в Берлине в период нацистской диктатуры в Германии на три категории: пайщиков, эпигонов и попутчиков. Пайщики как бы «инвестировали» в НСДАП еще до ее прихода к власти, рассчитывая на потенциальное «возвращение вкладов с процентами»: к ним можно причислить, например, Василия Бискупского, который, как считается, укрывал Гитлера в своей мюнхенской квартире после провала Пивного путча. Эпигонами же допустимо назвать всяческих подражателей немецкого национал-социализма вроде Александра Меллера-Закомельского, идеолога движения РОНД и «Клуба Русской Национальной Молодежи».

Членов которого Ильин считал «растленной сволочью» и отказывался читать перед ними доклады и «метать бисер перед свиньями». Потому что Ильин в первые годы после прихода Гитлера к власти был скорее попутчиком нацистов, но нисколько не пайщиком или эпигоном. Он видел в НСДАП союзников в борьбе с большевизмом и возлагал надежды на новые власти исключительно в этом отношении — поэтому «фашиствующему философу» сначала после обыска гестапо пригрозит концлагерем за занятие политикой, а впоследствии запретит публичные выступления и наложит арест на печатные работы.

В частности, в доносах против Ильина фигурировали обвинения в духе «если его спросить об отношении к евреям, то он относится к ним точно так же, как и к людям всякой другой национальности». «Я категорически не желаю участвовать в антисемитской травле, считаю ее вредной для России, неискренней и несправедливой», — писал философ своему другу композитору Николаю Метнеру.

Профессор И. А. Ильин и князь С. Е. Трубецкой. Рисунок И. А. Матусевича, выполненный на борту «философского парохода», плывущего в Германию, 1922 г.

Источник: Википедия

Здесь важно отметить, что в первую очередь Иван Ильин был именно принципиальным антибольшевиком, ненавидевшим советскую власть и поплатившимся за это как комфортностью жизни в Германии, так и, собственно, еще раньше — в России, откуда в 1922 году он уплыл на Философском пароходе после многочисленных арестов по делу «Добровольческой армии», которые едва не закончились для него казнью. Этот идеологический аспект, судя по риторике КПРФ-РГГУ, для этого левого блока и является ключевым для обвинения Ильина в «фашиствовании» — он действительно часто защищал фашизм, но сугубо с антибольшевистских позиций, как радикальный инструмент избавления мира от «большевистской отравы».

«Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо… это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным», — приводит Парфенов в своей думской речи фрагмент из эссе «О фашизме» 1948 года.

Вторую часть этого эссе депутат сознательно игнорирует, потому что в ней Ильин перечисляет «глубокие и серьезные ошибки», которые придали самому слову «фашизм» «одиозную окраску»: в частности, создание правого тоталитаризма, уход в крайности воинственного национализма и шовинизма, установление партийной монополии и впадение в «идолопоклоннический цезаризм». То есть явление, названное философом в начале текста «здоровым, необходимым и неизбежным» — это совершенно не та идеология, которую читатель из 2024 года привык понимать под фашизмом. Это некая его дистиллированная, первоначальная форма, с которой Ильин и ряд других белоэмигрантов в начале 1930-х связывали антибольшевистские надежды, но впоследствии брезгливо от нее открестились.

Можно утверждать, что в большинстве цитат, на волне скандала вокруг РГГУ циркулирующих в медиа как доказательства комплиментарного отношения Ивана Ильина к фашизму, речь идет о чем-то вроде переложенной на практику концепции «консервативной революции». Чей известнейший идеолог Эрнст Юнгер, к слову, в 1930-е также ненадолго оказался очарован национал-социализмом, но достаточно скоро от него дистанцировался и даже попал под подозрения в подготовке заговора против Гитлера.

Ильин при этом никогда не занимался «потворствованием деятельности немецко-фашистского режима» — как это делал, например, Мартин Хайдеггер, член НСДАП до самого окончания войны, во время своего ректорства в Фрайбургском университета уволивший оттуда всех евреев. В обратном случае Ильину вряд ли пришлось бы в 1938 году бежать от гестапо в Швейцарию и просить там вид на жительство под подписку об отказе от критики любых иностранных правительств.

И в актуальной истории, раздутой левыми студентами и системными коммунистами, самым поразительным аспектом кажется то, что абсурдность присваивания давно почившему философу-гегельянцу ярлыка «фашист» приходится доказывать на фоне того, как в РГГУ престарелый национал-большевик со связями в Кремле и всамделишно безумными идеями о несостоятельности белой цивилизации и «континентальном КГБ» пытается переформатировать систему российского высшего образования. Препятствовать этому процессу несколько труднее, чем появлению в названии школы приписки из 16 букв. И доблестные депутаты — которых даже такая борьба вынуждает чуть ли не через слово оговариваться про «бандеровщину» и нацизм в Украине для демонстрации лояльности — здесь вряд ли смогут чем-то помочь.