Нерешительность как нравственный выбор. Михаил Ямпольский — о том, как не выбирать между уехавшими и оставшимися

О разделении антивоенных россиян на уехавших и оставшихся за три года не высказался только ленивый. Но возможно ли не примыкать ни к одному, ни к другому воображаемому сообществу? Есть ли третий путь? О нем в специальной рубрике Republic «Воскресная проповедь» рассказывает философ Михаил Ямпольский.

По счастью, среди россиян есть немало таких, которые без всяких экивоков и оговорок осуждают войну с Украиной. Это сообщество несогласных включает в себя людей, с которыми можно встречаться и вступать во взаимодействие. Но несогласные разделены на две большие группы — оставшихся и уехавших, и это разделение, несмотря на общность отношения к происходящему, существенно.

На первый взгляд, разделение проходит по простому принципу. Уехавшие активны, они оставили нагретые и просиженные комфортные ниши и отправились в изгнание часто без вида на жительство, страховок и устойчивого заработка. Такого рода самопожертвование может считаться не просто знаком бескомпромиссного нравственного выбора, но его безусловной проверкой на прочность. Оставшиеся, с точки зрения уехавших, кажутся пассивными. Они предпочли относительную устроенность бесправию и бедности. Плата за хрупкий комфорт — молчание.

Некоторые уехавшие много и страстно говорят и пишут. Оставшиеся в основном хранят спасительное для них молчание. Но если приглядеться, то оставшиеся тоже активны. Ежедневно рискуя, они стремятся сохранить то немногое, что еще уцелело под ударами варваров: культурные, научные и образовательные институции. Они не покладая рук издают книги, призванные поддержать относительно высокий интеллектуальный уровень культурного сообщества, публикуют исследования и документы. Такого рода деятельность — сопротивление мраку, вызывающее большое уважение.

Происходит странная дифференциация дискурсов.

Все, что касается прямой политической актуальности и публицистики, становится вотчиной уехавших, а то, что касается относительно не политизированной культурной деятельности, отныне относится к прерогативе оставшихся.

Эта дифференциация неотвратимо окрашивает писания и речи уехавших поверхностной реактивностью на политическую повестку и события. Но, пожалуй, более глубокая дифференциация происходит на ином уровне. Уехавшие не испытывают цензурного давления, а потому могут свободно высказываться, зато в западном обществе они — маргинализированные чужаки. Отсюда понятная реакция разочарования в Западе, который не в состоянии их оценить и социально адаптировать. Оставшиеся находятся под постоянным насильственным прессингом и искушением пойти на компромисс и дать себя купить. Одна моя московская знакомая сказала мне, что главная задача оставшихся — сохранить достоинство и верность нравственным принципам.