Кирилл Кобрин
До начала полномасштабной войны в Украине и впоследствии на Ближнем Востоке внимание читающей публики часто занимали культурные войны. Разгневанная общественность спешила отменить художников, писателей и просветителей прошлого, чьи биографии, по меркам современного человека, были небезупречны. Досталось, например, Гогену, чью выставку в 2019 году в лондонской Национальной галерее сопровождали экспликации о том, сколько лет было гаитянкам, изображенным на полотнах, с которыми художник вступал в сексуальную связь. «Не пора ли отменить Гогена?» — спрашивала «Нью-Йорк Таймс».
Войны и второй срок Трампа увели эту дискуссию на второй план, но разговор о том, как относиться к неудобному прошлому, далек от завершения. В рубрике «Воскресная проповедь» писатель Кирилл Кобрин на примере основателя Британского музея сэра Ганса Слоуна объясняет, почему разговор между сторонниками и противниками культуры отмены невозможен в принципе.
Я сидел у подножия лестницы, ведущей вверх, на выставку Хиросигэ. Лестница вьется вокруг белого круглого здания с зеленым куполом, который выходит наружу стеклянного купола больших размеров, знаменитого стеклянного купола Британского музея. Само белое круглое здание расположено в Большом дворе Музея, получается такая архитектурная матрешка, одно в другом. Здесь до относительно недавнего времени был Читальный зал Британской библиотеки, в нем самые разные люди читали книжки — правила записи были самые демократические. Среди читателей великие революционеры своего времени: Маркс, Сильвия Панкхерст, Хо Ши Мин, Вирджиния Вульф, Ленин, Махатма Ганди, Сунь Ятсен и другие. С одного бока Читального зала — Галерея Просвещения, где кураторы с помощью экспонатов попытались проиллюстрировать рассуждения Мишеля Фуко о системе западных представлений о мире, известной как Просвещение, или эпохи Просвещения. Другая лестница, обнимающая Читальный зал, ведет на отличную выставку о Древней Индии. В Большом дворе за дверьми в другие залы начинаются Древний Вавилон и Ассирийское царство, Древняя Греция и Самоа, острова Пасхи, пустыни Австралии, весь мир.
Читальный зал Британского музея
Весь мир сюда и съехался поглазеть на себя же, но преображенного музеем: самые разные языки, лица, одежды. Мимо проходили толпы туристов, по лестнице поднимались вольноопределяющиеся любители старой японской графики, по лестнице напротив — публика несколько иного рода, слева от меня на ступеньках лестницы расположилась стайка тинейджериц, чьи мотивы наверняка отличались от оных у вышеперечисленных посетителей Британского музея. Я сидел, ждал опаздывающую спутницу и думал о том, сходятся ли разные резоны посетителей в один Большой Общий Резон.
Понятное дело, дальше предполагается рассуждение о Большом Западном Каноне, об империализме, постколониальных императивах и тотальной деколонизации. Автору достанется со всех сторон, а ничего внятного он не скажет, ибо испугается, как бы ему не досталось еще больше, по полной.
Лучше бы автор ничего и не говорил. Ведь ситуация безнадежна. Чего ни скажешь — все плохо.
Никакой разговор на эти темы невозможен. Автор это прекрасно понимает. Потому ниже последует рассуждение не о Большом Каноне и проч., а о невозможности разговора. Британский музей — самое подходящее для этого место.