Иван Павлов* — один из самых известных российских адвокатов, защитник в делах против журналиста Ивана Сафронова, ФБК**, ученых, обвиненных в госизмене, и других резонансных политических процессах путинской эпохи. При этом формально в России адвокатом Павлова называть нельзя. Его статус был приостановлен, против него самого возбудили уголовное дело, внесли в реестр «иноагентов», вынудили уехать из России. Как в таких условиях продолжать заниматься профессией? Что общего между адвокатом и тигром? Есть ли среди тысяч российских судей хоть один принципиальный? И чем Путин хуже бандитов? Об этом и не только специально для Republic-Weekly с Павловым поговорила Ольга Серебряная.

«Все исключения уже исключены»

— Как вы представляете себе суд в идеальном мире? Как он устроен, каковы его основные черты, какую роль он должен играть в обществе?

— Все ждут от суда, чтобы он был справедливым, чтобы он был скорым и чтобы он вызывал доверие. Пожалуй, вот мои исчерпывающие требования.

— Был ли российский суд когда-либо близок к этому идеалу?

— Нет, конечно. Вряд ли идеала вообще можно достичь, но к нему можно двигаться, причем с разной скоростью. Я 30 лет в юридической профессии, я наблюдал разные периоды и даже застал тот момент, когда суд, на мой взгляд, шел в сторону идеала. Я помню конец 1990-х, когда мы, адвокаты, смотрели на судебную систему с надеждой и где-то даже с восхищением: суд принимает такие революционные решения! А потом что-то пошло не так.

— Есть ли место человеческому в зале российского суда? Бывают ли исключения из репрессивных правил?

— Пожалуй, нет.

Все исключения уже исключены.

Эта работа велась систематически, жестко и целенаправленно начиная где-то с 2004 года. Со второго срока Путина началось формирование нового судейского корпуса, и в результате с независимостью было покончено. Именно тогда старых судей, у которых была какая-то своя позиция, начали плавно, но массово выдавливать из системы. А новых судей набирали в основном из секретарей и помощников — это вышколенные, дисциплинированные, очень послушные люди, которые работали за копейки. Они и до сих пор, кстати, работают за копейки в надежде стать судьей и получить максимально доступную в этой профессии заработную плату, социальный пакет и так далее.

Когда я уезжал (осенью 2021 года. — Прим. ред.), зарплата секретаря судебного заседания была 14 000 рублей, притом что работа у них адская: у меня один процесс по избранию меры пресечения закончился в четыре утра, и секретарь должен был уйти последним. Поэтому это люди, очень ориентированные на начальство. Такие люди заместили судей, которых убрали.

— Получается, что выдавливание независимых судей — это просто их замена на лояльных, а законодательно ничего особо не изменилось?

— Законодательно, может быть, мало что менялось, да. Просто создавались всякого рода поводы для того, чтобы люди уходили. А тех, кто не хотел уходить, подставляли и заставляли уходить, то есть досрочно лишали статуса. Я с 2005 года защищал двух председателей суда: Петродворцового и Зеленогорского. Их выгоняли именно за то, что они выносили решения, которые не нравились власти.

— А формально что им вменяли?

— Формально им это и вменяли. Мне, правда, удалось добиться положительного исхода. Пять лет мы потратили на эту борьбу, включая несколько решений Верховного суда и несколько решений Конституционного суда. В результате их восстановили в должности, но, конечно, на следующий же день они подали в отставку и ушли нормальным образом, а не так, что их уволили без пенсии и вообще без ничего после сорока лет работы в системе.

В те годы пачками увольняли — по несколько человек в неделю на протяжении длительного времени. Так и построили ту систему, которая есть сейчас, и она уже точно зацементирована, она уже исключает возможность того, чтобы судья был независим.

Его ставят в такие рамки, где он как независимый не сможет существовать: его просто сразу как инородное тело выдавят из системы, да еще и по шапке дадут всем тем, кто его туда допустил.