Александр Пугач возглавил управляющую компанию «Уралсиб» в начале прошлого года, когда инвестбанки прогнозировали рост индекса РТС в 3000 пунктов. С тех пор изменился и рынок, и «Уралсиб». Блок asset management претерпел настоящую революцию, перестав быть командой для управления собственными средствами финансовой корпорации. Пугач стал четвертым руководителем блока, и теперь вынужден не только работать до полуночи, но и голодать по Брэггу, поддерживая корпоративную тягу к здоровому образу жизни. Перестройка в «Уралсибе» | Деньги акционера | Для богатых и не очень | Санация «Консервативного» | Пенсионные гарантии | Личные деньги | Через голод к здоровью

ПЕРЕСТРОЙКА В «УРАЛСИБЕ»
– Вам не страшно занимать кресло, в котором довольно часто менялись руководители?
Нет, мне интересно. – Как вам удалось пройти кризис?
– Хорошо. Для меня это отдельный кусок жизни, который начался за два дня до нового, 2008 года, когда мне предложили эту позицию. Никто сейчас не вспоминает, что год начался с волатильности, когда индексы упали на 15 – 20%, и это всем казалось страшным событием. Мы не были готовы к такому развитию ситуации. Так совпало, что в компании проводились плановые проверки налоговой, ФСФР и Счетной палаты. Стояла задача перестройки всей системы управления в компании. Основной доход (до 80% дохода компании) генерировался за счет управления средствами корпорации. Зачем в такой ситуации заниматься мелочами, когда прибыль зависит от того, вырос рынок или нет? Клиентский бизнес был сравнительно небольшим по объему доходов на общем фоне, хотя в масштабах рынка это позволяло нам быть в числе лидеров.
– То есть, управляющая компания жила за счет средств акционера – финансовой корпорации «Уралсиб»?
Да, но с 2008 года мы сконцентрировались на клиентском бизнесе и к концу прошлого года полностью отделили деньги корпорации от управляющей компании. Сегодня управление деньгами акционера для нас такой же клиентский бизнес, с которого мы получаем исключительно комиссионный доход. Доходы (или убытки) от переоценки портфеля полностью ложатся на корпорацию. Например, в начале года корпорация вложила $5 млн в один из фондов под нашим управлением и на сегодняшний день это уже свыше $18 млн. В старой системе координат это был бы доход управляющей компании, сейчас – это доход банка «Уралсиб», но никак не управления активами. Доход управляющей компании – это management fee. – У вас, наверное, после этого сильно прибыльность упала?
Да, но нельзя путать доходы акционера или инвестора с доходами бизнеса по управлению активами. – Но до этого ведь путали?
Передо мной стояла задача – сделать классический бизнес по управлению активами, где четко разграничена ответственность между клиентом и управляющим: первый формулирует задачу и получает доход, второй – ее решает и получает комиссию. – А сейчас у вас какая позиция финансовой корпорации? Ноль?
У нас сейчас нет позиции финансовой корпорации, но она участвует в ряде наших продуктов, например, в фондах. – В ПИФы, что ли, вкладывает?
Как это ни смешно, да. У нас есть фонд, созданный в партнерстве с западным банком, в который корпорация тоже вложила деньги. Мы управляем этим фондом, и ко всем клиентам фонда у нас одинаковое отношение. – С каким банком?
Pictet. – Это хедж-фонд? Нет, это фонд акций второго и третьего эшелона. Этот швейцарский банк, с точки зрения управления активами, занимает серьезную позицию. На Россию у него есть собственный фонд первого эшелона, экспертизу по второму и третьему эшелону он использует нашу. – Этот фонд вкладывает в российские акции?
Да. Это очень интересный фонд, с точки зрения эффективности: с начала года он показал доходность +200%. – Ну, это неудивительно...
Почему? Индекс РТС вырос всего на 100%, а наш фонд – на 200%. – Не хотите обратно в трейдеры?
Я когда-то торговал, да... Потом работал с клиентами, и я считаю, что именно это принес в компанию: бизнес должен быть клиентоориентированным, а основную статью дохода должен составлять комиссионный доход. Это дает и капитализацию, и будет правом требования команды к акционеру на систему мотивирования. Потому что до этого было так: если рынок вырос, то инвестор сделал правильный выбор, а если упал, то виноваты управляющие, которые что-то вовремя не продали. Понятно, что УК «Уралсиб» появилась и достигла высоких позиций благодаря акционеру, но ее развитием занимается команда, которая работает здесь и сейчас. – Но компания существовала до 2008 года за счет денег акционера ведь. То есть, вы всего год существуете как самостоятельная компания?
Ну, так тоже неправильно говорить: нельзя сказать, что до нас был только акционер, а сейчас стала только команда. Наша задача – сделать компанию рыночной и клиентоориентированной, вопрос в эффективном решении. Не бывает белого и черного.
ДЕНЬГИ АКЦИОНЕРА
– А насколько вы сейчас зависите от денег акционера?
Зависит от того, как делить: по активам в управлении или по доходу. По объему у нас большая доля ЗПИФов, которыми мы управляем, сформирована сторонами, связанными с акционером. Это около 40% портфеля. При этом управление этими средствами приносит нам всего 20% дохода. Потому что для нас это не высокомаржинальный бизнес. Гораздо большую прибыль приносят паевые инвестиционные фонды, индивидуальное доверительное управление, это основа нашего дохода. – А в паевых фондах есть доля средств акционера? Или они стали розничными?
Они на огромную часть розничные, но там есть некоторая часть средств акционера. – Обычно СМИ связывают вывод средств из ваших ПИФов с действиями акционера: как только происходит отток, все сразу пишут «Цветков вывел деньги»...
Вы про управляющую компанию знаете больше меня. – Вы это тоже прекрасно знаете.
В мои задачи не входило разобраться в истории входа-выхода в паи акционера, но я знаю, что были большие доли вложений акционера. Даже, акционеров. Исторических пайщиков, как мы их называем. Сейчас эта проблема не стоит. Если акционер там и присутствует, но это не фонд акционера. Это розничный фонд. Оттоки, которые сейчас происходят, нас расстраивают, но нам понятна логика пайщиков – фонд находится на историческом максимуме, и люди хотят зафиксировать прибыль. – Вы про какой фонд сейчас говорите?
– «Лукойл Фонд Первый». Мы, кстати, его сейчас переименовали в «УралСиб Фонд Первый».

ДЛЯ БОГАТЫХ И НЕ ОЧЕНЬ


– А вы агитируете пайщиков перекладываться в какие-то другие фонды? Может быть, в «Энергетическую перспективу» или в офшорный?
– Мы не можем частному лицу предлагать перейти из паевого фонда в офшорный фонд: это продукты для разных клиентских сегментов. Мы хотим в нашу линейку добавить еще один фонд, который будет удерживающим. Он предназначен для тех клиентов, которые хотят зафиксировать прибыль на росте, подождать коррекции и на коррекции снова войти. Чтобы они не терялись для нас как клиенты, мы хотим сделать для них money market fund, в котором можно было бы просто переждать. Такие фонды есть у многих компаний в линейке.
Кто им будет управлять?
– Правильно управлять надо, ориентируясь на бенчмарк, а бенчмарк строить в рамках ожиданий клиентов. Не надо обещать клиентам лишнего. Если «УралСиб Фонд Первый» имеет в качестве бенчмарка индекс РТС, за исключением некоторых периодов прошлого года, когда мы опережали индекс за счет кэша. В этом году мы понимаем, что +100% – это отличный результат, и, фактически, в рамках этого года мы уже все задачи решили и теперь нужно начинать думать, что мы будем делать с 2010 годом. Money market fund предполагает активное управление, но его доходность будет сопоставима с депозитными ставками. Это не фонд рискованных вложений.
– А у кого еще такие фонды есть?
– У целого ряда компаний, но эти фонды непопулярны. В России фонды денежного рынка не пользуются спросом, максимальный фонд имеет СЧА около 300 млн рублей, если мне не изменяет память. И мы тоже не ставим задачу сделать его многомиллиардным. Это поддерживающий фонд.
– Может быть, их просто не умеют готовить?
– Может быть. У каждого времени свои герои и свои востребованные продукты. Еще несколько месяцев назад, когда депозитные ставки в банках достигали 18%, не было никакого смысла делать фонд денежного рынка. Да и с точки зрения налогообложения, частному инвесторы выгоднее вкладывать в банковский депозит.
– Какие новые фонды вы планируете запустить?
– В рамках стратегии на 2010 год мы не планируем новых фондов. Хотел сказать «мы еще больше приблизимся к управляющей компании», но понял, что мы и есть управляющая компания. Мы сосредоточимся на работе с клиентским сегментом. Мы хотим сохранить долю рынка в рознице, подписать агентское соглашение еще с одним банком, чтобы к тому моменту как пайщики снова пойдут в ПИФы быть во всеоружии. Мы хотим настроить продукты для богатых частных клиентов и готовить платформу для западных инвесторов – частных банков и фондов.
– А ваш офшорный фонд на кого рассчитан?
– На богатых физических лиц, которые готовы диверсифицировать часть своих вложений и рисковать.
– Когда он был создан?
– Ему больше трех лет.
А его размер?
– $54 млн.
А какой в этом смысл: делать офшорный фонд, который покупает российские акции?
– Мы его позиционировали не для российских граждан, а для клиентов западных банков. Но российские граждане тоже могут покупать. У нас в линейке есть еще западные фонды, в которых я лично являюсь клиентом.
– В каких фондах?
– Есть ряд стратегий, которые в российской юрисдикции не могут быть реализованы. Во-первых, в России нельзя вложить больше 15% средств в бумаги одного эмитента. Все российские фонды привязаны к relative performance. Я сам участвую в стратегии fixed income (евробондовая). Причем я покупал как резидент, сделав платеж из банка «Уралсиб». Еще есть стратегия growth and value, когда перед управляющим ставится задача не следовать за индексом, а зарабатывать доходность на уровне 20 – 30% в год. И неважно, где будет индекс в конце года.

САНАЦИЯ «КОНСЕРВАТИВНОГО»


– А в паевых инвестиционных фондах ваша личная позиция есть? Вы туда инвестируете хотя бы 10 000 рублей?
– «УралСиб Фонд Первый». Для меня покупка продуктов УК «Уралсиб» носит принципиальный характер. Когда я пришел в компанию, я хотел сделать такие продукты, которые готов покупать сам. Сейчас все продукты этому соответствуют, у нас нет подводных бомб. Самая большая история, в который мы пострадали, – это «УралСиб Фонд Консервативный». Проблема была связана с дефолтами и достаточно большим выводом средств крупных клиентов.
– Это связанные с акционером клиенты?
– Нет. Это было прошлой осенью, рынок был неликвидным, и нам пришлось ликвидировать ту часть портфеля, которая позволила бы пайщикам выводить средства. Из-за этого доля дефолтных активов резко возросла.
– Продавали то, что можно было продать?
– В принципе, да. Но мы преследовали еще и цель минимизировать убытки остающихся в фонде пайщиков. Но это все равно было тяжело сделать. Одно дело, когда дефолтные активы на 200 млн в фонде на 2,5 млрд, и совсем другое дело когда в фонде размером 1 млрд.
– Получается, что вывели 1,5 млрд?
– Свыше 1,5 млрд…
– Вас инфаркт не хватил, скажите честно?
– Нет. Тяжелейший неликвидный рынок, инерция агрессивного портфеля… Это была задача, с которой мы справились. Многие облигационные фонды на рынке были в похожей ситуации. Еще же была проблема, когда часть дебиторки, которая стоит ноль, учитывалась по 100%, по старым правилам. Сейчас мы все зачистили и никакой «дутой дебиторки» в нашем фонде больше нет.
Вы переоценили по рыночной стоимости?
– Где-то переоценили, где-то просто списали.
– Сколько вы потеряли на этой операции?
– Если посмотреть трек-рекорд по фонду, то все резкие движения были связаны со списанием дебиторки. Следующий шаг, который я сделаю, – я куплю фонд «УралСиб Консервативный».
– После того, как все списали, конечно, отчего бы не купить.
– С точки зрения стратегии, я как инвестор выбираю более спокойную стратегию. У меня есть часть депозитов, которые я готов переместить в фонд облигаций. Это можно сделать через доверительное управление или через паевые фонды. Я считаю, что пайщики получают лучшую экспертизу, чем клиенты доверительного управления. Но мое мнение расходится с рыночной практикой. Клиентский сегмент богатых физлиц считает, что доверительное управление для них лучше. Бороться с этим бесполезно, поэтому сегмент доверительного управления для физлиц мы будем развивать. Должен сказать, что в начале прошлого года было много работы с институциональными клиентами: мы сразу же поехали по всем крупным пенсионным фондам выяснять, какие у них ожидания и претензии. Это была большая задача, убедить клиентов остаться.
– Как вы убеждали? Я сильно сомневаюсь, что с цифрами в руках.
– Ну, как: «прошу понять», «прошу поверить», «прошу подождать». И просили рассказать об ожиданиях от управления: в начале этого года уже было проще разговаривать. Год назад мы спрашивали пенсионные фонды – расскажите, какие у вас бенчмарки. Они отвечали – нет, вы управляйте, а мы вам в конце года скажем: хорошо получилось или плохо, но мы хотим, чтобы все выросло, а если падает, то чтобы не потеряли. Ну, так же не бывает!

ПЕНСИОННЫЕ ГАРАНТИИ


– А вы играете в игру с гарантированной доходностью?
– У нас есть несколько договоров с гарантированной доходностью. По ним мы ограничиваем риски и как следствие ожидаемый уровень доходности.
– Были требования?
– У нас было одно требование, которое мы урегулировали. Летом прошлого года мы в гарантированных портфелях продали все акции. Это было спорное и непопулярное решение, но время показало, что оно было правильным. На сегодняшний день у нас... Даже не знаю, как мягко похвастаться... .
– Да хвастайтесь жестко, чего уж там.
– У нас с гарантированными портфелями все очень хорошо, у нас нетто-приток.
– А кто предъявил требование по гарантированной доходности?
– Давайте я скажу, что его не было. Оно же урегулировано.
– Я же не спрашиваю, был ли суд...
– Нет, судов не было. У нас есть трехлетний договор со сроком окончания в 2010 году. По итогам 2008 года наша доходность оказалась чуть ниже гарантированной, но на сегодняшний день нам осталось заработать 9% годовых. Даже если мы сейчас все просто на депозит положим, мы выполним обязательства. Еще с одним фондом у нас закончился договор 10 сентября этого года, мы выполнили и перевыполнили обязательства, в результате договор продлен.

ЛИЧНЫЕ ДЕНЬГИ


– А вы свою пенсию где копите?
– Я, как человек корпоративный, понимаю, что есть вещи, которые я должен делать. В прошлом году я подписал все заявления в НПФ «Уралсиб».
– То есть, это не ваше желание было?
– Это мое желание.
– А если бы вы не работали в «Уралсибе», вы бы куда отправили свои деньги? Может быть, оставили в ВЭБе?
– Проблема всех молодых в том, что они о пенсии не думают. Это, во-первых. Во-вторых, структура моих доходов такова, что суммы, которые накапливаются в ВЭБе, не очень много для меня значат. Сказать, что этот вопрос меня заботит, и я 30% своего времени трачу на обдумывание того, что делать с этими деньгами, я не могу.
То есть, если бы вы не работали в «Уралсибе», вы бы о пенсии не думали вообще?
– (Пауза). Не знаю.
– А где еще вы копите себе на пенсию? Я думаю, что вы, как человек, профессионально занимающийся финансами, диверсифицируете и эти вложения тоже.
– Да. Но из НПФ я работаю только с НПФ «Уралсиб». При этом я для себя планирую начать откладывать определенные суммы, но пока не знаю, буду ли я это делать через НПФ или просто через ПИФы. Рынок акций все равно на промежутках 5 – 10 лет борется с инфляцией и растет. Думаю, разумно откладывать определенную сумму раз в квартал вне зависимости от того, растет рынок или падет.
В российские ПИФы или в офшорные?
– Про офшорные я не думал в применении к пенсионному плану.
То есть, инвестиции и пенсионный план для вас разные вещи?
– Да, пенсионный план я рассматриваю как страховку, которая позволит мне после определенного возраста, если я что-то неправильно инвестирую, вернуться к «ящичку», из которого можно доставать средства.

ЧЕРЕЗ ГОЛОД К ЗДОРОВЬЮ


Слышала, что у вас внутри корпорации идет работа по внедрению здорового образа жизни. Вам тоже приходят письма с агитацией?
– Мне приходит даже больше: все идет от акционера постепенно вниз. У меня есть возможность личных встреч с акционером. А вообще, читайте книгу Поля Брэгга.
Вы голодаете по Брэггу?
– Делаю ли я это регулярно? Нет. Голодал ли я? Да. Мой личный рекорд – семь дней. Я считаю это полезным, но это непопулярно, потому что это тяжело.
Надеюсь, вы от сотрудников не требуете этого?
– Здесь никто никого не насилует, все люди свободные. Но у акционера есть понимание, что подобное притягивает подобное. Он как акционер ведет определенный образ жизни и хочет, чтобы мы это понимали, принимали и старались этим заниматься. В этом плане нет ничего особенного. Это не из той серии, что я вчера узнал про голодание, сегодня попробовал и мне понравилось, а завтра вы все должны этим заняться.
– Что еще, кроме голодания, у вас внедряется?
– Правильное питание: не ешьте гамбургеры с колой. Я в «МакДональдсе» был пять лет назад и то выпил чашку кофе. Это акционер меня заставил сделать или это мой выбор? Это мой выбор. Вредные вещи я сам для себя стараюсь исключать, хотя иногда я позволяю себе алкоголь или чипсы.
Мясо едите?
– Да. – А йогой занимаетесь? [Акционер «Уралсиба» Николай Цветков – большой поклонник йоги]
– К сожалению, нет, но готов. Нет же задачи заниматься йогой. Занимайтесь плаванием. Любым спортом. Хочу ли я заниматься спортом? У меня очень много времени выбрала работа, когда надо было выживать. В этом году, впервые за все время работы в «Уралсибе», я позволил себе трехнедельный отпуск. Хорошо, когда появляется возможность.
– С вами лично акционер общается, а с остальными как?
– У Николая Александровича [Цветкова] есть свое видение, как строить корпоративную культуру, как развиваться. Это требует понимания, осмысления. Акционеру большое спасибо за те задачи, которые он мне дает возможность решать. Я пришел сюда сейлзом, и каждый раз мне ставились новые интересные цели.