«Мы, как и договаривались, в основу бюджета должны положить консервативный вариант прогноза. То есть такой прогноз, который будет исполнен при любом развитии ситуации», – правительственный портал, увы, приводит лишь вступительное слово премьера Владимира Путина на совещании, посвященном сценариям развития экономики в ближайшие годы и прогнозу, закладываемому в основу бюджета. Остальные выступления, решения и обсуждавшиеся материалы, как у нас заведено, за кадром: считается, что публике они ни к чему. Очень жаль, за ними кроются и обильные аргументы для оценки качества подготовки управленческих решений, и множество поводов для размышлений о рисках и возможностях для экономики, – как актуальных, так и упущенных. Жаль и потому, что правительство тем самым в каком-то смысле само себя дискредитирует: было бы чисто рабочее совещание – нечего и приоткрывать занавеску, если все же речь идет о чем-то, достойном публичности, – не стоит оставлять место для недопонимания, двусмысленности и спекуляций. Но вернемся к вынесенной в начало текста цитате. В отрыве от контекста она могла бы означать примерно следующее: российское правительство осознает, что кризис не завершен, мировая экономика продолжает переживать турбулентную фазу, цены на сырьевые товары могут опять сильно упасть, да и вообще непредсказуемы, а зависимость российской экономики от цен на нефть – крайне велика. Следовательно, строить прогноз, используя в качестве базового параметра крайне высокие по историческим меркам цены на нефть, – мягко говоря, безответственно. Куда честнее было использовать, например, средние цены на нефть за 10–15 лет (и уж в любом случае не больше $40 за баррель). К этому прилагался бы рост ВВП близкий к нулю. Вот этот прогноз, и правда, можно было бы исполнить «при любом развитии ситуации», а не только при благоприятной конъюнктуре мировых рынков. Кстати, на российской социально-экономической ситуации бюджет, построенный на таком – действительно консервативном – прогнозе, сказался бы благотворно. И ведомства, и правительство в целом вынуждены были бы экономить. Жесткие бюджетные ограничения вынудили бы сбросить «жир» из многих статей госрасходов. В тучные годы до этого не доходили руки: завышенные цены и зачастую абсурдный ассортимент госзакупок лишь недавно стали предметом интереса – еще даже не общества, а пока лишь горстки энтузиастов. Бюджетные ограничения могли бы привести и к росту конкуренции, а значит, и производительности. Результатом, в конце концов, стало бы более высокое качество экономического роста, основанное не столько на непрестанной денежной накачке, сколько на росте производительности труда, капитала и пресловутых инновациях. Путин, конечно, ничего столь революционного в виду не имел. По всей видимости (как это и обсуждается в сегодняшних газетах) он всего лишь модерировал вечный спор между Минфином и Минэкономики: планировать ли доходы и расходы бюджета чуть выше или чуть ниже. На этот раз он выглядит как $70 против $76 за баррель, в первом приближении разница в доходах бюджета составит примерно 500 млрд руб. – капля в море десяти триллионов расходов. Трудно гадать, что было на закрытой части заседания, но в публичной полемике идея по настоящему консервативного бюджета мелькнула год назад и исчезла; российская элита рада обманываться концепцией дорогой нефти. Остальные намеки на контуры бюджетной политики 2011 года тоже далеки от радикализма. Инфляция в 5–7%? Так она и сегодня уже ниже 6% в годовом исчислении, причем продолжает снижаться. При условии осторожной денежной политики и «прочих равных» и 3–4% уже не кажутся фантастикой. «Резервы снижения издержек» в госкомпаниях? Ну да, они огромны. Но не хочет ли государство дать пример эффективного распоряжения собственными закупками, прежде чем транслировать не самый пока удавшийся механизм на сектор, где издержки «сопоставимы с расходами государства в целом?» А вот то, что было сказано про тарифы «инфраструктурных монополий» – уже интересно и напоминает интригу. Путин сказал, что им нужны деньги на реконструкцию; раньше их брали у предприятий-потребителей, сдерживая рост тарифов для населения, теперь «нужно посмотреть на это». Иными словами, премьер намекнул, что гражданам стоит ждать роста цен на свет, газ, тепло и электричку. Между прочим, это отчасти объясняет осторожность Путина в ориентирах по инфляции: скачок тарифов добавит скорости росту цен. Или все же не намекнул – перевод с «бюрояза» в данном случае неоднозначен. Вряд ли, кстати, это случайно: за свет платишь каждый месяц, рано или поздно задумаешься, что платишь – в том числе – и за неэффективность не только госкомпаний, но и «государства в целом». Непрозрачность обсуждений тут не спасет; сколько не говори халва, квитанция на оплату все равно упадет в почтовый ящик. Вопрос: «А почему это государство не экономит на себе, а заставляет расплачиваться за свои просчеты граждан?» – будет закономерен.
