Отодвинуть местную власть | Город – не вопрос эстетики | 300 000 рублей за дом | Сталинский менеджмент
Вести модернизацию государству мешает не только управленческая слабость, но и память о прошлом. Решительную модернизацию не провести без резких административных мер, но ведь основной смысл этих реформ – разгрести последствия предыдущей модернизации – советской.
Мегазадачи, которые так любят заявлять российские чиновники, во многом напоминают старые советские проекты преобразования общества. Но власть большевиков добивалась модернизации за счет своей бескомпромиссности и способности без сожаления отбрасывать неработающие решения. У нынешних политиков такой свободы нет, говорит историк и архитектор Марк Меерович, профессор Иркутского государственного технического университета, который изучает управленческую логику советского государства 1920 – 1930-х годов.
В беседе с корреспондентом Slon.ru Меерович рассказывает о том, как большевики строили «искусственную цивилизацию», чем их градостроительные методы отличались от подходов царского режима, что такое социалистический город, и как с ним быть сегодня.
ОТОДВИНУТЬ МЕСТНУЮ ВЛАСТЬ
– Вы говорите о Советском Союзе как об «искусственной цивилизации». То есть, советская логика развития экономики и общества была противоестественной, а капиталистическая – естественной?
– Нет, это сопоставление слишком простое. Капитализм вовсе не основывался на самотеке и случайности. Например, размещение новых промышленных предприятий в условиях капитализма [в начале XX века] основывалось на тончайшей экономической теории Альфреда Вебера, который детально расписал, как рассчитать: в каком месте размещать новое промышленное предприятие наиболее экономически выгодно.
Большевики прекрасно знали эту и подобные теории. Но они понимали, что их решения лежат не столько в экономической, сколько в политической действительности. Огромная страна с гигантскими малозаселенными территориями была очень уязвима: по многим направлениям потенциальный противник мог идти, практически не встречая сопротивления. Поэтому оборонную промышленность необходимо было размещать там, куда не могли долететь самолеты вероятного противника: на Урале и за Уралом, в Сибири, на Дальнем Востоке, на севере.
Но при этом возникает одна проблема – где взять рабочие руки? Именно поэтому на Западе новые промышленные предприятия строились там, где была сконцентрирована рабочая сила. Ведь переманивать рабсилу в другие места чересчур дорого. Большевики решили эту проблему иначе, без демократических заморочек. Заключенных везли эшелонами. А вольных подманивали возможностью получить жилище.
В условиях жесточайшего, постоянно поддерживаемого дефицита жилья этот прием оказался весьма эффективным. Так возник феномен соцгорода, население которого в количестве, четко регулируемом пропиской, существовало, прежде всего, для того, чтобы функционировало градообразующее предприятие.
– В моногородах сегодня проживает четверть населения страны, и до сих пор непонятно, что с ними делать: расселять моногорода, встраивать их в более крупные агломерации, перепрофилировать их экономику?
– Универсального метода решения проблемы нет. Российские моногорода – очень разные. Одни «сидят» на уникальных природных ресурсах. Как, например, город Байкальск. Полная и безоговорочная ликвидация комбината была бы спасением для города, потому что это позволило бы городу использовать Байкал – уникальный рекреационный, природный, туристический, бальнеологический и прочий ресурс. Сохранение комбината лишает город какого бы то ни было шанса на саморазвитие: туда, где размещено экологически вредное производство, никакие нормальные люди отдыхать и лечиться не поедут.
В других местах территории уже настолько загажены промышленными отходами, что людей оттуда нужно вывозить, чтобы они там совсем не вымерли. Эти города очень разные и по численности населения. В одном монофункциональном городе проживает 1500 человек, в другом – 15 000, а в таком, например, как Тольятти, – 800 000. Применительно к каждому городу должны быть свои подходы.
Есть только один общий для всех момент – нужно радикально перестраивать систему управления в моногородах. При существующей системе из депрессивного состояния моногорода не выйдут никогда.
– Что значит – перестраивать систему?
– Надо создавать институт кризисного управления и решать проблемы, отодвигая в сторону местную власть. Хотя бы потому, что и местная власть, и депутатский корпус – это, как правило, люди, посаженные на эти места при помощи политического и финансового влияния руководства градообразующего предприятия. В их сознании есть только одна стратегия – любыми силами (прежде всего, за счет государства) поддерживать существования этого предприятия. И эти люди не способны воплощать программы развития поселений, не связанные с функционированием предприятия. Их идеология – «жизнь при производстве», и они не способны от нее отказаться.
– Мотивы строительства соцгорода отражались и на его внешнем облике – рабочая слобода. Сейчас градостроительные тренды меняются? – Я считаю, что город не подвластен какому-то одному субъекту управления или субъекту мышления. Архитектор не в состоянии спроектировать город в целом. По отдельности не могут сделать это ни федеральная власть, ни крупный или мелкий бизнес. И местное самоуправление, которому Градостроительный кодекс передал основные права по организации территорий, само по себе тоже не в состоянии. Здесь нужен механизм соорганизации всех этих субъектов. Причем надо так сорганизовать, чтобы не пропадал, не «растворялся» конкретный человек. С его конкретными интересами. Которого, как правило, при проектировании города никто не видит и не принимает в расчет. Та система управления, которая будет способна свести воедино интересы всех этих субъектов, создать инвестиционный климат, дающий возможность любому человеку проявить себя, и при этом еще и сможет ответить на вопрос, в чем смысл современного города и современного урбанистического существования, будет успешна в решении любых городских проблем. – Ну, вот возьмем полемику вокруг «Охта-центра» в Петербурге. Его противники говорят, что башня изуродует облик города. Востребована ли обществом (в широком смысле) та эстетика, которую защищают противники «Охта-центра»? Или она уже устарела? – Город – это не вопрос эстетики. Это вопрос ценностей и смысла жизни и, как следствие, образа жизни. Противники башни «Газпрома» бьются не за эстетику. Не за то, чтобы башня была красива. Они борются за принципы сохранения истории и культуры. Они говорят, что нельзя даже в маленькой частности отказываться от базового принципа: хотите строить подобную башню – стройте. Но только там, где ее можно строить, где ее возведение не уничтожает иного – среды, образа, духа места, самой идеи прошлого. До революции проходил съезд русских зодчих. Архитекторы, выступая, говорили: сегодня в городах ведется неупорядоченная застройка. Местная городская власть отдает парки, скверы – любые пустые кусочки земли – частному бизнесу для строительства, часто за счет этого уничтожая перспективы развития города. Архитекторы с возмущением требуют, чтобы царская власть прекратила это безобразие. Что отвечает царское правительство? Оно говорит: уважаемые господа, в нашем государстве частный бизнес является приоритетом. И если общество, действуя через своих выборных, не способно договариваться с частным бизнесом и не способно отстаивать интересы будущего, то правительство не станет в это вмешиваться. Я не говорю, хорош или плох этот ответ. Я говорю о том, что в структурах руководства есть четкая иерархия принципов. Исходя из которой и принимаются любые сиюминутные или перспективные решения. Если власть сможет создать ясную, устойчивую систему принципов, позволяющую принимать решения, то, возможно, через какое-то время все эти субъекты смогут договориться. А если нет, то никакой субъект управления ничего, кроме соцгорода, не создаст. – Что вы думаете о попытках сформировать новую городскую среду и архитектуру, которые сейчас предпринимаются в Перми? Они, по сути, хотят импортировать европейские модели формирования города. – Голландские архитекторы, которые там работают, сформировали развернутую программу работы со средой. Они выделили несколько существующих в городе типов застройки и по каждому из них предложили ряд мероприятий, которые призваны улучшить качество среды: придать более человечный масштаб пространству, усилить массивы озеленения, решить проблему парковок, активизировать проекты использования первых этажей зданий под заведения обслуживания, увеличить насыщенность среды новыми функциями и т.п. Это, безусловно, шаг вперед в сравнении с теми проектными подходами, которые обычно используют отечественные архитекторы. Если эта программа будет реализована, качество городской среды улучшится. По крайней мере, в этом проекте речь не идет об уничтожении: «новое» приходит не на место «старого», а входит в старое, дополняя и улучшая его. Голландские коллеги продемонстрировали действительную заботу о том городе, который сложился в течение предыдущих десятилетий, без дискриминации и без презрения к существующему.300 000 РУБЛЕЙ ЗА ДОМ
– Сегодня много разговоров о малоэтажном строительстве, в котором видят способ решения жилищной проблемы. Это ведь не просто другая архитектура, это другая идея формирования городской среды. – Я считаю, что это абсолютно правильно. И цена этого жилья должна быть действительно доступной – не 30 000 рублей за квадратный метр, а 200 000 – 300 000 рублей за дом. И это – не утопия, не беспочвенные фантазии. Это вполне возможно. И благодаря традиционным строительным материалам – дереву, и в результате использования традиционных методов строительства, и за счет реализации современных проектов дешевого малоэтажного строительства. – Предписать определенную цену можно было только в СССР... – Мы с вами живем в совершенно других условиях, когда власть поставила перед собой и перед обществом задачу решить острейший жилищный кризис, которого уже почти сотню лет нет на Западе. Там – излишки построенного жилья. У нас рыночными механизмами проблему отсутствия крыши над головой не решить. Должны быть широчайшие государственные программы. Руководство страны должно принуждать местную власть выполнять эти программы, а не строить элитное жилье под видом доступного.СТАЛИНСКИЙ МЕНЕДЖМЕНТ
– Вы пишете, что советская система создавалась как противоположность буржуазной идеологии управления государством. Вам не кажется, что в ряде моментов противоположность была чисто косметической? – Большевики, конечно же, использовали предыдущий опыт. Но в советский период об этом писать было не принято. История трактовалась так, будто бы советская власть все начинала с чистого листа. Изучение «досоветского» этапа советских проектов – интереснейшая тема для исследователей. Без этого никак не определить, например, вымысел или правда – версия о том, что план ГОЭЛРО был разработан в Генштабе германских войск как программа развития европейской части России под протекторатом Германии после ее победы в Первой мировой войне. – То же самое можно сказать и про модель военного коммунизма, которая появилась еще во времена великой французской революции, а позднее – в той же Германии. Что же тут специфически советского? – Вопрос не в том, какие программы и планы советская власть заимствовала. Когда я говорю об «искусственной цивилизации», я имею в виду ту специфическую идеологию, которая потом воплотилась в устройстве системы власти, при которой государство стало единственным субъектом управления и развития. Причем, уничтожив всех остальных субъектов – частный бизнес, местные самоуправления и т.п. В переписке Бухарина с Лениным говорится, что даже самоорганизация людей должна быть контролируемым, направляемым извне и в значительной степени принудительным процессом. – Но вы тоже считаете, что построение экономики, которая не подчинялась бы каким-то универсальным экономическим законам, – это не утопия. – Я не считаю, что в этом мире существует хоть что-то, установленное раз и навсегда. Даже законы физики, которые считались незыблемыми, таковыми не являются. – Ну хорошо, а разве опыт СССР не доказывает, что законы экономики таковыми и остались, и что обойти их невозможно? – Нет. Я считаю, что СССР рухнул вовсе не из-за экономики. Проблема была в другом – слишком поверили в несокрушимую преобразующую силу искусственного подхода к построению цивилизации. Если бы большевики так же, как руководство современного Китая, позволяли реализовываться естественным процессам, результат был бы другим. И ведь большевики умели это делать. Я детально изучал кооперативное движение в 1920 – 1930-е годы и был поражен тем, насколько виртуозно они отслеживали естественные инициативы снизу, набрасывали на них организационную форму и за счет этого начинали ими управлять. – Китайцы не так относятся к государственной идеологии, как советские граждане?
– В Китае огромное количество людей – искренние адепты коммунистической идеологии. И не меньше тех, для кого личное обогащение является главной целью. Общество очень разнородно. В этом и заключалась ошибка большевиков – они представляли советское общество слишком гомогенным. Но в реальности оно было очень неоднородным. И эта сложность не была учтена в социально допустимых моделях существования. Если бы большевики допустили больше разнообразия в предписываемых формах жизни и самовыражения, поджавшись в базовых марксистских принципах... Но они не допускали идеологической перестройки внутри учения, искренне считая, что им удастся переработать менталитет народа. И в этом преуспели. Советская власть – единственная в истории цивилизации управленческая структура, которая в столь короткий срок и со столь необратимыми последствиями переформатировала менталитет целого народа. Кстати, как это ни странно, управленческое мышление наиболее гибким было именно в сталинский период, несмотря на репрессии, жертвы, террор и пр. Впоследствии этот навык был частично утрачен. Уже в постсталинский период эта уникальная управленческая технология пропала. Если бы брежневское руководство страной проявило больше тонкости в управлении, может быть, перестройка так бы и не наступила.
