Между Москвой и Сухуми впервые после признания Россией независимости Абхазии назревают довольно неприятные разногласия. Называть их конфликтом рано, но они явно имеют тенденцию к дальнейшему обострению, поскольку начинают выявлять расхождение сторон по важнейшим вопросам политики Абхазии и прав ее жителей. В том числе россиян, живущих или живших в республике. На днях стало известно, что власти Абхазии отклонили концепцию, касающуюся имущественных прав россиян, проживавших в республике. Об этом заявил глава абхазского правительства Сергей Шамба. По его словам «Концепция работы совместной российско-абхазской комиссии по вопросам восстановления имущественных прав граждан Российской Федерации в Республике Абхазия», которая была прислана в Сухуми из российского МИДа, не была даже принята к рассмотрению, как «не стоящая внимания». При этом премьер-министр Абхазии, до последнего времени занимавший пост министра иностранных дел, позволил себе довольно пренебрежительно отозваться о методах работы ведомства Сергея Лаврова, сказав, что документ «был получен из МИД России без регистрационного номера и сопроводительного письма. Чье это предложение – не ясно». Столь опытному дипломату, как Сергей Шамба, на самом деле «совершенно ясно», что случайных писем со Смоленской площади не направляют, а отсутствие подписи под документом на дипломатическом языке означает как раз то, что это не субъективная оценка и предложение конкретного мидовского чиновника, но позиция внешнеполитического ведомства. Для понимания ситуации очень важна предыстория вопроса. После начала грузино-абхазской войны в 1992 году, значительная часть русских, не желая принимать в ней участие на той или иной стороне или просто опасаясь за свою жизнь, покинула Абхазию. В 1993 году, сразу после окончания боевых действий и изгнания из Абхазии этнических грузин, составлявших до войны 40 % населения бывшей автономной республики, Москва обвинила Сухуми в нарушении ранее достигнутых мирных договоренностей (в частности, соглашения от 27 июля 1993 года) и ограничила пересечение российско-абхазской границы по реке Псоу. А к концу 1994 года, с началом войны в Чечне, Россия, заручившись поддержкой главы грузинского государства Эдуарда Шеварднадзе своей чеченской компании и рассчитывая на компромисс с Тбилиси в вопросе внешнеполитической ориентации Грузии, предложила грузинскому руководству своеобразный «гешефт»: Россия, по сути, введет блокаду Абхазии, а Шеварднадзе назначит на ключевые посты в своей администрации ставленников администрации президента РФ и будет ориентироваться на Москву. Действительно, начиная с 1995 по 2000 годы российско-абхазскую границу могли пересекать только женщины или старики; все российско-абхазские связи были свернуты, а Шеварднадзе назначил министрами обороны, внутренних дел и госбезопасности заместителя командующего закавказским военным округом по хозяйственной части Вардико Надибаидзе, чиновника российского МВД Шоту Квирая и кадрового офицера КГБ СССР Игоря Гиоргадзе. Кроме того, Грузия вошла в СНГ, узаконила присутствие российских пограничников не только на грузино-турецкой, но и на грузино-чеченской границе (с грузинской стороны!), подписала договор о создании в Грузии четырех российских военных баз сроком на 25 лет и широко открыла двери для российского бизнеса. Итогом компромисса, как рассчитывали в Москве и Тбилиси, должно было стать возвращение Абхазии в состав Грузии, а Грузии – в сферу российского геополитического влияния. Но достичь этого не удалось: Абхазия с трудом, огромным напряжением, но все-таки пережила блокаду и дождалась-таки ухудшения российско-грузинских отношений по мере отхода Шеварднадзе (разочаровавшегося в попытках решить проблему Абхазии с помощью России) на прозападный путь и его заявлений о намерении Грузии «постучатся в двери НАТО». Новый российский лидер Владимир Путин приказал деблокировать российско-абхазскую границу уже в конце 1999 года и, наоборот, ввел визовый режим с Грузией. Одним из итогов пятилетней блокады Абхазии стало то, что республику из-за безысходности и чувства бесперспективности покинуло значительная часть русского и русскоязычного населения. Причем, многие из них просто бросали свои дома и квартиры: уже не надеясь на лучшую жизнь и стремясь навсегда переехать в Россию. Уезжали, как правило, социально и экономически активные граждане, игравшие значительную роль в жизни Абхазии в советское время: в основном, техническая и гуманитарная интеллигенция, не связанная с селом. Последний момент стоит подчеркнуть особо: в ту пору из Абхазии уезжали и этнические абхазы, но они не прерывали связей с ней, поскольку их корни (родители, родственники) всё ещё жили в абхазских сёлах. А русские, в большинстве своем, составляли городское население. После признания независимости Россией, ситуация изменилась: появилась перспектива того, что Абхазия может стать продолжением «большого Сочи». Тем более, с приближением Олимпиады, сулившей региону огромные капиталовложения. Многие русские, уехавшие из Абхазии в 90-е годы, пожелали вернутся. Но тут оказалось, что их дома и квартиры (которые, напомним, они не продавали, да и не имели на то права согласно абхазскому законодательству, до сих запрещающему торговлю недвижимостью), уже объявлены «бесхозными», там теперь живут другие люди. Вернуть имущество оказалось невозможным: абхазские власти официально сослались на законодательство и нежелание нарушать права новых жителей для восстановления прав прежних. А неофициально многие из них говорили, что требования россиян безнравственны: «Они уехали, бросив Абхазию, когда нам было труднее всего: во время войны и когда их правительство осуществляло против нас блокаду, а сейчас, когда ситуация изменилась, вдруг захотели вернуться» – говорил мне один из абхазских журналистов во время встречи на международном форуме. При этом следует иметь в виду, что практически все абхазы – граждане России, но не все русские, живущие в республике, – граждане Абхазии. Некоторые из пострадавших россиян обратились в МИД России с просьбой защитить их права (речь, по сути, идет не только об имуществе, но и о праве жить в Абхазии), но российские дипломаты не стали немедленно устраивать скандал, ограничившись контактами на неофициальном уровне и попыткой уговорить абхазское руководство в ходе неформальных встреч. Однако эти методы результата не дали. Москву волнует не только необходимость защиты прав соотечественников, но и восстановление «демографического баланса», существовавшего между абхазами и русскими до середины 90-х годов прошлого века. До войны и «исхода», абхазов и русских в Абхазии жило примерно по 80 000. Но с тех пор баланс меняется не в пользу русских: по некоторым данным их осталось в республике около 40 000. Причём в большинстве своем это пенсионеры. Вопрос тем более актуален в условиях, когда абхазские лидеры говорят о необходимости возвращения в Абхазию потомков махаджиров, то есть абхазов, изгнанных из Абхазии российской империей в 60-х годах XIX века, – на последнем этапе Кавказской войны. При существовании таких планов руководство Абхазии бережно относится к жилому фонду Абхазии и не желает возвращать жилье его прежним владельцам. Одновременно абхазские власти очень искусно и хитроумно апеллируют к проблеме грузинских беженцев: якобы причиной отказа Москве является то, что тем самым свои права на имущество могут заявить и этнические грузины, получившие российское гражданство. Но это – не более, чем лукавство: речь, на самом деле, идет не о грузинах, а о русских, покинувших Абхазию. Особенно начиная с 1995 года, когда грузин в Абхазии (по крайней мере к северу от Гальского района) уже не было. Открыто давить на Сухуми в этом вопросе Москва пока не решается. Но скрыто определенные решения все-таки принимаются. Например, нынешний курортный сезон в Абхазии считается провальным во многом из за того, что Москва неожиданно ужесточила пропускной режим на КПП «Псоу». Так что желающим проехать из Сочи или Адлера в Абхазию приходится стоять по 4–5 часов на ужасной жаре у плохо оборудованного контрольно-пропускного пункта. Впрочем, тема возвращения имущества россиянам – не единственное разногласие между союзниками: Россия не менее настойчиво ставит вопрос об «унификации» законодательства двух стран в части права граждан России покупать недвижимость в Абхазии, с чем абхазские власти столь же упорно не соглашаются, опасаясь, что в этом случае их республику ожидает судьба острова Манхэттен, в свое время проданного его коренными обитателями за 26 долларов.
