Slon.ru продолжает рассказывать о том, как российские чиновники охотились за учеными-эмигрантами и пытались снова заманить их на родину. В прошлый раз Юрий Ревич рассказывал о погоне царского правительства за изобретателями электрических ламп, конкурентами Теслы и Эдисона. Сегодня – рассказ о том, как уже советская власть вначале выталкивала свои лучшие умы за границу, а затем безуспешно пыталась их вернуть.
Как русские построили американское ТВ | Пошли за французами | Из США – в ГУЛАГ
В 1919 году из Советской России эмигрировал один из самых известных авиаконструкторов мира – Игорь Иванович Сикорский. Эмигрировал он и по обстоятельствам времени (понятному в условиях революционной разрухи отсутствию работы в своей области), и в силу идеологических причин. Его отец, Иван Сикорский, скончавшийся в том же 1919-м в Киеве, вошел в историю не только как выдающийся ученый, основатель научной психопатологии, но и как один из идеологов русского национализма.
Конечно, Игорь Иванович, который и сам был глубоко религиозным, православным человеком, не мог предвидеть своей судьбы. Но теперь мы понимаем, что с таким происхождением и взглядами едва ли бы он долго и счастливо прожил на родине, обратившейся к строительству коммунизма.
Сикорский, естественно, никогда не собирался возвращаться в Советскую Россию – хотя есть сведения, что вместе с другими конструкторами он был приглашен в конце тридцатых. Но его изобретения возвращались раньше, чем все думают: в любимом фильме Сталина «Волга-Волга» (1938) демонстрировалась закупленная амфибия Сикорского (как издевательски отмечает православный сайт pravmir.ru, «символизируя успехи социалистического строительства»). А в начале 1950-х советские начальники были вынуждены всерьез обратить внимание на вертолеты благодаря успехам машин Сикорского в Корее.
Может показаться, что пример Сикорского в русле нашего повествования об «утечке мозгов» не показателен: он уезжал без принуждения и даже, по большому счету, без причин (причины возникли позднее), из другой страны, как всем тогда казалось, чем та, в которой он родился. Но если бы дело ограничилось одним Сикорским и «пароходом философов»! К глубокому сожалению, этими случаями история не исчерпывается.
Возможно, Владимир Козьмич Зворыкин – самый известный россиянин-изобретатель, сделавший карьеру за границей. Еще бы: ему принадлежит честь создания телевидения – главной приметы современного мира.
Основная причина бегства Зворыкина – и не политическая, и не экономическая. Она заключается в его службе в царской армии: наученный жизнью, он мог быть уверен, что попадать в руки новой рабоче-крестьянской власти офицерам не стоило, какие бы они поступки реально в жизни ни совершали. Частичное исключение составляли те, кто присягал на службу в Красной армии, но воевать, тем более в Гражданской войне со своими соотечественниками Зворыкин абсолютно не желал.
История о том, как он бежал в США, могла бы составить сюжет неслабого боевика. Он не хотел пробираться туда нелегально – ему нужна была виза, для чего он добился статуса командированного от Сибирского правительства в Омске. В конце 1918 года, уже достигнув Америки весьма сложным путем через Северный Ледовитый океан, он возвращается обратно в Омск, чтобы отчитаться по поручениям уже несуществующей к тому времени власти! В 1919 году он был командирован в США вторично – правительством Колчака – и на этот раз с чистой совестью имел все основания не возвращаться (осенью 1919 года правительство Колчака пало).
В США Зворыкин десять лет доказывал всем желающим его выслушать перспективы телевидения. Но только в конце 1930-х впервые по-настоящему его выслушал президент RCA Давид Сарнов, тоже россиянин, но покинувший Россию с родителями в 9-летнем возрасте. Зворыкин пообещал ему создать коммерческое телевидение за два года и $100 000. В реальности потребовалось семь лет и в тридцать раз большая сумма («то, что написано в смете, умножьте на три и возведите в квадрат»). Кстати, вот ведь разница в менталитете: в Америке «отцом» телевидения считается именно Сарнов как рискнувший своими деньгами, а не технический исполнитель Зворыкин.
В отличие от того же Сикорского, отношения Зворыкина с Советской Россией можно считать образцовыми. Зворыкина в СССР никогда не клеймили «буржуазным наймитом», а имя его не было вычеркнуто из учебников. Уже в 1933 году, вскоре после обнародования своего изобретения, Зворыкин посещает СССP, где выступает в Ленинграде и Москве, свободно встречается с многочисленными родственниками. Позднее при его участии RCA продает России комплект телевизионного оборудования (что фирме, впрочем, очень выгодно – в связи с Великой Депрессией). Сотрудничество продолжается вплоть до 1949 года, когда на торговые отношения с СССР было наложено эмбарго.
В 1934 году Зворыкин посещает СССР вторично и советуется с братьями и сестрами (которых у него в СССР осталось целых семь): возвращаться на родину, как ему настойчиво предлагают, или нет? Рассказывают, что от возвращения Зворыкина отговорил шурин, муж сестры Анны, будущий академик АН СССР и классик отечественной геологии Дмитрий Васильевич Наливкин. Он предсказывал ужесточение режима, и, как показала история, не ошибся. В следующий раз Зворыкин попал в СССР только в 1959 году.
История телевидения, как никакая другая, полна нашими соотечественниками. Для начала это родоначальник электронного телевидения, учитель Зворыкина и многих других, Борис Львович Розинг – как раз накануне приезда Зворыкина в 1933 году он умер в ссылке в Архангельске. Это эмигрант еще царских времен Исаак Шоэнберг, способствовавший развитию телевидения в Англии. Особое место занимает в истории телевидения его превосходительство Александр Матвеевич Понятов, полковник царской армии и основатель американской фирмы Ampex, в которой в том числе был создан первый видеомагнитофон.
А зачем Советской России понадобилось оборудование, проданное RCA? Факт, что Семен Исидорович Катаев из ВЭИ подал заявку на иконоскоп на месяц раньше Зворыкина в 1931 году, приводится во всех учебниках. К моменту визита Зворыкина в 1933 году над телевидением в СССР работали многие институты; кроме лаборатории в ВЭИ, руководимой П. В. Шмаковым, будущим изобретателем супериконоскопа, это Ленинградский НИИ телемеханики – будущий Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения, Ленинградский электрофизический институт и др.
Мало того, с 1931 года проводятся регулярные телепередачи на основе оптико-механического телевидения (диск Нипкова). Приемные устройства телезрители для них делали своими руками – ситуация, на Западе немыслимая (один из разделов статьи историка техники В. П. Борисова так и называется «Телевизоры в стране радиолюбителей»).
Тем не менее, советские инженеры ничуть не обиделись, когда в Москве на Шаболовке 25 марта 1938 г. заработал телецентр на основе оборудования RCA – в то время как на основе отечественного оборудования все еще продолжались передачи, по выражению С. И. Катаева, «суррогатного» телевидения с диском Нипкова. Может показаться, что гора родила мышь, но это не так: всего через полгода в Ленинграде начались передачи Опытного Ленинградского телецентра на собственном оборудовании. Оборудование было, по выражению ученика С. И. Катаева В. Маковеева, «сделано на коленке», но не это главное.
Ранняя история телевидения в СССР показывает, что мы сами вполне могли справляться с проблемами, даже такими сложными, как разработка подъемных по деньгам абонентских телеприемников. После наложения эмбарго в конце сороковых массовое телевидение в СССР все-таки было создано самостоятельно. В 1970-х даже решили такую сложную проблему, как собственное производство передающих трубок-плюмбиконов для ЦТ (в мире в этой области доминировала Philips, которая с СССР не сотрудничала из принципа). А еще ранее разработали свой видеомагнитофон, так как изделия Ampex нам не продавали.
Но опять же: в середине 1960-х взяли и закупили оборудование для французского варианта цветного телевидения SECAM, слегка доработанного, чтобы не платить лицензионные отчисления – вместо того, чтобы принять почти готовый тогда собственный стандарт НИИР (SECAM-IV). Этот стандарт, по свидетельству того же В. Маковеева, был лучше импортных, как удачный компромисс между системами РАL и SЕСАМ, но перманентно находился в стадии доработки. Сейчас принятие собственного стандарта выглядело бы глупостью, а тогда была задача получить именно несовместимый с европейскими стандарт ТВ, чтобы не принимать передачи из-за границы. Так почему оборудование надо было заказывать во Франции?
Можно привести еще много примеров того, как Россия и СССР, выталкивая своих лучших представителей на Запад или просто ставя их в невыносимые условия, одновременно заимствовала западные технологии: иногда за деньги, иногда и просто так (как в пресловутой истории с IBM). И ведь как минимум часть этих технологий была выполнена теми самыми вытолкнутыми соотечественниками. Мне неизвестны истории тех инженеров, кого в 1930 х соблазнили вернуться – похоже, дураки нашлись только в научной среде. Можно назвать Льва Термена, но он вернулся не по своей воле и сразу попал в ГУЛАГ.
Самый известный из возвращенцев-ученых, П. Л. Капица, принадлежал к физикам, которых Сталин уважал и не давал трогать. Но и Капицу к атомному проекту не допустили – хотя Манхэттенский проект в Штатах исполняли сплошь эмигранты с территории актуального противника. И в наше время, когда ученых и инженеров опять заманивают вернуться, параллельно происходят истории в ключе Игоря Сутягина и Валентина Данилова (они не одиноки, это только самые известные имена). И никто меня не убедит, что они хоть в чем-то виноваты, зато нужный эффект достигнут: как и тогда, вернуться решит только дурак.
Почему так? О научных открытиях писал все тот же П. Л. Капица: «Мне думается, что объяснение надо искать в тех условиях, в которых наука развивается в стране. Недостаточно ученому сделать открытие, чтобы оно оказало влияние на развитие мировой культуры, – нужно, чтобы в стране существовали определенные условия и существовала нужная связь с научной общественностью за границей... Трагедия изоляции от мировой науки работ Ломоносова, Петрова и других наших ученых-одиночек и состояла в том, что они не могли включиться в коллективную работу ученых за границей...». А к тому, кто имеет «связь с научной общественностью за границей», Россия традиционно относится с подозрением.
С изобретениями сложнее. Лет пятьдесят-сто назад непосредственное общение с коллегами действительно могло играть решающую роль в новых изобретениях. Но никто не мешал общению в дореволюционной России – и все-таки радио внедрили в практику Маркони в Англии и Браун в Германии, а не Попов в России.
Похоже, что в России веками действует какая-то аура недоверия к своим инноваторам. Типичное состояние России ярче всего проявилось в годы брежневского застоя: выпускать из вузов по 300 000 инженеров в год и закупать большинство новинок за границей. Вы еще удивляетесь, что престиж профессии инженера упал ниже плинтуса?
То, что в России действительно не умеют организовать конвейер – это факт, лучше всего в мире с этим справляются китайцы. Но за много веков у нас никто даже не попробовал этому научиться, и все власти, и царские, и советские, и даже во многом современные либеральные, по какому-то странному инстинкту всячески таким попыткам препятствовали. И когда мы потеряем еще и немалую до недавних пор способность к изобретениям (а до этого не так уж далеко, судя по реформам образования, ориентированного на офисный планктон), нам будет совсем нечего предложить миру.
В 1919 году из Советской России эмигрировал один из самых известных авиаконструкторов мира – Игорь Иванович Сикорский. Эмигрировал он и по обстоятельствам времени (понятному в условиях революционной разрухи отсутствию работы в своей области), и в силу идеологических причин. Его отец, Иван Сикорский, скончавшийся в том же 1919-м в Киеве, вошел в историю не только как выдающийся ученый, основатель научной психопатологии, но и как один из идеологов русского национализма.
Конечно, Игорь Иванович, который и сам был глубоко религиозным, православным человеком, не мог предвидеть своей судьбы. Но теперь мы понимаем, что с таким происхождением и взглядами едва ли бы он долго и счастливо прожил на родине, обратившейся к строительству коммунизма.
Сикорский, естественно, никогда не собирался возвращаться в Советскую Россию – хотя есть сведения, что вместе с другими конструкторами он был приглашен в конце тридцатых. Но его изобретения возвращались раньше, чем все думают: в любимом фильме Сталина «Волга-Волга» (1938) демонстрировалась закупленная амфибия Сикорского (как издевательски отмечает православный сайт pravmir.ru, «символизируя успехи социалистического строительства»). А в начале 1950-х советские начальники были вынуждены всерьез обратить внимание на вертолеты благодаря успехам машин Сикорского в Корее.
Может показаться, что пример Сикорского в русле нашего повествования об «утечке мозгов» не показателен: он уезжал без принуждения и даже, по большому счету, без причин (причины возникли позднее), из другой страны, как всем тогда казалось, чем та, в которой он родился. Но если бы дело ограничилось одним Сикорским и «пароходом философов»! К глубокому сожалению, этими случаями история не исчерпывается.
КАК РУССКИЕ ПОСТРОИЛИ АМЕРИКАНСКОЕ ТВ
Возможно, Владимир Козьмич Зворыкин – самый известный россиянин-изобретатель, сделавший карьеру за границей. Еще бы: ему принадлежит честь создания телевидения – главной приметы современного мира.
Основная причина бегства Зворыкина – и не политическая, и не экономическая. Она заключается в его службе в царской армии: наученный жизнью, он мог быть уверен, что попадать в руки новой рабоче-крестьянской власти офицерам не стоило, какие бы они поступки реально в жизни ни совершали. Частичное исключение составляли те, кто присягал на службу в Красной армии, но воевать, тем более в Гражданской войне со своими соотечественниками Зворыкин абсолютно не желал.
История о том, как он бежал в США, могла бы составить сюжет неслабого боевика. Он не хотел пробираться туда нелегально – ему нужна была виза, для чего он добился статуса командированного от Сибирского правительства в Омске. В конце 1918 года, уже достигнув Америки весьма сложным путем через Северный Ледовитый океан, он возвращается обратно в Омск, чтобы отчитаться по поручениям уже несуществующей к тому времени власти! В 1919 году он был командирован в США вторично – правительством Колчака – и на этот раз с чистой совестью имел все основания не возвращаться (осенью 1919 года правительство Колчака пало).
В США Зворыкин десять лет доказывал всем желающим его выслушать перспективы телевидения. Но только в конце 1930-х впервые по-настоящему его выслушал президент RCA Давид Сарнов, тоже россиянин, но покинувший Россию с родителями в 9-летнем возрасте. Зворыкин пообещал ему создать коммерческое телевидение за два года и $100 000. В реальности потребовалось семь лет и в тридцать раз большая сумма («то, что написано в смете, умножьте на три и возведите в квадрат»). Кстати, вот ведь разница в менталитете: в Америке «отцом» телевидения считается именно Сарнов как рискнувший своими деньгами, а не технический исполнитель Зворыкин.
В отличие от того же Сикорского, отношения Зворыкина с Советской Россией можно считать образцовыми. Зворыкина в СССР никогда не клеймили «буржуазным наймитом», а имя его не было вычеркнуто из учебников. Уже в 1933 году, вскоре после обнародования своего изобретения, Зворыкин посещает СССP, где выступает в Ленинграде и Москве, свободно встречается с многочисленными родственниками. Позднее при его участии RCA продает России комплект телевизионного оборудования (что фирме, впрочем, очень выгодно – в связи с Великой Депрессией). Сотрудничество продолжается вплоть до 1949 года, когда на торговые отношения с СССР было наложено эмбарго.
В 1934 году Зворыкин посещает СССР вторично и советуется с братьями и сестрами (которых у него в СССР осталось целых семь): возвращаться на родину, как ему настойчиво предлагают, или нет? Рассказывают, что от возвращения Зворыкина отговорил шурин, муж сестры Анны, будущий академик АН СССР и классик отечественной геологии Дмитрий Васильевич Наливкин. Он предсказывал ужесточение режима, и, как показала история, не ошибся. В следующий раз Зворыкин попал в СССР только в 1959 году.
ПОШЛИ ЗА ФРАНЦУЗАМИ
История телевидения, как никакая другая, полна нашими соотечественниками. Для начала это родоначальник электронного телевидения, учитель Зворыкина и многих других, Борис Львович Розинг – как раз накануне приезда Зворыкина в 1933 году он умер в ссылке в Архангельске. Это эмигрант еще царских времен Исаак Шоэнберг, способствовавший развитию телевидения в Англии. Особое место занимает в истории телевидения его превосходительство Александр Матвеевич Понятов, полковник царской армии и основатель американской фирмы Ampex, в которой в том числе был создан первый видеомагнитофон.
А зачем Советской России понадобилось оборудование, проданное RCA? Факт, что Семен Исидорович Катаев из ВЭИ подал заявку на иконоскоп на месяц раньше Зворыкина в 1931 году, приводится во всех учебниках. К моменту визита Зворыкина в 1933 году над телевидением в СССР работали многие институты; кроме лаборатории в ВЭИ, руководимой П. В. Шмаковым, будущим изобретателем супериконоскопа, это Ленинградский НИИ телемеханики – будущий Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения, Ленинградский электрофизический институт и др.
Мало того, с 1931 года проводятся регулярные телепередачи на основе оптико-механического телевидения (диск Нипкова). Приемные устройства телезрители для них делали своими руками – ситуация, на Западе немыслимая (один из разделов статьи историка техники В. П. Борисова так и называется «Телевизоры в стране радиолюбителей»).
Тем не менее, советские инженеры ничуть не обиделись, когда в Москве на Шаболовке 25 марта 1938 г. заработал телецентр на основе оборудования RCA – в то время как на основе отечественного оборудования все еще продолжались передачи, по выражению С. И. Катаева, «суррогатного» телевидения с диском Нипкова. Может показаться, что гора родила мышь, но это не так: всего через полгода в Ленинграде начались передачи Опытного Ленинградского телецентра на собственном оборудовании. Оборудование было, по выражению ученика С. И. Катаева В. Маковеева, «сделано на коленке», но не это главное.
Ранняя история телевидения в СССР показывает, что мы сами вполне могли справляться с проблемами, даже такими сложными, как разработка подъемных по деньгам абонентских телеприемников. После наложения эмбарго в конце сороковых массовое телевидение в СССР все-таки было создано самостоятельно. В 1970-х даже решили такую сложную проблему, как собственное производство передающих трубок-плюмбиконов для ЦТ (в мире в этой области доминировала Philips, которая с СССР не сотрудничала из принципа). А еще ранее разработали свой видеомагнитофон, так как изделия Ampex нам не продавали.
Но опять же: в середине 1960-х взяли и закупили оборудование для французского варианта цветного телевидения SECAM, слегка доработанного, чтобы не платить лицензионные отчисления – вместо того, чтобы принять почти готовый тогда собственный стандарт НИИР (SECAM-IV). Этот стандарт, по свидетельству того же В. Маковеева, был лучше импортных, как удачный компромисс между системами РАL и SЕСАМ, но перманентно находился в стадии доработки. Сейчас принятие собственного стандарта выглядело бы глупостью, а тогда была задача получить именно несовместимый с европейскими стандарт ТВ, чтобы не принимать передачи из-за границы. Так почему оборудование надо было заказывать во Франции?
ИЗ США – В ГУЛАГ
Можно привести еще много примеров того, как Россия и СССР, выталкивая своих лучших представителей на Запад или просто ставя их в невыносимые условия, одновременно заимствовала западные технологии: иногда за деньги, иногда и просто так (как в пресловутой истории с IBM). И ведь как минимум часть этих технологий была выполнена теми самыми вытолкнутыми соотечественниками. Мне неизвестны истории тех инженеров, кого в 1930 х соблазнили вернуться – похоже, дураки нашлись только в научной среде. Можно назвать Льва Термена, но он вернулся не по своей воле и сразу попал в ГУЛАГ.
Самый известный из возвращенцев-ученых, П. Л. Капица, принадлежал к физикам, которых Сталин уважал и не давал трогать. Но и Капицу к атомному проекту не допустили – хотя Манхэттенский проект в Штатах исполняли сплошь эмигранты с территории актуального противника. И в наше время, когда ученых и инженеров опять заманивают вернуться, параллельно происходят истории в ключе Игоря Сутягина и Валентина Данилова (они не одиноки, это только самые известные имена). И никто меня не убедит, что они хоть в чем-то виноваты, зато нужный эффект достигнут: как и тогда, вернуться решит только дурак.
Почему так? О научных открытиях писал все тот же П. Л. Капица: «Мне думается, что объяснение надо искать в тех условиях, в которых наука развивается в стране. Недостаточно ученому сделать открытие, чтобы оно оказало влияние на развитие мировой культуры, – нужно, чтобы в стране существовали определенные условия и существовала нужная связь с научной общественностью за границей... Трагедия изоляции от мировой науки работ Ломоносова, Петрова и других наших ученых-одиночек и состояла в том, что они не могли включиться в коллективную работу ученых за границей...». А к тому, кто имеет «связь с научной общественностью за границей», Россия традиционно относится с подозрением.
С изобретениями сложнее. Лет пятьдесят-сто назад непосредственное общение с коллегами действительно могло играть решающую роль в новых изобретениях. Но никто не мешал общению в дореволюционной России – и все-таки радио внедрили в практику Маркони в Англии и Браун в Германии, а не Попов в России.
Похоже, что в России веками действует какая-то аура недоверия к своим инноваторам. Типичное состояние России ярче всего проявилось в годы брежневского застоя: выпускать из вузов по 300 000 инженеров в год и закупать большинство новинок за границей. Вы еще удивляетесь, что престиж профессии инженера упал ниже плинтуса?
То, что в России действительно не умеют организовать конвейер – это факт, лучше всего в мире с этим справляются китайцы. Но за много веков у нас никто даже не попробовал этому научиться, и все власти, и царские, и советские, и даже во многом современные либеральные, по какому-то странному инстинкту всячески таким попыткам препятствовали. И когда мы потеряем еще и немалую до недавних пор способность к изобретениям (а до этого не так уж далеко, судя по реформам образования, ориентированного на офисный планктон), нам будет совсем нечего предложить миру.
