В Корее сворачивают НЭП

Осьминоги по-пхеньянски | Еды хватит | Пересмотр планов | Валюта в Северной Корее | Капиталистические рынки | Экономическая фантастика
«Шоковая терапия» в северокорейской экономике, начатая в 2002 г., закончилась новым шоком: власти КНДР объявили о прекращении оборота старых банкнот с множеством нулей и обмене их в течение одной недели на новые. Причем ограничили объем денег, подлежащих обмену. Попытка изъять скопившиеся на руках у населения деньги – удар по зародившейся прослойке северокорейских нуворишей, наживших состояния на частной торговле. Теперь ее будут сворачивать, а конечная цель отката назад пока неясна. Впрочем, для большинства российских читателей сам факт того, что в Северной Корее есть частная торговля и свои богатеи, которых (как премьер Валентин Павлов под конец СССР) правительство пытается лишить «нетрудовых» денег путем внезапной замены банкнот, – уже откровение.
Специалисты и просто те, кто копал чуть глубже привычных штампов, знали о ростках северокорейского капитализма и сравнивали их с начальным этапом китайских экономических реформ в начале 1980-х. Некоторые эксперты довольно уверенно предрекали вступление КНДР на китайский путь. Но не успели экономические реформы начаться, как Ким Чен Ир повел наступление на свой НЭП.

На перекрестке прямо напротив отеля «Корё» в центре Пхеньяна у одноэтажного ряда киосков торговля шла полным ходом, когда в апреле этого года автор этих строк посетил КНДР после 10-летнего перерыва. Главное – было что покупать – десятки наименований продуктов питания: свинина, осьминоги, камбала, печеные утки, маринованные овощи и напитки. Разница с тем, что было 10 лет назад, впечатляла. На фоне сообщений об ухудшении экономической ситуации и свертывании рынка, картина у главного в Пхеньяне отеля выглядела куда более позитивной. Если не обращать внимания на цены. Вспомнился «коммерческий» «Новоарбатский гастроном» в годы советской перестройки, когда туда выбрасывали товар по таким ценам, что на прилавки можно было только смотреть.

В пхеньянском съестном ряду ценники ошеломляли не меньше. Свинина стоила 4000 вон за килограмм – это почти месячная зарплата рабочего, а для покупки печеной утки потребовалось бы три зарплаты! Но товар не залеживался на прилавке, его охотно раскупали. Значит, денег у народа было значительно больше, чем можно было предположить. Я взял такси, чтобы съездить поужинать. Водитель никогда не повезет иностранца, если при нем нет сопровождающего корейца. Искать сопровождающего не надо: к прибывающим в Пхеньян гражданам иных государств по-прежнему обязательно приставляют гида. О цене договорились заранее – $4 вся поездка. Пока ехали, рассуждали о корейской кухне, и я заикнулся, что очень люблю осьминогов. Водитель, явно довольный платой за проезд, остановился около одной из палаток и купил для меня в подарок пластиковый контейнер маринованных осьминогов за 4000 вон. Теперь послабления, позволившие заметно улучшить положение с продовольствием по сравнению с 90-ми годами, отменяются. Местная пропаганда стремится убедить читателей, что ситуация в экономике нормализована и созданы «материальные условия для искоренения инфляции».

ЕДЫ ХВАТИТ

Необходимость перемен северокорейская власть впервые ощутила после развала социалистической системы. Многие заводы КНДР были вплетены в эту систему и строились с помощью СССР и других «братских» стран, чтобы производить детали машин и механизмов под заказ. Но в начале 90-х заказы прекратились, заводы встали, оказавшись бесполезными. А на переделку производства средств не оказалось. На этом напасти не кончились – после смерти первого вождя Ким Ир Сена на страну обрушились сменявшие друг друга засухи и наводнения, а политический климат вокруг КНДР стал невыносимым для нового лидера страны Ким Чен Ира. В Южной Корее, США и других странах рассчитывали, что он не продержится и двух лет, все в стране рухнет и колыбели идей «чучхе» не станет. Но режим боролся за выживание и выстоял. По оценкам южнокорейских экспертов, в 2008 г. производство продуктов питания в КНДР достигло 4,31 миллионов тонн. Это рекордный рост – на 7,5% по сравнению с годом ранее. А производство электроэнергии возросло примерно на 10%. Через совместные (прежде всего с Южной Кореей) проекты развития природных ресурсов КНДР получила сырье для легкой промышленности (главным образом, производства мыла и обуви) на $70 млн в 2007 году и $10 млн в 2008 году. Производство зерна подскочило на 300 000 тонн по сравнению с 4,31 млн тонн в 2007 г. (Рекордный урожай был в 1979 – 1980 годах – 9 млн тонн зерна).

Северной Корее требуется 5,2 млн. тонн зерна в год, урожай 2009 г. оценивается в 4,9 – 5 млн. тонн. То есть нехватка составит только 200 000 – 300 000 тонн. В 2008 г., когда стране не хватало 790 000 тонн зерна. Такой рост был достигнут в основном за счет обновления оборудования на предприятиях, международных поставок топлива для электростанций в обмен на замораживание и вывод из строя объектов в ядерном центре в Йонбене, поставок сырья из Южной Кореи, и благодаря хорошим погодным условиям. А экономические – не реформы, это было бы слишком громко сказано, а корректирующие меры стали приниматься после того, как в 1993 г. завершился семилетний срок очередного плана развития народного хозяйства, и впервые даже пхеньянское руководство было вынуждено признать, что целый ряд поставленных задач оказался невыполненным. Согласно тогдашним данным министерства Южной Кореи по делам национального объединения, в период семилетки ежегодный рост производства в КНДР составил в среднем минус 1,3%. Как ни крути, до сих пор в КНДР не достигнута цель, обещанная Ким Ир Сеном еще в 1964 году, – чтобы каждый северокореец ежедневно ел белый рис и суп с мясом, жил под черепичной крышей и носил шелковые одежды. Наоборот, с 1992 года стало нерегулярным нормированное распределение продовольствия, благодаря которому жители КНДР централизованно получали по карточкам продукты питания и предметы первой необходимости. Наоборот, они стали получать некоторые продукты сначала раз в месяц, а затем – раз в два – три месяца. С августа 1993 г. снабжение прекратилось вовсе. Об этом говорили на пресс-конференции в Сеуле перебежчики из КНДР. По их данным, за обеденным столом в провинциях порой приходилось довольствоваться лишь заваренным из кукурузной муки клейстером, в который для вкуса добавляли квашеную капусту с красным перцем. Кое-как выходили из положения, выменивая в деревнях на рис купленные в кооперативных магазинах носки, полотенца, парфюмерию.

ПЕРЕСМОТР ПЛАНОВ

В июне 1996 г. впервые в Северной Корее была разрешена фактически частная уличная торговля готовыми продуктами питания. На пхеньянских улицах и загородных дорогах я видел, как появились первые матерчатые киоски и лотки со съестным (печенье, пирожки с овощами) и сладкой водой. Благодаря им северокорейские жители могли не дожидаться скудной пайки от централизованного снабжения, а свободно поесть прямо на улице – были бы деньги. Такую торговлю разрешили вести надомным бригадам, которые раньше занимались мелким производством, но не могли торговать напрямую. Теперь такая возможность им была предоставлена. С полученной выручки надо было выплачивать 10-процентный налог. Цены у надомников были на 30 – 40% ниже, чем на рынках. С 1996 г. в стране изменилась система планирования и распределения продукции в сельскохозяйственном секторе. Раньше планы в сельском хозяйстве составлялись на основе ожиданий рекордного урожая. Теперь же за основу плана каждого хозяйства стали брать средний показатель за последние 10 лет. Перемены коснулись и прежней системы звеньевого подряда в государственных и кооперативных хозяйствах. Прежде выращенный каждым звеном урожай отдавался государству, за исключением 10 – 20% от сверхплановой продукции. С 1996 г. звенья получили уже 100% урожая, выращенного сверх плана, к тому же приближенного к конкретным реалиям. «Тихие реформы» были направлены на то, чтобы начать использовать рычаги материальной заинтересованности производителей и накормить население. Но этого оказалось недостаточно, и руководству пришлось принимать дополнительные меры.

ВАЛЮТА В СЕВЕРНОЙ КОРЕЕ

После того, как рухнула система распределения, а в магазинах покупать стало нечего, развалилась вся финансовая система страны. В 2001 г. на пятой сессии 10-го созыва Верховного народного собрания были утверждены «Меры по совершенствованию и усилению экономического управления в соответствии с насущными требованиями социалистического общества», которые начали реализовывать с 1 июля 2002 года. Меры предусматривали резкую девальвацию воны, выпуск новых банкнот и облигаций. В августе 2002 г. Северная Корея подняла официальный курс доллара с 2,15 вон до 150 вон, учитывая, что на черном рынке доллар стоил 200 вон. То есть курс стал более реалистичным, чем раньше. Одновременно были подняты цены и заработная плата. Причем, если курс доллара вырос в 75 раз, то зарплата – примерно в 20 раз. Но «черный» курс доллара также резко вырос. В феврале 2002 года – 220 вон, через год уже 670 вон, а в июне 2003 года уже 920 вон, дальше – больше. В начале этого года за доллар США на черном рынке давали до 4000 вон, то есть размер месячной зарплаты рабочего. Обращение денег в КНДР действует по следующей схеме: центральный банк выдает деньги организациям и компаниям, те выплачивают зарплату и пенсии населению, деньги населения поступают через торговлю в государственные магазины, откуда снова сдаются в центральный банк. После того, как в стране появились частные торговцы, схема перестала работать. У людей, которых условно можно было бы назвать предпринимателями, стали скапливаться деньги. Которые они не спешили нести в госбанк. В 2003 г., с мая по ноябрь, правительство КНДР выпустило облигации госзайма, чтобы инвестировать свободные средства в экономику. Как отмечала газета «Нодон синмун» 30 марта 2003 г., «правительственный заем направлен на получение необходимых фондов для модернизации народного хозяйства и стимулирования производства в соответствии с требованием эры промышленности, ориентированной на современные информационные технологии». Покупка большого числа облигаций рассматривалась как проявление патриотизма ради построения «могучей державы». Облигации беспроцентные, и выгоду от них можно было получить, только если номер бумаги выигрывал в специальной лотерее. Помимо изъятия «лишних» денег у населения, выпуск облигаций преследовал и еще одну цель – сдержать инфляцию, которая в год составляла несколько сотен процентов. Гиперинфляция стала возможна лишь с отходом от жестких принципов государственного ценообразования. С начала ценовой «реформы» в 2002 году цены на зерно, топливо, электричество, транспорт, а заодно и стоимость аренды жилья выросли в Северной Корее в десятки и даже сотни раз. Если ранее расчет цены на рис основывался на затратах на его производство, то с реформой к тому же стали учитывать цены на мировом рынке и спрос, хотя ценообразование все равно осталось под контролем правительства. Правда, некоторые предприятия получили возможность сами устанавливать цены на продукцию по стандартам, принятым властями. В июне 2002 г. килограмм риса стоил на рынке 47 вон, к маю 2003 года – уже 230 вон.

Существенные изменения коснулись крестьянских рынков или «чанмадан», как их называют корейцы. Они были учреждены в августе 1958 г. на замену традиционным рынкам для продажи излишков сельхозпродукции. В 2003 г. действовало около 1000 рынков, включая временные. Фактически, в каждом районе Пхеньяна был свой рынок, и помимо продуктов питания на них стали продавать промтовары, даже телевизоры и холодильники. Существование рынков не афишируют, поскольку иностранцы злопыхательски усматривают в них форму капиталистической торговли. В Северной Корее рынок всегда называли временной формой торговли на пути к «полной победе социализма». Вот объяснение из 11-го номера журнала «Вольган чогук» за 2004 год: «Существование крестьянских рынков связано с тем, что государство не может в полной мере обеспечить производство товаров, необходимых для жизни народа. В таких условиях, хотя это и отсталая форма торговли, использование в стране рынков мобилизует дополнительные источники продукции, удовлетворяет потребности жителей городов и рабочих районов, расширяет приток денег». Журнал, издаваемый в Токио пропхеньянской организацией корейцев, признает, что государство в 90-е годы оказалось неспособным снабжать население товарами первой необходимости, и эту задачу стали решать через крестьянские рынки: «В таких условиях использование людьми рынков стало для них жизненной необходимостью. Рациональное использование и стимулирование рыночной торговли в стране – это не стимулирование капиталистической рыночной экономики, а государственная мера, направленная на удовлетворение потребностей народа в сложных условиях невозможности оживить экономику». Предприятия смогли реализовывать на рынках товары, произведенные сверх плана, но по цене несколько ниже рыночной, чтобы удерживать рост цен. И это, как подчеркивал журнал, «показывает народный и социалистический характер нашего рынка». «Рациональное использование рынка в управлении экономикой и народной жизни немыслимо без социалистических принципов», – утверждал «Вольган чогук». Образцовый рынок нового типа был построен на проспекте Тхониль (Объединение) в пхеньянском районе Раннан. Он похож на ангар площадью почти 7 000 квадратных метров. Продавцов – полторы тысячи человек, все женщины. Они платят государству за торговое место и налог с дохода. Цены на товары повседневного спроса определяются не произвольно, а в соответствии с потолком цен, установленным на рынке. Временные точки торговли – также одна из форм снабжения населения. В зимнее время в Пхеньяне открываются около 140 точек-палаток для продажи печеного батата. Цены установлены единые: за 500 г бататов 50 вон, за 100 г каштанов 60 вон. Норма продажи – 300 кг в день на киоск. Каждому покупателю отпускают в руки только по одному пакету. Все это вполне съедобно, даже вкусно.

Перемены в экономике Северной Корее были налицо, но они не имели, как в Китае, кардинального и системного характера, не подкреплялись соответствующим политическим курсом и новшествами в идеологии. Внезапная конфискационная денежная реформа подтвердила, что власть действительно видела в них временную уступку. Линия на сохранение социалистической собственности на средства производства осталась неизменной, централизация и планирование по-прежнему жестки, хотя более приближены к действительности. Что теперь ждет северных корейцев? Служащие и рабочие госструктур и предприятий за счет деноминации получили увеличение своих зарплат в сто раз, так как, несмотря на сокращение двух нолей на банкнотах, суммы месячного жалования осталась прежними. Если раньше рабочий получал 4 000 – 5 000 вон старыми деньгами, теперь он будет получать 4 000 – 5 000 новыми. Возможно, так власти не только задумали снизить недовольство обменом денег, но и предусмотрели дальнейшую инфляцию на первое время. Главное, как считают в Пхеньяне, вытянуть неконтролируемые средства у населения и вложить их в работу простаивающих производств. Нынешние меры предусматривают и новые цены. Они установлены на том же уровне, что в июле 2002 года, то есть до начала либерализации экономики. Согласно официальным разъяснениям, цены будут изменяться в зависимости от спроса и потребления, но ожидается, что рыночные цены должны упасть до уровня, который держался до 1 июля 2002 г. Но каким же образом? Видимо, просто по приказу! Тем более, что рыночная торговля в соответствии с новейшими решениями постепенно должна быть свернута. Новые меры коснулись и хождения в стране иностранной валюты. Отныне платить долларами или евро будет запрещено даже иностранцам, валюту нужно будет обменять на северокорейские воны. И еще одна любопытная деталь: на новых банкнотах КНДР 50 и 10 вон проставлены даты прошлых лет, а также монеты в 1 вону и 50 чон маркированы 2002 г., а остальные банкноты и монеты – 2008 г.. Получается, что деньги были отпечатаны уже давно, но власти по каким-то причинам не решались начать реформу и выбирали лишь удобное время. Северокорейский режим надеется сохранить себя в первозданном виде: и от социализма не отступить, и при этом не повторить опыта Советского Союза. Хотя характер нынешних реформ напоминает именно этот печальный опыт.