Мистика и энергетика | Враги народа | Первые ЭВМ | Экономисты, которые ничего не считали
Мнение о том, что мы слишком зависим от Запада, широко распространено. Где-то я прочел, что в 70% отечественной военной техники стоят импортные компоненты. Вот и Максим Мошков в интервью «Часкору» доказывает, что нашему государству следует всерьез озаботиться собственным производством продуктов высоких технологий. Но как быть с международным разделением труда? Известно, что практически все потребительские новинки производятся в Китае и на Тайване. Разве не глупо стремиться делать «свое», когда там все налажено до автоматизма?
Однако все не так просто. Вон, Intel, не испугавшись кризиса, достроила в китайской провинции Далянь фабрику Fab 68 по производству вроде бы вполне передовых чипсетов, но лишь по уже несколько устаревшей 65-нанометровой технологии. Остальные фабрики Intel преимущественно находятся в политически безопасной зоне: около десятка – в США, четыре – в Израиле и штуки три – в Ирландии.
Китай же все подгребает под себя: он запустил спутники в космос, давно делает свою навигационную систему, выходит в первые строчки рейтинга суперкомпьютеров. И есть основания полагать, что через десять лет мир хайтека будет выглядеть совсем иначе. Кто в середине девяностых в здравом уме мог бы предположить, что через десять лет выпуск ноутбуков IBM перейдет к китайской компании («желтую сборку» помните)?
В начале развития информационных технологий, в конце 1940-х годов, все, конечно, выглядело совсем иначе, и вопроса «делать ли самим или не делать», не стояло вообще. Сам факт существования ЭНИАКа долго скрывался, не говоря уже о подробностях его устройства. Но идея цифровой вычислительной машины висела в воздухе: будущий лидер отечественного «компьютеростроения» Сергей Алексеевич Лебедев обдумывал этот вопрос еще до войны. В 1947 году М. А. Лаврентьев, тогда вице-президент АН Украины, сделал доклад о цифровых вычислительных машинах на общем собрании АН СССР. Говорят, в 1948 году Лаврентьев даже написал письмо Сталину, в котором рассказал о ЦВМ и их перспективах (хотя сам он никогда не подтверждал этого). Лаврентьева и считают крестным отцом отечественной компьютерной отрасли.
На сайте ФГУП ИТМиВТ написано, что «разрабатывались два варианта ЭВМ: один в Академии наук (ИТМиВТ), а второй – в министерстве машиностроения и приборостроения». Речь идет о БЭСМ-1 и «Стреле», которые и в самом деле стали первыми образчиками отечественных ЭВМ (если не считать экспериментальной МЭСМ в Киеве). Но была еще одна инициатива «снизу», которая не совсем вписалась в официальную историю советской вычислительной техники, и о ней вспоминают реже других.
Биография член-корреспондента АН СССР Исаака Семеновича Брука (1902–1974) удивительнейшим образом связана с биографией Сергея Алексеевича Лебедева. У них почти совпадают дни рождения, они и умерли в одно время: Брук пережил своего коллегу всего на три месяца. Но почти мистическими совпадениями сходство их судеб не исчерпывается: они окончили один институт (МВТУ), оба начинали научную деятельность в области электроэнергетики. После окончания МВТУ в 1925 году Брук, как и Лебедев, оказался в самом разгаре реализации плана ГОЭЛРО. Он участвовал в разработке и внедрении новых асинхронных электродвигателей, занимался устойчивостью энергосистем, как и Лебедев, и расчетами режимов работы мощных энергетических устройств. В 1939 году И. С. Брук построил механическую аналоговую вычислительную машину для исследований в области энергетики. Машина, умевшая решать системы дифференциальных уравнений до 6-го порядка, поражала воображение: одних зубчатых колес в ней было порядка тысячи. Подобных машин даже в США и Англии было всего по штуке. Она так впечатлила советских академиков, что Брука в том же году выбрали в член-корреспонденты АН СССР. В 1946 году Лебедев построит первую в СССР электронную аналоговую машину. Лебедев и Брук даже выдвигались в действительные члены Академии Наук в 1953 году на одно и то же место, что оказалось роковым для самолюбивого Брука: в академики его так никогда и не выбрали. С тех пор он рассорился с рядом ученых, включая заведующего математической частью атомного проекта С. Л. Соболева (о последствиях я уже рассказывал). Но характеры у них были очень разные. Обстоятельный Лебедев шел к своим МЭСМ и БЭСМ много лет. Понимая, что противников у ЦВМ будет достаточно, он заручился поддержкой «сверху» в лице академиков Лаврентьева, Дородницина, Гнеденко и других. Построение экспериментальной МЭСМ в Киеве, хотя и начиналось в осторожно-инициативном порядке, было согласовано во всех инстанциях, вплоть до Президиума АН СССР, а БЭСМ в Москве – и на уровне правительства. Совершенно иначе вел себя Исаак Семенович. Для него построение ЭВМ было увлекательной научной задачей. Он сознательно не связывал себя правительственными постановлениями, предпочитая иметь определенную свободу.
К 1948 году И. С. Брук был заслуженным ученым, членом Артиллерийской академии, заведующим лабораторией электросистем в ЭНИНе (Энергетическом институте АН СССР). В этом году Брук вместе с сыном «врага народа», молодым инженером из знаменитого ЦНИИ-108 Баширом Искандаровичем Рамеевым, разработал проект «Автоматическая цифровая вычислительная машина». В декабре они получили первое в СССР авторское свидетельство на изобретение ЭВМ (вот здесь приведено описание). В 1949 году Рамеева неожиданно призвали в армию, откуда он по разнарядке попал в СКБ-245 – к конкурентам и Лебедева и Брука. Брук остался без единственного исполнителя. Он недооценил сложности создания ЭВМ. И тем удивительнее, что у него в конце концов все получилось: без поддержки «сверху», силами малого коллектива из вчерашних студентов. Брук поступил весьма рискованно: он попросил МЭИ направлять к нему молодых специалистов, по каким-то причинам не попадавшим в секретные «ящики». Специалисты в то время были нарасхват, и лишь пятно в биографии могло обеспечить их направление в никому особо не известную лабораторию, не имевшую влиятельных покровителей. Но это сработало. Так у Брука оказался будущий член-корреспондент АН СССР Н. Я. Матюхин (как и Рамеев, сын «врага народа») и его будущая жена Т. М. Александриди. Еще более известный ныне М. А. Карцев устроился совместителем, будучи студентом 3-го курса МЭИ. Ю. В. Рогачев, который не имел специального образования, пришел просто с улицы, увидев табличку «Лаборатория электросистем». Так, с бору по сосенке, Брук набрал восемь молодых инженеров и техников, готовых сгореть на работе.
М-1 начали проектировать в 1950 году. Удивительно, но уже к осени 1951 года она была построена – силами вот этих восьми сотрудников, которые сами и выводили теорию, и чертили схемы, и паяли готовые конструкции. Для изготовления конструкций заказы размещались на более чем десятке производств, и сотрудники были вынуждены еще и курировать правильность их выполнения. Карцев с Матюхиным работали по 16–18 часов в сутки. Для машины М-1 не сохранилось акта о приемке в эксплуатацию – возможно, его и не было – и разные источники называют разные даты, когда М-1 окончательно заработала: декабрь 1951 года, январь и весна 1952 года. Но М-1 в любом случае была первой работающей ЭВМ в Москве (и второй в СССР после МЭСМ, запущенной в Киеве в декабре). М-1, в отличие от «Стрелы» и БЭСМ, была малой вычислительной машиной. Ее быстродействие (20 операций в секунду) было на два порядка меньше, чем у БЭСМ; в 1955 году модернизированная БЭСМ оказалась самой быстродействующей ЭВМ в Европе. М-1 была одной из первых в мире машин с хранимой в памяти программой. Опережая время, разработчики применили в ней полупроводниковые диоды (немецкие, из полученных в порядке послевоенных репараций) и специально разработанный магнитный барабан для хранения данных. М-1 вызвала большой интерес в «верхах», еще в глаза не видевших ЭВМ. В лабораторию Брука зачастили любопытствующие комиссии, включая президента академии наук А. Н. Несмеянова. С. Л. Соболев привлек М-1 к работе над атомным проектом. Архитектура и многие схемные решения М-1 были приняты в дальнейшем за основу при разработке серийных машин «Минск», «Раздан» и др. Брук сразу же, в апреле 1952 года, начал работу над второй машиной М-2, имевшей уже более солидные характеристики (2000 операций в секунду, как и «Стрела» и БЭСМ), причем практически теми же силами и опять без утвержденного госзаказа. Руководителем разработки он назначил Карцева. М-2 была построена в рекордно короткие сроки и полностью заработала в 1953 году, практически одновременно со «Стрелой» и БЭСМ. М-2 не выпускали серийно, но этот экземпляр проработал 15 лет. Фирменным качеством учеников Брука Карцева и Матюхина стало умение делать все в кратчайшие сроки (избегая макетирования, экспериментальных и опытных образцов) и при этом достигать высокой надежности. В 1956 году генеральный конструктор средств ПВО Г В. Кисунько ознакомился с изделиями ИТМиВТ и пришел в ужас от качества изготовления. У учеников Брука такого никогда не было. Н. Я. Матюхин специально занимался «безотказными» машинными комплексами, а конструкция Карцева М4-2М для комплексов ПВО вошла в историю, как одна из самых надежных советских машин – наработка на отказ составляла сотни часов, опережая многие западные модели. Брук совершенно не умел рекламировать собственные разработки и их значимость и предпочитал сначала что-то сделать, а потом уже показывать – отсюда и нелюбовь к правительственным планам и постановлениям. Наряду с халтурой в работе, не терпел он и стремление к внешним признакам успеха (у других). В результате многим его сотрудникам пришлось уйти, чтобы защитить диссертации.
В 1958 году на базе лаборатории Брука был организован Институт электронных управляющих машин (ИНЭУМ АН СССР) и Брук стал первым его директором. Он выдвинул идею использования малых ЭВМ в качестве управляющих машин: не только для сложных научных и технических расчетов, но и для управления технологическими и экономическими процессами. После его доклада на сессии Академии наук СССР в 1956 году лаборатории компьютерного управления стали создавать по всей стране. Инициативы А. И. Китова и В. М. Глушкова по глобальному управлению государством, о которых я рассказывал ранее, были развитием идей Брука. Брук гораздо раньше Глушкова осознал главное качество советских экономистов: они «ничего не считали». По словам В.Д. Белкина (ныне – главный научный сотрудник ЦЭМИ РАН), Брук говорил, что «система управления, которую создала партия, представляет систему быстрого реагирования, но ее недостаток в отсутствии обратной связи». Это уже была серьезная крамола. Брук был горячим сторонником экономической реформы, привечал опальных экономистов из школы Канторовича, открыл в ИНЭУМе направление, связанное с применением математических методов и вычислительной техники для решения экономических задач. В конце 1950-х годов ИНЭУМ вывели из состава АН СССР и передали в созданный тогда Госэкономсовет при Госплане СССР. Критическое отношение Брука к мнению любого уровня, если оно казалось ему фальшивым и поверхностным, в сочетании с редким остроумием, создало ему соответствующий имидж. Белкин рассказывает, что на одном из горячих обсуждений ценовой политики председатель Госплана П. Ф. Ломако, «этот последний чиновник сталинского пошиба», сказал Бруку: «Вы попали в ведение Госплана, и вам дорого обойдется этот бунт». Он и обошелся дорого: в 1964 году Брука «ушли» на пенсию. Он не успел поучаствовать во всеобщей переориентации на IBM/360, но отношение его к этому мероприятию было вполне однозначным: «
». В 1974 году Исаака Семеновича Брука не стало. Но его деятельность и достижения его учеников вполне могли бы послужить образцом того, как можно делать самые передовые и качественные вещи даже среди моря халтуры. Тем более сейчас, когда есть и нужные стимулы, и отношение к собственной работе несколько поменялось, делать что-то реальное на пресловутом «мировом уровне» – вполне достижимая цель.
