NEF считает, что 21-часовая рабочая неделя – средство побороть множество экономических и социальных болезней, от безработицы до неравенства полов. Впрочем, эти выкладки о сокращении рабочего времени – не столько исследование, сколько манифест (как и другие доклады NEF, вроде мирового индекса счастьяили доказательства, что финансисты вредны для экономики).
Slon.ru выяснил, насколько реалистичны провокационные идеи британцев.
УНИЧТОЖИТЬ ТРУДОГОЛИКОВ
Если ограничить рабочую неделю 21 часом (вместо 40 часов, принятых в большинстве стран), никто не останется внакладе, пишут авторы доклада.
Дети будут довольны, родители здоровы, эмиссия парниковых газов сократится, и люди станут проводить больше времени дома, с друзьями или соседями. Общество начнет уважать «немонетизируемые» услуги вроде мытья посуды или мелкого ремонта, которые члены семьи оказывают друг другу дома. Неравенство между мужчинами женщинами сгладится.
И, главное, доходы, достающиеся сейчас тем работникам, кто до последнего держится за свое место, будут перераспределены в пользу аутсайдеров, долго сидящих без работы. Так будет снижена безработица и уменьшено социальное неравенство.
ЛОЗУНГ РЕЦЕССИИ
В предложении урезать рабочую неделю я не вижу большого смысла: в долгосрочной перспективе уменьшение рабочего времени приводит к падению объема выпуска. Все идеи об укороченной рабочей неделе неявно подразумевают конечное количество работы в экономике. Они исподволь говорят: «давайте распределим тот объем работы, что есть, между имеющимися у нас людьми». Эта идея – о фиксированном объеме работы – имеет под собой не много оснований. Если вы увеличиваете спрос, то занятость растет и без уменьшения рабочих часов. Если бы количество работы в экономике было бы фиксировано, то мы бы не наблюдали роста ВВП.
Предлагаемое решение проблемы безработицы – это не увеличение экономического роста, а его полная остановка. Особенно это предложение странно для стран бывшего СССР и Восточной Европы, которые отстают от развитых стран по объему [подушевого] ВВП. Идея передела фиксированного количества работы между членами общества – это фактически признание того факта, что в обозримом будущем ВВП останется прежним. В общем, представляется, что есть способы и получше уменьшить безработицу.
Интересный вопрос – совместима ли деятельность, не наносящая ущерба окружающей среде, с экономическим ростом. Долгое время считалось, что нельзя одновременно иметь и экономический рост, и здоровую экологию. Эта дилемма особо остро стоит перед развивающимися странами: им надо понять, как развиваться, не навредив своей окружающей среде. Многие в этих странах воспринимают защиту окружающей среды как роскошь для богатеньких стран. Но нет основания полагать, что эти задачи несовместимы: те, кто так думает, просто используют парадигмы из прошлого. Можно иметь экономический рост, который будет базироваться и поддерживаться заботой об экологии и порождать занятость. Те, кто считают, что «зеленые» технологии будут мотором восстановления экономики после этого кризиса, полагают именно так.
Есть международный опыт: французы вполне успешно урезали у себя рабочую неделю до 35 часов. Но это скорее было не формой борьбы с безработицей, а формой чуть более равномерного распределения уже имеющегося богатства в обществе. Но это спорный подход: ведь возможно, есть смысл произвести дополнительное богатство и распределять уже его?
Подобные исследования всегда возникают на волне кризисов: прошлые публикации об этом были в начале 1990-х, а до этого – во время экономической рецессии в 1980-х. Затем они уходят из повестки дня до следующего экономического спада.
Во время спада в начале 1990-х экономист из Гарварда Джульет Шор написала книгу «Заработавшийся американец» – она, как и NEF сейчас, утверждала, что рядовой американец, загнанный в ловушку кредита, работает без отдыха, потребляя все больше и больше.
Чтобы жить не хуже, чем в 1948 г., сейчас можно работать и вдвое меньше, но американцы предпочитали увеличивать потребление, а не продолжительность отдыха – потому что работодатели охотней увеличивали зарплату, чем соглашались на сокращенный рабочий день.
Мечта работать поменьше расцвела и во время нынешнего кризиса, когда в бестселлерах ходит книга Тима Ферриса «4-часовая рабочая неделя». В книге и в блоге Феррис рассказывает, как работать только полдня в понедельник и отдать свою жизнь на аутсорсинг индийским помощникам. И пугает читателя статистикой: 63% американцев работают больше 40 часов в неделю, а 40% – больше 50 часов; менеджеры работают на 1 месяц в году больше, чем в 1970 г., а средние американцы – на 2 месяца (если смотреть на число отработанных ими часов).
7 ЧАСОВ НА ОТДЫХ
Большинство экономистов скептически воспринимают эти расчеты и говорят, что рабочая неделя и так неуклонно уменьшается уже вторую сотню лет. Нобелевский лауреат Роберт Фогель рассчитал: в 1880 году работающий глава семейства в США отдыхал в среднем 1,8 часа в день, не считая 8-часового сна (в XIX веке рабочая неделя составляла 60–70 часов), а в 1995 г. – уже 4,7 часов.
5-дневную рабочую неделю впервые ввела в 1908 году прядильная фабрика в Новой Англии, чтобы не создавать конфликтов между работниками-христианами и иудеями, пишет исследователь Витольд Рыбчинский. В 1926 году идею подхватил Генри Форд, хотя официально в США пятидневку ввели лишь в 1940 году.
Особенно быстро сокращалось рабочее время в Европе после Второй мировой. К 1987 г. немцы стали работать на 30% меньше, чем в 1950 г., датчане – на 29% меньше, французы – на 17%. Сокращается продолжительность рабочей недели и сейчас, только не так быстро (см. график).
Россия, если судить по имеющимся данным, отстает от Европы в борьбе с рабочим временем, но в целом мы в русле тех же тенденций. Для мужчин средняя рабочая неделя составляла 43 часа в 1965 г. и 40,2 часа в 2004 г., женщины работали на 3–4 часа меньше.
РАБОТЫ ВСЕ БОЛЬШЕ
Однако сторонники очень здорового отдыха видят в уменьшении рабочего времени человека глубокий макроэкономический смысл.
Экономист Джереми Рифкин заявляет: «Когда производительность растет, у вас всего два варианта: вы либо уменьшаете рабочую неделю, либо сокращаете рабочую силу. Если бы у нас была по-прежнему 70-часовая рабочая неделя, у немногих на этой планете была бы работа. Вместо того, чтобы один человек работал 70 часов, два человека могут работать 35-часовую неделю».
Это ошибка, говорит Уодсворт из Лондонской школы экономики. Люди вроде Рифкина думают, что количество работы (в человеко-часах) в мире всегда одинаково. Но на самом деле работы становится больше, даже несмотря на все технологии, машины, разделение труда и прочее, обеспечивающее рост производительности каждого человека.
К примеру, американцы в 1950 г. отработали около 122 млрд часов, а в 2008 г., несмотря на многократный рост производительности, – около 350 млрд. Годовая загрузка японцев за этот период выросла с 74 млрд часов до 192 млрд. «Количество проделанной работы» растет главным образом за счет увеличения численности населения. В Штатах оно за тот же период выросло вдвое. А трудоспособное население – еще больше (в том числе за счет мигрантов и женщин).
Однако есть в мире и исключения. У французов за счет того самого уменьшения рабочей недели «трудочасы» сократилась с 1950 г. по 2008 г. с 43 млрд в 1950 г. до 39 млрд в 2008 г. Но это никак не помешало экономике страны развиваться: ВВП рос теми же темпами, что и Штатах, а население – вдвое медленнее.
В итоге, доклад NEF сводится к тому, что американская модель вредна, более мягкая европейская – лучше. Франция по производительности в расчете на человеко-час в 2000-е годы даже опережала США, сейчас этот показатель на уровне 96% от США, в Нидерландах – равен американскому.
И еще одно достижение – Франция считается одним из лидеров в борьбе с неравенством.
Но Ирина Денисова из ЦЭФИР сомневается
Когда уменьшали рабочую неделю во Франции, это вызвало массовые выступления против. Многое зависит от того, что будет с заработными платами: если почасовая зарплата останется прежней, то люди будут получать меньше, и это вызовет раздражение. С другой стороны, за меньшее число работы по той же цене не будут согласны платить уже работодатели. Кто будет нести издержки – вот что важно.
Можно, конечно, регулировать продолжительность рабочей недели законодательно, но в любом случае люди будут иметь возможность добирать объем работы, либо находя дополнительную работу, либо работая сверхурочно. Главный вопрос – что будет с оплатой в неделю? Ведь в некоторых странах и в ряде профессий фиксируется почасовая зарплата, а в некоторых – зарплата в неделю.
Что касается того, что меньшая продолжительность рабочей недели породит большее неравенство – это спорно. Совсем не факт, что одних работников можно так легко заменить другими, есть же еще и квалификация людей. В разных отраслях длина рабочего дня – разная. Например, в секторе услуг длина меньше, потому что там издержка найма и переподготовки нового работника меньше. Напротив, в более сложных производствах затраты на обучение больше, и подготовив человека, [работодатели] стараются использовать его дольше. Издержки переподготовки существенны, так что все не так просто, как кажется.
Ситуация в России как раз демонстрирует, как во время кризиса сокращается рабочее время. Но ведь делается это отнюдь не всегда добровольно. И это порождает падение реальной зарплаты. В России работник на это вынужден идти: его переговорная сила мала, он один на один с работодателем. Насколько на это согласятся работники тех стран, где приняты коллективные переговоры с работодателем – большой вопрос. В развитых странах порой вводится сокращенная рабочая неделя, но издержки этого делятся между работником и работодателем: например, за счет того, что за неиспользованную часть рабочей недели выплачивается соответствующая доля пособия по безработице.
В последнее время в мире действительно есть тенденция сохранять рабочие места, но давать возможность учесть какие-то экономические шоки: они переходят к гибким формам, part-time работе. Это в некотором смысле то же самое, [что предлагает NEF], но в отличие от этого предложения, это не наказывает, а стимулирует работодателя к большей гибкости.
0 и в том, что урезание рабочей недели серьезно влияет на неравенство. Человек – не робот серийного производства, навыки разных работников неодинаковы, а затраты на переподготовку и обучение в процессе работы весьма высоки. Уменьшение предложения труда вызовет, наоборот, рост неравенства, если работодатель предпочтет платить больше имеющимся работникам, а не обучать новых, неопытных. Да и управлять меньшим количеством людей проще – меньше административной нагрузки, бумаг и прочего. СЧАСТЬЕ – НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ Другой козырь сторонников малых трудозатрат – исследования в области «экономики счастья». Как рассчитали экономисты Альберто Алесина, Эдвард Глезер и Брюс Сакердот на основании серии европейских опросов Eurobarometer, чем меньше люди работают, тем выше их удовлетворенность жизнью. ВВП на душу населения во Франции составляет лишь 70% от уровня США, в Нидерландах – 86%. Возможно, это разумно, говорит экономист Пол Кругман: доход меньше, но взамен можно проводить больше времени с семьей и друзьями. Хотя французы, признает Кругман, мало работают не обязательно потому, что не хотят. Безработица в стране устойчиво выше, чем в тех же Штатах. И сокращение рабочего времени проблему с безработицей не решило. Когда людей заставляют меньше работать, главный вопрос – кто будет за это платить, говорит Денисова. Профсоюзы во Франции переложили бремя на работодателей: при переходе на 35-часовую неделю зарплаты сотрудников не уменьшились. И это их счастье. Но компании, не желая нанимать дополнительную рабочую силу, стали повышать рабочую нагрузку и интенсивнее эксплуатировать работников. Уже в 2004 г. правительство под давлением предприятий фактически разрешило продлевать рабочую неделю, а Николя Саркози в 2007 г. ввел налоговые льготы для сверхурочных заработков. Попытки административно приблизить то будущее, о котором мечтает NEF, судя по всему, обречены на провал. Но это не значит, что тенденция изменится на противоположную. Люди будут отдыхать все больше. В 2040 г. свободное время американца составит, по прогнозам Роберта Фогеля, уже 7,2 часа в день, и лишь 3,8 часа (26,6 часов в неделю) он будет работать. Примерно такую же рабочую неделю – 27 часов в среднем, 33 для мужчин и 22 для женщин, – пророчат британцам к 2050 г. исследователи Университета Рокфеллера Джесси Аузубел и Арнульф Грюблер. Эту оценку они получили путем экстраполяции данных за XIX и XX век. Хотя за это придется заплатить серьезную цену, включая повышение пенсионного возраста, увеличение трудовой нагрузки на женщин и дальнейший рост числа мигрантов.
http://www.slon.ru/articles/267295/