Выступление на Гайдаровских чтениях:

Самый главный вызов нашего времени – мировой кризис, способность противостоять кризисам и устойчивость экономики. Я выбрал самую важную тему для России – роль Стабилизационного фонда в устойчивости российской экономики, а также как обеспечить устойчивость в следующем году.

В 1998 году – когда снизился уровень жизни населения и исчезли все крупные банки – долг экономистов был создать систему, которая смягчала бы зависимость от нефти. В декабре 1997 года, незадолго до кризиса, впервые была высказана идея создать стабилизационный фонд размером в $2 млрд совместно с ведущими инвестбанками. Это была идея Анатолия Чубайса.

Далее – апрель 2001 года, когда я впервые выступил в прессе с этим предложением, хотя оно уже обсуждалось. Несколькими днями позже выступил Илларионов. Кроме Гайдара я советовался с Гавриленковым, Гурвичем, Вьюгиным, Синельниковым и многими другими, которых могу сейчас забыть. А в 2002 году уже были приняты соответствующие законодательные изменения. В 2002 году я получил письмо от Гайдара, где он пишет, что в России риски создает демография. И правильнее эти деньги аккумулировать в фонде для поддержки пенсионной системы. Речь шла о том, что называется фондом будущих поколений. Мы эту задачу тоже решали, ограничив размер Резервного фонда и остатки накапливая в Фонде национального благосостояния. До кризиса в Резервный фонд и в ФНБ суммарно были зачислены средства, которые были эквиваленты $220 млрд – (на 1 марта 2009 года) это 17% ВВП. Сейчас они эквивалентны $119 млрд и 8,3% ВВП.

Мы продали бумаг на $93 млрд в пик кризиса – [это были средства] размещенные в краткосрочных облигациях казначейства США. В тот момент, когда все другие бумаги падали, они стояли и даже росли в цене. При этом напомню, что накануне меня критиковали – в том числе Счетная палата: мол, доходность низкая, посмотрите, как другие фонды размещают, фонд Сингапура вкладывает в нефтяные месторождения и т.д. Тогда считалось, что наиболее сбалансированный портфель у Норвегии: 40% в акциях и 60% в облигациях. Акции просели в кризис в среднем на 45%, а облигации – на 15%. Поскольку мы работали с очень консервативным портфелем, то мы вообще не просели.

Сейчас рынок ведет себя немного искусственно, я считаю, что мы еще не прошли все пертурбации кризиса. В мире перед кризисом было больше 50 суверенных фондов. Из них половина была создана за 5 лет до кризиса. Из 56 фондов сейчас примерно 25 нефтегазовых, еще 5 – сырьевые, остальные не связаны с сырьем. Все фонды Китая – я имею в виду не золото-валютные резервы, а специально созданные фонды – они все не сырьевые. Китай, как известно, проводит очень жесткую денежную позицию. Китай стерилизуют до 15% ВВП ежегодно. Мы в некоторые годы стерилизовали до 10–11%, и меня за это ругали. А Китай в денежной политике действует даже круче, чем учат в Чикаго. Там без компромиссов, жестко, без размышлений о том, что населению надо дать денег.

Величина фондов в ряде стран: в Китае – 7–8% ВВП, в Норвегии –110% ВВП, в ОАЭ – 340%, в Сингапуре (если брать оба фонда) – 220% ВВП. В ЕС не хватает такого фонда, и он начал создавать его в период кризиса. Улюкаев справедливо говорит, что если долговые обязательства выйдут за опасный уровень 60–120% ВВП (а в Европе многие страны уже имеют долг от 70%), то рынок долговых обязательств суверенных стран становится рискованным. Мы недавно исключили из нашего портфеля Ирландию и Испанию – мы очень консервативны. Возникает вопрос: как сохранять тогда эти ресурсы? У нас тоже много фондов не на виду – например, накопительная часть пенсионного фонда, фонд АСВ по страхованию вкладов и другие резервы. И все это требует надежного размещения.

Пенсионная система останется уязвимой, если мы не решим проблему долгосрочной стабильности пенсионной системы. Мы обсуждали с Гайдаром крупный фонд – более 60% ВВП, – пополняемый сырьевыми доходами и государственной собственностью, акциями крупных компаний [для поддержки пенсионной системы]. Я еще не обсуждал это в правительстве, но уже обсуждаю это с коллегами.

Чтобы свести бюджет с нулевым дефицитом в 2015 году при цене нефти в $85 (это $75 в текущих ценах), то нам надо снижать расходы на 20%. И последняя цифра... я посмотрел, что за 2010–2013 годы мы проведем с точки зрения консолидации бюджета. Мы с 5,9% ВВП дефицита бюджета снизимся до 2,9% ВВП. Это неплохо. Доходы за этот период снизятся на 2% ВВП. Нефтегазовый комплекс в 2009 году составлял 17% ВВП, а в 2020 году – 13% ВВП. За счет налогов мы увеличим доходы бюджета на 0,6% ВВП. Значит, чтобы компенсировать дефицит расходов и снижение доходов, нам надо сокращать расходы примерно на 5% ВВП.

В завершение скажу: то, что говорил Егор Тимурович о создании подушек для пенсионной системы, – это очень актуально.