Михаил Каменский. Искусство и модернизация

Искусство и модернизация

#LIKE-TOP#

Покупатели картин чувствуют грядущие изменения в политике и экономике не хуже банковских аналитиков

В девяностые годы прошлого века у богатых россиян появилась новая для постсоветского общества привычка – собирать. Развивались разные направления коллекционирования, но определяющим был интерес к русскому искусству, причем в первую очередь, к периоду рубежа XIX – XX вв.

На нулевые – до 2007 года – пришелся этап страстной охоты за символами новой русской буржуазности, расцвет рынка русского искусства, которое и по международным меркам становилось дорогим, а по темпам роста входило в группу лидеров, наряду с современным искусством и китайскими художниками. Цены колебались в пределах от полумиллиона до $2–4 миллионов. Но разразившийся в 2008-м кризис заметно ослабил аппетит художественных патриотов – переоцененные «академики», русский салон рубежа веков перестали быть модными. Интерес сохранился только на шедевры, только к именам, составляющим славу русской школы живописи этого периода – Репин, Левитан, Поленов даже во время шторма в мировой экономике лежат в основе аукционных коллекций мировых аукционных домов.

Не все замыкалось на России. Уже в конце 90-х годов и начале 2000-х русские коллекционеры почувствовали вкус к западноевропейской живописи, в первую очередь – импрессионистам и западноевропейским модернистам. Здравомыслящие собиратели не находили рационального объяснения механизмам ценообразования на русское, объясняя его только лишь спекулятивными причинами. В то же время западный рынок предлагал высокое качество по обоснованным ценам, при этом гарантируя подлинность вещей и юридическую чистоту сделок. Мода на модернистов и импрессионистов распространялась с высокой скоростью. Число русских собирателей прозападной ориентации росло не столько за счет прихода новых людей, сколько благодаря внутренним рокировкам – коллекционеры меняли художественные приоритеты с русских на западные, посещали крупнейшие европейские арт-ярмарки, всерьез присматривались к международным звездам современного искусства.

Менялись не только вкусы, но и жизненные ориентиры. Многие серьезные покупатели параллельно русским коллекциям собирали нерусские – за рубежом. Вешая на стены европейских или американских домов произведения искусства, они начинали собственную психологическую адаптацию, эстетически приспосабливая себя и свои семьи к жизни вне России. Национально окрашенные символы новой русской элиты уступили место своеобразному культурному евростандарту, допускавшему скромное присутствие в коллекциях русских имен при обязательном перевесе международных художественных авторитетов. И уже главным сосредоточением художественных сокровищ стал не подмосковный рублевский анклав, а Англия, Франция, Швейцария, Германия, Испания и США.

Стрелки направлений транспортных потоков двигались не столько под влиянием моды, сколько – благодаря внутриполитическим процессам в России. Сообщество российских собирателей до недавнего времени можно было разделить на два условных лагеря. Те, кто шел в русле модернизационных манифестов Дмитрия Медведева, склонялись к покупке русского авангарда, западноевропейского и современного искусства. Тем, кому духовно ближе казались принципы экономической политики Владимира Путина, милее оставалось русское реалистическое искусства XIX – начала XX веков. Коллекции наилучшим образом маркировали мировоззрение и жизненные планы собственника. Период президентского правления Медведева запомнится расцветом галерей современного искусства, многочисленными декларациями о проектах создания частных музеев современного искусства, основанных на принципах частно-государственного партнерства, ростом престижа государственных и частных премий за достижения в сфере современного искусства.

Когда же стало ясно, что второго срока у Медведева может и не быть, и что экономический кризис затягивается, тренд собирать западноевропейское и современное искусство в России значительно ослаб. Приверженцы этих направлений стали постепенно уходить с внутреннего рынка, географически перемещаясь на Запад. Тенденция стала нарастать по мере того, как становилась ясной предопределенность сценария «тандем». Пик художественно-чемоданных настроений пришелся на конец 2010 – первую половину 2011, прекрасным образом продемонстрировав гораздо большую зависимость художественного рынка от политической конъюнктуры, по сравнению с экономической. Часть управленческой и предпринимательской элиты, склонной к либерализации и общественному эксперименту, больше симпатизировала модернистскому направлению в искусстве. Когда же выяснилось, что тандем был лишь условностью, изысканным камуфляжем заранее согласованного сценария, то элита проголосовала кошельками, существенно сократив свое присутствие на внутреннем художественном рынке России. Из этого следует три предположения:

1. В России мода собирать современное искусство была мотивирована желанием продемонстрировать окружающим свою склонность и готовность к модернизации.
2. Если связь между политическими реформами и эстетическими предпочтениями существенна, то можно говорить о том, что падение рынка современного искусства в России означает потерю веры части элиты в оптимистический сценарий развития страны.
3. Если испытываемый нами взрыв политической активности приведет, в конечном счете, к либерализации и улучшению инвестиционного климата, это незамедлительно скажется на художественном рынке современного искусства и географическом присутствии значимых художественных собраний на территории России. Если инвестиционная привлекательность нашей страны будет нарастать вне процессов экономической и политической либерализации, художественный рынок продолжит свое развитие за счет иных ресурсов.