У современного книжного «листинга» есть первоисточник – 3-я глава романа Гюисманса «Наоборот», в которой герой книги дез Эссент методично протоколирует свою любовь к неклассической латыни, составляя первый в новейшей истории список «другой» (необычной, неканонической) литературы: Лукан, Петроний, Апулей, Аммиан Марцеллин, Макробий... У меня нет какой-то особенной привязанности к жанру «нон-фикшн», мне, скорее, ближе то, что в англоязычном мире называется literary non-fiction, что можно перевести как «хорошо написанная нехудожественная литература». Итак, вот мой «список»:
| Reborn Susan Sontag «Заново рожденная» – дневники и записные книжки главной нью-йоркской интеллектуалки последней четверти ХХ века. Пока издан (ее сыном Дэвидом Рифом) первый том, в апреле 2012-го выйдет второй. История становления личности (13-летняя Зонтаг «с улицы» напросилась на встречу с Томасом Манном и провела с ним в разговорах целый день в его особняке в Санта-Монике), открытие в себе необычной сексуальности (очень откровенные описания лесбо-вечеринок в 1940-х в Сан-Франциско) – все вместе производит впечатление какого-то странного и завораживающего откровения. |
| Грамматика множества Паоло Вирно Hе про грамматику и не про математику, а про новый социальный порядок: на смену разного рода идентичностям (классы, нации, профессии) приходят «множества» – собирающиеся и распадающиеся совокупности людей, образов, языков. Примеры множеств: биеннале современного искусства, футбольные клубы, фейсбук-френды, мигрирующие анархистские активисты, да практически все сегодняшние сообщества. |
| Теория партизана Карл Шмитт Неглавный труд главного юриста 3-го Рейха, выдающегося политического мыслителя ХХ века. Основной тезис – «Партизан воюет нерегулярным образом», т.е. у партизана нет идентичности днем он простой крестьянин, а ночью – диверсант. Партизан разрушает классическое понятие «войны» как противостояния сил по обе стороны «линии» фронта. Шмитт видел (еще в середине прошлого века) в партизане главную фигуру будущих глобальных конфликтов – и оказался прав. |
| Проект «Пассажи» Вальтер Беньямин Огромный компендиум цитат из разных источников, все вертится вокруг одного сюжета: универсальный магазин («пассаж») – главный образ и порождающая модель «буржуазности» со всеми ее атрибутами (мода, зрелища, товарный фетишизм и т.п.). |
| О революции Ханна Арендт Блестящий трактат ученицы Хайдеггера и Ясперса о главном понятии эпохи «модерна». Основная мысль: революция – это не освобождение (не «свобода от...»), а событие, впервые в новое время создающее территорию свободы как «свободы в...». Итогом революции является res publica (публичная, общая «вещь»), «на» которой (или: «в» которой) проявляется политическое измерение нашей жизни. |
| Семьдесят минуло Эрнст Юнгер Поздние дневники великого немецкого старца. Чистое удовольствие от чтения: «Рим, 3 апреля 1968 года. В автобусе. Молодая итальянка, стоя, читала Петрарку; одной рукой она держалась за поручни, а в другой у нее была книга. Читательница, каких желают себе поэты: когда автобус останавливался, она нежными пальцами отбивала такт по спинке сидения». |
| Стамбул: город воспоминаний Может быть, не самая яркая, но уж точно самая меланхоличная книга нобелиата. История про то, как время переводит физический мир в мир духов и образов. |
| Империя Майкл Хардт, Антонио Негри Главная книга о том, как организован глобальный мир, мир без центра и периферии. Глобализму тут противопоставлен не антиглобализм, а альтер- (другой) глобализм: глобализм множеств, «сетей» и ускользаний от принуждения к идентичности, т.е. бегства от равенства самому себе, того равенства, которое и является главным условием любого господства. |
| Дневники Михаил Пришвин Оказывается, этот «природовед» мог в 1932 году написать такое: «Нигилизм выдумал барин, и nihil в этом понимании являет собой скорее фокус аскетизма, чем действительное ничто. Истинное же, воплощенное в быт ничто, страшное и последнее «ни хуя» живет в улыбающемся оскале русского народа». |
| Кочерга Витгенштейна Дэвид Эдмондс, Джон Айдиноу «Кочерга Витгенштейна» – история одного спора между Поппером и Витгенштейном, во время которого последний использовал в качестве аргумента кочергу, что показалось кембриджским участникам философской вечеринки слишком уж экстравагантным приемом дискуссии. Очень яркая книга, прочтя которую вы вряд ли поймете философию Витгенштейна, зато не исключено, что она подтолкнет вас к пониманию того, что такое настоящий философский жест. |
