Иллюстрация: фрагмент плаката А, Радакова
Две тактики равно преступны по отношению к тяжелому больному. Делать вид, что он здоров. И ставить неточный диагноз. Первый путь избирает «ЕдРо»; последний съезд похож был на камлание шаманов, поднимающих мертвое тело. Бубны, там-тамы, невроз. А по второму пути уныло бредет оппозиция; бредет и бормочет под нос: вся Россия – раковая опухоль, надо срочно оперировать/травить/облучать. И удивляется, что слушать это бормотание никто не хочет. Потому что заболевший гепатитом в острой форме не интересуется проблемой онкологии. Особенно если ему обещают: сейчас как следует заточим скальпели, хирургической пилой распилим клетку. Покинув пределы медицинской метафоры, посмотрим окрест себя; что увидим? Страну нулевых, добровольно заключившую сделку – перекрестную, всех со всеми. Бизнес, осмелевший в дорогих кафе, сам себя призывает: «Валить!», – но запросто готов участвовать в распильных схемах. Так называемый «простой народ» согласился мирно зубоскалить, платя ордынской силе обезличенный ярлык размером в 13 процентов зарплаты и ни во что не мешаясь. Начальство, именующее себя элитой, не лезет в личную жизнь гражданина и даже поощряет мягкое фрондерство, лишь бы править в собственную пользу. В таких условиях гражданские, мирные, созидательные революции не происходят; в таких условиях возможны лишь стагнация – и бунт. То есть, возвращаясь к медицине, усыпляющая терапия, которая окончится нехорошо, но не сейчас. И ампутация, далекая от нейрохирургии. Которая произойдет необычайно быстро, но будет очень больно. Другой вопрос, что на всех обозначенных уровнях система уже перегрета, замыкание еще не произошло, но опасное потрескивание – слышно. После растерянной порки Прохорова, которая была так не похожа на хладнокровное уничтожение Ходорковского, сверхлояльный бизнес внутренне напрягся; после двусмысленного вылета Кудрина и еще более двусмысленного комментария Путина резко возросло давление в номенклатуре; так называемый «простой народ» в последние месяцы стал раздраженней и подчас – озлобленней. В чем я убеждаюсь, постоянно наезжая в регионы; раньше дело ограничивалось полуравнодушным трепом по адресу верховной власти, сегодня водитель начинает с вежливой проверки, можно ли с тобой пооткровенней, потом прореживает свой монолог про безобразия вставными «нах» и «бдь», а под конец извергается матом. Если стране суждено провалиться в новую финансовую пропасть, за которой последует политический клинч, это случится не по нашей воле и почти без нашего участия, с выплеском таких эмоций, от которых демократы ошалеют. Если же – что вероятней – система, созданная в нулевые, еще продержится благодаря застойной подморозке, то нам предстоит не борьба, не битва на придуманной условной баррикаде, а скучноватая и долгая работа по созданию такой неинтересной вещи, как общественные институты. Которые способны действовать помимо власти. Потому что 23 сентября 2011 года в шаманическом порыве эта власть переиначила вопрос из «Покаяния»: «Зачем дорога, если она не ведет к краху?» И неизбежно, но небыстро, придет к тому же, чем закончилась эпоха душки Брежнева. А когда все снова полетит в тартарары, институты продолжат работать. Чего – за неимением последних – не случилось двадцать лет назад, в далеком и великом 1991-м. Словом, назначается гомеопатия. Которая поможет только тем, кто будет принимать лекарственные шарики в одно и то же время, с тупой немецкой пунктуальностью. За тридцать минут до еды.